- Ну, что ты, государь, - сразу дал задний ход Ардатов. - Это я со слов молодцов генерала Тимофеева рассказываю.

Граф очень не хотел, чтобы Николай знал об его непосредственном участии в вылазке из Севастополя, во время сражения при Инкермане. Тот категорически запретил Михаилу Павловичу находиться в передних рядах пехоты. Увлекшись, он приоткрыл завесу над правдой и сильно жалел об этом, так как очень уважал своего императора.

- Так что, если мы их нынешнюю армию в Крыму переколотим, то господа союзники не скоро свою вторую соберут - убежденно говорил Ардатов.

- Пока только они нас колотят, - горестно констатировал Николай.

- Неправда твоя, государь! - решительно возразил Михаил Павлович - и мы их бьем, да еще как бьем! Не знаю, как было при Альме, а то, что творилось под Балаклавой и Инкерманом, я своими глазами видел. И потому внукам своим расскажу и прикажу помнить на вечные времена, о том, как гордые англичане удирали от русских солдат. И если бы крымскими войсками командовал Паскевич, то Севастополь сейчас был бы наверняка свободен от осады, и уж точно не у тебя так сильно голова болела, а у императора Бонапарта и лорда Пальмерстона, с королевой Викторией в придачу.

После этих слов в просторном кабинете повисла мертвая тишина, и было отчетливо слышно, как под царскими пальцами затрещала обивка подлокотника кресла, на котором он сидел. Не отрывая  от огня напряженного взгляда, Николай неподвижно застыл подобно сфинксу, а затем, приняв для себя мучительное решение, твердо произнес.

- Даю тебе слово, Мишель, что до конца года я решу вопрос о новом командующем Крымской армией, но поможет ли это исправить положение? Смогут ли наши солдаты достойно противостоять солдатам противника, которые поголовно вооружены штуцерами, чей огонь приносит нам ужасные потери?

- Смогут, государь. Наши солдаты все смогут, если только выказывать им свою любовь и не держать их на голодном пайке, а в полной мере снабжать порохом, сухарями, да теплыми шинелями и сапогами. Ты уж извини меня, что говорю тебе об этом сейчас, но накипело. - Ардатов энергично стукнул кулаком по своей груди.

- Воруют господа интенданты безбожно, и говорю это не просто с чужих слов. Перед самым отъездом обратились ко мне солдаты гарнизона с жалобами на своих интендантов. Проверил я их слова, и такое вскрылось, что чуть было не повесил я из этих воров при всем честном народе. Удержался, конечно, но, пользуясь особыми полномочиями, данными тобой, в тот же день приказал  заковать его в кандалы и отправил в Сибирь на десять лет с воровской литерой. Так что ты уж не взыщи, но покарал я казнокрада по законам военного времени, никак нельзя было по-другому сделать. Иначе в глазах гарнизона был бы  я таким же прохвостом, как и он. Да когда ехал обратно, проверяя дороги наши, некоторых губернаторов и их помощников примучил порядком, говорю тебе как на духу.

- Был бы толк, Мишель. Ведь и до нас воровали и после нас будут, - смиренно произнес Николай.

- Ты удивишься, государь, но как не странно толк у меня был. Объявил я на следующий день после суда, что лично буду пробовать пищу из солдатского котла и через день поехал исполнять сказанное. И что самое интересное, пища солдатская оказалась ничуть не хуже, чем из моего котла и до самого отъезда интенданты адъютанта моего мучили расспросами, куда же его превосходительство сегодня поедет.  

Густой раскатистый смех наполнил стены кабинета гулким эхом, перекатываясь от одной стены к другой, разгоняя нависшую над собеседниками напряженность.

- А что касается штуцеров, то не так страшен черт, как его малюют. Они, конечно, бьют гораздо дальше наших ружей, тут спору нет. Да вот только толк от их стрельбы -  расстояние до трехсот шагов, а там как бог на душу положит. Разве не так? - хитро спросил Ардатов, и царь был вынужден, с ним согласился, вспомнив двухгодичное соревнование снайперов на императорский приз. Лучшие стрелки с большим трудом поражали цели, выставленные за триста шагов.

- Но ведь наши ружья бьют только на сто шагов против их трехсот, а это большое преимущество, особенно против нашей артиллерии. Ты же сам мне писал, что орудийную прислугу вчистую выбивают.

