Верстах в семи, не доезжая Абаги, у подножья небольшой горы вблизи речки старик Аргылов приглядел для себя дом. Хозяин его, оставшись вдовым и не стерпя одиночества, ещё с лета переселился куда-то к родственникам. Место хорошо было своей уединённостью и вместе с тем не столь уж большой удалённостью от тракта. Живущих в двух юртах по соседству Аргылов сейчас же приспособил к работе: кто-то из них уже таскал дрова и нагонял в дом тепло, кто-то наводил чистоту. Шум большого сражения за рекой, о котором рассказал ему старик сосед, не обеспокоил Аргылова. Он был уверен, что там приканчивают, если уже не прикончили, Строда.

Осмотрев новое жильё и усадьбу, Аргылов остался доволен: дом был просторен и имел хотон, обмазанный нынче осенью, добротно срубленный амбар, во дворе — юрта, там у бывшего хозяина жили хамначчиты. Левая половина юрты была перегорожена тонкими листвяшками — видимо, там, в перегородках, содержали свиней. «Окажется, что жить на старом месте нельзя, так можно эту усадьбу совсем купить», — думал Аргылов.

Вернувшись вечером в слободу, он с радостью обнаружил дома Суонду, привёзшего воз сена, а утром следующего дня в заботах о переезде пошёл в штаб, где после долгих поисков Сарбалахова наткнулся на того во дворе. Видя, что Сарбалахов не расположен вести беседу, Аргылов схватил его за рукав.

— Да подожди ты! Что это вы все зашмыгали, как бурундуки?

— Тут зашмыгаешь! Слыхал про Сасыл Сысы?

Слишком много разговоров про этот алас, хотя его и аласом-то не назовёшь — полянка. Лес нависает со всех сторон, из-за деревьев можно шутя перестрелять всех этих… И что с ними возятся так долго?

— Ну, ладно, какое дело у тебя?

— Тарас, мы переезжаем.

— Куда?

— В сторону Абаги.

— Хуже места не отыскал?

— С хозяйством тут не слаживается. Много сумятицы, а я привык к тиши. Да вот загвоздка: выехать-то можно, лишь взяв на это бумагу. Помоги мне достать ту бумагу!

— Эх, нелёгкая тебя принесла! — Сарбалахов с досадой покрутил носом. — Начальники наши рассвирепели, только знай что требуют подвод да продуктов. Ну, что с тобой поделаешь…

Сарбалахов завёл старика к начальнику Амгинского гарнизона полковнику Андерсу, объяснил, кто он такой и почему нуждается в пропуске.

— Аргылов, Маргылов — мне безразлично. Ему можно верить?

— Конечно. Это подтвердит и полковник Рейнгардт. Старик был у нас проводником, когда мы брали эту слободу.

— Вот что. Если он такой надёжный человек, то пусть завтра поедет с вами на сбор подвод и продуктов. Пропуск и батраку? Пусть и батрак поедет с вами. В таком случае я вам дам только одного солдата. Хорошо? Я им — пропуск, они мне — коней да мяса. Передайте ему.

Сарбалахов перевёл старику.

— Говорил ли ты, что я оказывал им помощь и раньше?

— Сказал я. Но он распорядился так.

— И вот ещё что растолкуй этому старику не будет путём помогать, поплатится головой. — Андерс постучал кулаком в дощатую перегородку: — Прапорщик!

«Дурак! — подумал Аргылов. — Может, ты потому и расположил здесь своё пузо, что тогда я согласился быть проводником!»

Пропуск Аргылову выписал прапорщик.

— Так вот, старик: сегодня переезжай, а завтра поедешь с нами. И без выкрутасов: полковник если сказал, так отрезал! — Сарбалахов намерился уйти.

— Мог бы сказать без ругани, без угроз — и без того я вам помогал раньше. Суонду брать с собой?

— Бери и его. Присмотрит за лошадьми.

— Тарас, помоги: одолжи одного коня. Сегодня перевезу кладь, а завтра поеду с вами. Ведь я для вас делал и не такое и ещё помогу.

— Ухватистый ты старик! Ладно, идём…

Домой Аргылов вернулся с пропусками в кармане и с запряжённым в сани конём.

В условленное утро на трёх подводах отправились в южные наслеги. Обоз, как прежде, возглавил Харлампий, в середине поехали Сарбалахов с Угрюмовым, Аргылов с Суондой замыкали. Садясь в сани, Угрюмов на Аргылова не взглянул. Суонде было невдомёк, куда и зачем они едут, а спросить ему и в голову не приходило. Видя увязавшихся с ними вооружённых людей, он только удивлённо взглянул на Аргылова.

Проехали с кёс до слободы, остановились дать коням передых. Старик Аргылов отозвал Сарбалахова в сторону.

— Тарас, хочу попросить тебя об одолжении, — сказал он, поглаживая грудь собеседника тыльной стороной собачьих рукавиц.

— Интересно, о чём ты хочешь попросить среди тайги?

— Не надо мне ни пушнины, ни тучного зверя, это я и сам ещё могу добыть. Я прошу только о том, что в твоей власти.

— Если окажется в моих силах…

— Нет, без «если»! Скажи: «Выполню обязательно».

— Ну ладно, пусть так.

Старик заговорил с необычной для себя горячностью:

— Сам знаешь, в этом солнечном мире ничего нет ужаснее, чем лишиться доброго имени. После смерти, как говорят, от щуки остаются зубы, от человека — доброе имя. А порушил моё доброе имя старик Чаачар. Сделал из меня человека, на которого ни собака не лает, ни корова не мычит. В тот раз ты сам слышал, как он меня клял-проклинал. Мало того, треклятый старик удумал ходить по людям и разносить обо мне хулу. Да если б только обо мне. А то каркает, что конец скоро делу Бэппеляева. Надо бы заставить его замолчать.

— Арестовать? Этого у нас не одобряют.

— Возиться ещё! Или, кроме ареста, нет способа заставить человека замолчать? Зачем же вы таскаете с собой эти штуки? В лесу, кроме ворона, нет ни единого существа. Или пули жалко?

— Зря не болтай, старик! Попадись нам красные, увидел бы мою щедрость!

— Чаачар опасней любого красного!

— Если мы его… уберём, не подымется ли сыр-бор?

— Пустое! В такую сумятицу кто поднимет шум? Да и сами мы не покажемся, пошлём Харлампия без ружья…

— Одно беспокойство с тобой, старик!

— Тарас, ты мне как родное дитё, — стал улещивать его Аргылов. — Просьбам — счёт, мольбам — учёт… Да и говорю тебе — пошлём Харлампия. У этого рука не дрогнет!

— Нет, старик. Не сердись, но это уже слишком. Что уж за тяжкая вина такая — ну, покричал человек, погорячился… Не шутка же ему лишиться единственного коня!

— Тарас, ты давал слово!