Награждая солдат и матросов георгиевскими крестами, князь неизменно добавлял каждому новоиспеченному кавалеру кошелек со звонкими пиастрами, полученными от султана за свой испорченный мундир. На это дело у него ушло всё золото полученное от османов, но он об этом ничуть не жалел. Убежденный, что от верной смерти его спасло божье заступничество, Михаил Павлович с легким сердцем расстался с полученным откупом, не оставив себе ни единой монеты.
Вместе с наградами для героев Босфора, прибыл и именной указ императора о награждении Ардатова золотым Георгиевским оружием, что являлось высшим признанием воинских заслуг князя перед Отечеством. Свою награду получил он и от турков, но в весьма своеобразной манере.
За день до отплытия домой, Михаил Павлович был приглашен в Долмабахче. Повелитель правоверных не скрывал своей радости по поводу скорого ухода от стен его столицы русских войск и ради этого устроил для князя прощальный прием.
За свои деяния, свершенные во время своего короткого пребывания у стен Стамбула, он стал пользоваться у турков большим почтением и уважением. Да и как можно было иначе относиться к человеку вышедшему живым из смертельной сечи, удачливо избежавшего удара кинжала убийцы, а теперь железной рукой держал трепетное горло османской столицы. Стоит ли удивляться, что Абдул-Меджид постарался сделать все возможное и невозможное, чтобы у грозного Ардат паши не было причин задержаться на берегах Босфора.
По приказу великого султана во дворец были приглашены различные сановники и знатные жители Стамбула, которым и предстояло проводить русского пашу прощальными речами и подарками. Ничего подобного в истории Стамбула ещё не было, но что не сделаешь ради того, чтобы убрать от своей шеи остриё русского штыка и уберечь свои дома от возможности разграбления, пусть даже и гипотетической.
Одетые в праздничные нарядные одежды, они выстроились двумя стройными шеренгами по бокам от трона монарха, а за их спинами расположились слуги с подарками для русского князя.
Как только Ардатов переступил порог залы, сразу раздался грохот барабанов, гром труб в честь прибывшего гостя и побежавшие слуги, с почтением проводили его к креслу, стоявшему перед троном султана. Михаил Павлович сел и торжество началось.
В этот вечер, Ардатов услышал в свой адрес такое огромное количество похвальных речей, которое не слышал за всю свою жизнь ранее. Красивые и витиеватые слова похвальбы, быстрым ручейком лились на князя из уст придворных султана, стоявших по правую и левую руку от монарха. Сам же владыка, сидя на троне, умело дирижировал сладкоголосым оркестром своих подданных, едва заметным движением пальцев, бровей или кивком головы.
Первыми начали говорить турки стоявшие вдали от трона правителя. Выдав Михаилу Павловичу свою порцию лести и услады, говорун делал знак, и его слуга преподносил на золотом блюде подарок грозному паше. Как правило, это были кошельки с деньгами, чей объем и количество было строго пропорционально рангу дарителя.
Однако чем богаче и знатнее был даритель, тем беззастенчивее пускался он на всевозможные ухищрения, дабы сохранить свой кошелек от внезапных расходов. Так по мере приближения дарителя к трону, в качестве подарка Ардатову стали преподноситься старинные православные иконы и предметы церковной утвари, для приличия, приправленные двумя или тремя тугими кошельками с червонцами.
Все даримые иконы были греческого письма, не имели окладов и находились в довольно плачевном состоянии. Это были остатки иконостаса знаменитой церкви Двенадцати апостолов, являвшейся по совместительству усыпальницей византийских императоров. Она была разрушена после захвата турками Константинополя, по приказу султана Мехмеда. Прах греческих монархов был брошен в море, а все внутреннее убранство церкви, оставшееся после янычарского погрома, отошло в казну султана. Долгое время иконы находились в забытье и небрежении в кладовых Семибашенного замка, пока великий визирь вдруг не вспомнил о них и приказал извлечь на свет божий. Теперь византийские трофеи, спасали османские кошельки от весомых трат по поводу отбытия восвояси нового «вещего Олега».
