Для высадки десанта, в Крыму было только два удобных места: Евпатория и Феодосия. Наиболее удобным, по мнению Ардатова, был первый вариант. Конечно, Михаил Павлович совершенно не исключал возможности того, что союзники могут предпринять отвлекающий маневр и с этой целью направить к Феодосии какую-то часть флота. Однако, зачем высаживать десант на столь большом расстоянии от своей главной цели Севастополя, уничтожением которого союзники полностью удаляли Россию с берегов Черного моря.
Именно это, Ардатов безуспешно пытался доказать светлейшему князю, но тот и слушать не желал о необходимости проведения защитных мер против десанта противника.
- Ну что вы право так волнуетесь, граф? Ну высадятся французишки с британцами на нашу землю, так наши чудо-богатыри и разобьют их. Да разобьют так, что супостат и ног унести не успеет, вот увидите. Почище двенадцатого года будет - говорил Меньшиков Ардатову в приватной беседе. Михаил Павлович, не желая вносить раздор и сумятицу в ряды крымского генералитета, высказывал все свои соображения князю исключительно при личной встрече, ограничиваясь на общих совещаниях лишь некоторыми вопросами.
Отсутствие противника на русской территории ставило Ардатова в двойственное положение. Он не мог свободно требовать от Меньшикова того или иного действия по защите Крыма, не опасаясь оказаться в роли банального перестраховщика. Прекрасно зная, как могут многочисленные наветы испортить дружеские отношения с монархом, Ардатов был вынужден ограничиться созданием отряда охотников и терпеливо ждать развития дальнейших событий. Все добровольцы были переведены в готовность номер один и, находясь в своей казарме, были готовы выступить по приказу Ардатова в любое время дня или ночи.
Для сохранения в секрете истинной цели сбора колесных пароходов в бухте Севастополя, было объявлено, что они собраны для буксировки парусных кораблей, фрегатов и корветов к месту боя в случае появления кораблей противника. Такая дезинформация была вполне правдоподобной, поскольку буксировка малыми пароходами больших парусных судов, уже практиковалась в Европе, в это время.
Эта вынужденная позиция не приносила душевного облегчения Михаилу, и поздними вечерами он горько и тяжело вздыхал от осознания того, как преступно мало сделано для обороны Крыма. Вдвое больнее ему было осознавать тот факт, что препятствовали этому свои родные командиры и командующие. Сидя в мансарде и вперив взгляд в темные воды моря, он молил бога дать ему силы противодействовать всей этой мышиной возне вокруг себя и Севастополя. За короткий срок пребывания в городе граф успел полюбить его всей душой. Он искренне надеялся, что с появлением противника ему будет легче.
Именно с этими ожиданиями, вот уже четвертую ночь, и засыпал в полглаза и пол-уха граф Ардатов, готовый в любую минуту встрепенуться и начать действовать, едва только появиться тревожная весть. С этой целью, несколько маленьких шхун и баркасов несли непрерывное патрулирование перед Евпаторией, сменяя друг друга через каждые девять часов.
Один томительный день тянулся вслед за другим, но восточная армия французов и англичан словно вымерла, бесследно испарилась на широких просторах Черного моря. Долгожданное известие пришло только рано утром и не со стороны моря. Его принес донской казак из отряда Зоргича несшего патрульную службу на берегу вблизи Евпатории. Рано утром обходя морской берег, патрульные услышали со стороны Евпатории несколько глухих взрывов, вслед за которыми были явственно слышны громкие крики и ружейная пальба. Поскольку наших кораблей в этом районе не должно было быть, казаки сразу поскакали с донесением к Ардатову, оставив несколько человек продолжать вести разведку.
Вскоре сообщения в Севастополь стали поступать стремительным потоком, позволяя составить предварительную картину о действиях противника. Те глухие взрывы, что всполошили патрульных, произошли вследствие подрыва подводных минных заграждений, установленных нашими моряками на подходе к Евпатории после настойчивого призыва Ардатова к действиям по защите порта. С большим трудом Ардатов заставил Корнилова произвести постановку мин ранее присланных из Петербурга для апробации этого вида оружия. Из-за скрытого противодействия со стороны флотской верхушки, было выставлено всего только два минных букета вместо десяти требуемых графом.