- Что, верно, то верно. Но  против всякого яда есть противоядие - многозначительно произнес Ардатов.

- Говори Мишель, не томи!

- Денег оно стоит хороших, государь - как бы оправдываясь перед царем, лукаво произнес Михаил Павлович.

- Да будут тебе деньги, дело говори! - выкрикнул Николай страстно желавший иметь у себя противоядие от ненавистных штуцеров.

- Есть в Германии один оружейник Иоганн Дрейзе. Изобрел он винтовку нового образца, против которого штуцер - как дитя малое. Вот только как это часто бывает с гениями, в Германии ему никто ни верит и денег господину оружейнику никто не дает. Другой бы побежал по соседям деньги просить, а этот немец гордый оказался, только фатерлянду, говорит, свой патент продам и более некому другому.

Мне об этом оружейном гении мой старый берлинский знакомый отписал, Дмитрий Плетнев. Я все внимательно изучил и твердо убежден - очень еще покажет себя эта винтовочка, ой покажет. И пока не поздно, думаю, следует заказать у этого изобретателя для наших нужд тысячу - другую. Немец хоть патент не продает, но от таких больших денег он точно не откажется, к тому же мировую известность получит. Если деньги ему сейчас переслать, то, учитывая немецкую педантичность и мастерство, к будущему лету половину точно получим.

- Опомнись, Мишель! Да что твоя тысяча сделает против двадцати тысяч английских штуцеров! - воскликнул Николай, - Пойми, мне денег не жалко, мне результат нужен.

- Будет тебе результат, да ещё какой. А если я тебя подведу, то, Богом  клянусь, верну тебе все до копейки, потраченные тобой деньги, государь. Только деньги нужны сейчас. Время не ждет.

В облике Ардатова было столько страсти и убежденности, что Николай не смог ему отказать и, разведя руками, смиренно сказал: - Ну, раз время не ждет и надо.

- Надо, ох как надо, государь! У меня тут уже все нужные бумаги припасены. Подпиши. И завтра же в Берлин, фельдъегерем.

Царь с изумлением смотрел на то, как ловко вытаскивал Ардатов из кожаного портфеля белые листы бумаги договора и, не глядя на довольно кругленькую сумму, без колебания поставил на них свою подпись.

- Ну и проворен ты, брат, однако, - с удивлением произнес император.

- Сторицей окупятся нам эти винтовки, государь, ты уж не сомневайся, - заверил его Ардатов и хитро посмотрел на Николая. - Ну, раз пошла такая масть, то не грех и еще об одном разорительном для казны деле поговорить.

- Ну, излагай, - милостиво произнес царь, - вижу, что не для себя просишь, а для государственного дела. Что еще задумал, хитрец?

- Знаешь, какая жаба меня давила в Севастополе, когда смотрел, как неприятельские корабли спокойно подкрепления из Константинополя подвозят? Просто жуть. Все свое жалование за десять лет вперед был готов отдать за один только пароходик, вооруженный парой пушек. Мы бы там таких дел натворили, - мечтательно сказал Ардатов.

- Да, - согласился с ним царь, - вот только где их взять? Ведь все, что были в Севастополе, ты их в брандеры превратил, а новых пароходов ждать нам скоро не придется.

- А вот тут, батюшка царь, ты ошибаешься. Есть в нашем государстве новые пароходы, надо только их взять, - лукаво произнес Ардатов.

- Ну и где же они? В Петербурге всего только два.

- Зато на Волге их никак не менее шестнадцати будет. Тамошние купчишки очень предприимчивый народец. Сейчас они большей своей частью в Самаре и Нижнем Новгороде находятся. А вот если их по весне на Дон через царицынский волок переправить, да в Керчи вооружить. Вот бы дело было бы, так дело.

- Ты уже, поди, и бумагу приготовил, - спросил Николай, быстро оценив смелость предложенного графом хода.

- Как же в таком деле без бумаги, государь. Готова. Твоей резолюции ждет.

Ардатов быстро извлек из портфеля новые гербовые листы, которые через минуту уже были украшены царским автографом. Граф аккуратно их упрятал в кожаное чрево, а затем непринужденно произнес.