Делая столь необычные подношения, каждый из дарителей пытался прочесть на лице Ардатова радость от полученного им подарка, но лицо князя все время оставалось непроницаемо. Принимая дары османов, Михаил Павлович только сдержанно улыбался и обещал дарителю не забыть щедрость его широкой души. Ни золото, ни иконы, ни что иное не смогли пробить броню сдержанности на лице князя.
Только единственный раз, Михаил Павлович позволил немного дать волю чувствам. Это было когда, один из придворных сановников преподнес ему большую стопку старинных книг перехваченных широким сафьяновым ремнем. Как оказалось потом, это были греческие летописи из императорской библиотеки чудом, сохранившиеся после стольких лет.
Всё, чем откупались турки от грозного Ардат паши, после его осмотра уносилось проворными слугами на широкий стол, возле которого неподвижно застыл Алексей Ширинский. Заложив руку за пояс, князь зорко смотрел, как уменьшается количество придворных ещё не выказавших своё почтение командующему.
Замыкал этот торжественный процесс провода царского посланника, великий визирь. Явно подчеркивая своё высокое положение над всеми остальными присутствующими лицами, он преподнес Ардатову, ятаган из дамасской стали в расшитых золотом ножнах, два серебряных кумгана индийской работы и великолепный ковер персидской работы.
Получив столь богатые подарки от визиря, Михаил Павлович подумал об окончании церемонии, но ошибся. Вновь застучали барабаны, запели трубы и вынырнувший из-за трона черный нубиец, вынес прощальные дары князю от самого султана. Это были украшенная бриллиантами изящная черная табакерка, а так же атласный кошелек, наполненным золотыми червонцами.
Под громкие крики придворных Ардатов встал и в знак своей признательности к монарху склонил голову, одновременно сжав правую руку на груди. Абдул-Меджид ответил милостивым кивком и дважды властно хлопнул в ладоши. В тот же момент стоявшие вдоль стен слуги пришли в движение и стали обносить гостей подносами с чашами и бокалами шербета. Хотя владыке правоверных и нравились изыски европейской культуры, но он продолжал придерживаться религиозных канонов своей страны. Вино на торжественных приемах не подавалось.
Четко следуя протоколу приема, каждый из слуг обносил своим подносом с шербетом определенную группу гостей. К Ардатову и подошедшему к нему великому визирю, легкой походкой устремилась черноволосая девушка, выскользнувшая из боковой двери.
Из одежды на ней были только полупрозрачные шаровары, узкий черный лиф, и кисейная вуаль которые не столько скрывали прелести молодой фигуры, сколько подчеркивали их. Мягко ступая по дворцовым коврам, красавица уверенно приблизилась к Ардатову и, почтительно склонив голову, протянула высоким гостям свой поднос.
Множество мужских глаз плотоядно пожирали взглядом изящно застывшую с подносом красавицу, но только не Ардатов. Князь внимательно разглядывал стоявшие на подносе чаши. Все они были сделаны из серебра и составляли скромную свиту массивному золотому кубку, обильно украшенному драгоценными камнями. Это был кубок принца крови герцога Бургундии принявшего участие в последнем крестовом походе в 1396 году. Отправившиеся на отвоевание «Гроба Господнего» объединенные силы Европы потерпели сокрушительное поражение под Никополем от турецкого султана Баязета. Сам герцог благополучно избег смерти и плена, а весь его лагерь с имуществом достался победителям.
С тех пор этот трофей был включен в личную сокровищницу султана и выставлялся на широкий показ публики, только в особо важных случаях, по повелению монарха. Этот раз не стал исключением. Кубок извлекли из сокровищницы по личному приказу султана, которого на это шаг долго уговаривал визирь.
Увидев, что Михаил Павлович заинтересовался кубком, визирь сделал учтивый жест рукой, предлагая Ардатову первому выбрать себе бокал и испить прохладного напитка. Не отведать предложенного тебе хозяином дома шербета, было бы верхом неуважением и Ардатов, не мог себе позволить подобное неприглядное поведение. Война закончилась, и России нужно было выстраивать мирные отношения со своим беспокойным южным соседом. Зная как обычно весомо влияния верховного визиря на волю султана, Михаил Павлович решил сделать небольшой реверанс в его сторону.