По иронии судьбы, на них подорвались два больших французских транспорта перевозившие исключительно лошадей и малое количество пехоты. Французы, идущие под прикрытием утренних сумерек и легкого тумана, не разглядели сигнальные вешки, которыми русские моряки обозначили расположение подводных заграждений, и свыше пятисот лошадей погибли в результате взрывов на кораблях.
Первыми из вражеских кораблей к берегу подошли два дозорных винтовых корвета. Убедившись в отсутствии на берегу большого количества русских войск, они дали сигнал остальным кораблям эскадры, встав на якорьи наведя на берег стволы своих корабельных орудий. Сразу вслед за этим к берегу подошли два больших французских корабля, с которых началась высадка вражеского десанта. Желая свести к минимуму возможный риск при высадке пехоты, французы направили свои корабли не в саму Евпаторию, а произвели высадку у деревни Кюнтоуган, где морская волна была не столь высокой как в акватории порта.
В начале было высажено около тысячи пехотинцев, которые сразу устремились к Евпатории и, после короткой стычки, выбили из порта слабосильную команду егерей - тарутинцев. Егеря, не смотря на приказ, проспали появление противника, обнаружив неприятеля только, когда французская пехота начала своё выдвижение к городу. Это, впрочем, не помешало им исполнить другой приказ графа и запалить шнуры фугасов, заранее расположенных в казенных каменных строениях города. Руководствуясь царским указом, полученного от государя перед своим отъездом в Севастополь, об обязательном уничтожении всего, что могло бы пойти на пользу врагу, Ардатов настоял на минировании части зданий в Евпатории, несмотря на открытый скепсис князя Меньшикова.
Однако прежде чем в Евпатории загрохотал прощальный салют, другой салют состоялся на море. Убедившись, что в районе порта нет крупных сил противника, французские корабли устремились в саму Евпаторию и в числе первых шли транспорты с кавалерией.
Выставленные к приходу непрошенных гостей минные букеты, мгновенно разнесли борта и днища французских транспортных судов и через образовавшиеся пробоины, в трюмы с ревом устремилась морская вода. Дальнейшее действие на борту кораблей развивалось по одному сценарию. Едва только стало ясно, что транспорт обречен, как команда поспешила покинуть его, предоставив лошадям спасаться самостоятельно.
Картина, которую наблюдали французские солдаты с других кораблей, была воистину достойна названия морского апокалипсиса. Почувствовав смертельную опасность, бедные животные стали хаотично метаться от одного борта тонущего судна к другому, оглашая морские просторы оглушительным ржанием. Некоторые, из животных не дожидаясь, когда судно погрузиться в воду, стремительно прыгали за борт и зачастую гибли от удара о воду.
Опасаясь новых взрывов, ни одно из судов не спешило прийти на помощь гибнущим, а наоборот пыталось отойти от них как можно подальше, ценя превыше всего собственную безопасность. Один из подорванных транспортов стал стремительно заваливаться на бок, и несчастные животные посыпались в море с уходящей вниз палубы, подобно гороху. Неубранные паруса на мачтах, многочисленные ванты, и канаты тонущего корабля, безжалостно хватали тех немногих лошадей, что сумели выплыть на поверхность и подобно огромному осьминогу тащили их вслед за собой на дно.
Другой транспорт, погружался на нос не столь быстро, но это мало чем помогло обреченным на гибель лошадям. Теряя ровную опору под ногами, они неотвратимо съезжали по наклонной палубе в воду. Прошло всего несколько минут, и корабль полностью очистился от своего груза. Вслед за этим, подобно огромному сачку, корабль накрыл развернутыми парусами свои жертвы и топил, топил, топил тех, кто не успел отплыть от него подальше.
