– Да-а! – снова в едином порыве взревела команда шхуны.

Дождавшись, когда над гладью вод залива стихнет громовой раскат голосов нескольких десятков крепких молодых парней, Стоян закончил:

– А теперь каждый из вас подпишется под Кодексом защитника, которому вы все как один должны будете следовать в своей морской жизни, и пусть покарает гнев наших предков и презрение всей команды того человека, кто нарушит его. Да будет так! Боцман, подготовь перо, чернила, и пусть все по очереди распишутся под этим текстом, а потом повесь его на стену в кубрике, чтобы он был у всех перед глазами. Кто не умеет писать – пусть ставит вместо подписи знак коловрата, а текст кодекса прочтут ему товарищи.

– Слушаюсь, капитан! – рявкнул боцман. – Ничего у нас не меняется? Курс, как договорились, на север?

– Как договаривались, идём к острову Муху. Там нам надо будет обустроить для себя укромное место в известняковых пещерах. Туда мы будем свозить изъятое у врага оружие и сами в случае нужды сможем укрыться от чужих глаз. Говорят, что после того, как по острову прошёлся огнём и мечом Ливонский орден, жителей на нём совсем не осталось.

– Ваша правда, капитан! – ответил боцман и тут же скомандовал матросам. – А ну, по одному подходи ко мне и ставь свои закорючки!

Постепенно вся команда подписалась под Кодексом защитника, и люди разошлись. Каждый матрос хорошо знал свои обязанности, и никто не сидел без дела. Боцман ещё раз для надёжности посыпал подписной лист песком и аккуратно стряхнул его остатки за борт. Потом отдал честь капитану и ушёл. Трое друзей остались одни и снова вернулись на бак.

На радость экипажу день выдался погожий, но со свежим ветром, который наполнял развёрнутые паруса шхуны, и та стремительно неслась левым галсом21 по слегка волнующемуся заливу. Легко и уверенно одолевая одну волну за другой, «Мария» быстро приближалась к цели.

– При таком ходе к ужину будем на месте, – довольным голосом произнёс Всеволод. – Может, ещё успею поработать со своей новоиспечённой абордажной командой. Поучу их, как правильно топориками махать. Не зря же мы в порту пару дюжин этого добра приобрели, да ещё кучу всякого другого полезного в ратном деле имущества.

– А я устрою ребятам тренировку на мечах! – радостно воскликнул Герка. – Зачем зря время терять?

– Никогда не думал, что нам так пригодятся в жизни уроки наших отцов и дедов, – с гордостью, смешанной с лёгкой грустью, произнёс Стоян.

– А как в жизни без опыта предков? Ведь если не будешь помнить о них и пользоваться их умением, то порвёшь связь времён, и кем ты после этого станешь? А станешь ты тогда никем, и звать будет тебя никак! Так и будут помыкать тобой все кому не лень! – уверенно произнёс Герка. – Вот мой отец зря, что ли, припрятал мечи своего деда и учил всех нас, оболтусов, ратному делу? И дед мой, когда захватчики под страхом смерти запретили нашему народу иметь своё оружие, не испугался, а припрятал его и продолжал тайком, по ночам учить детей и внуков. Знал, что и оружие, и навыки эти ещё ох как пригодятся. Воинская наука у нас с Всеволодом хорошо шла, но вот лечить людей почему-то только одному Стояну удавалось.

– Значит, мы с тобой, Герка, не очень-то способные для такого дела. Значит, не всем оно даётся. Вон, посмотри, как у Стояна всё ловко получается. А предки у нас действительно очень умные были, много чего знали. Нам бы их память не посрамить, – с надеждой в голосе произнёс Всеволод.

– Не посрамим, друзья! Мы ещё этим меченосцам покажем, где раки зимуют! – усмехнулся Стоян.

Ближе к вечеру на горизонте показался остров Курессааре, один из самых больших островов у земель эстов. Немного правее по курсу находился и совсем небольшой остров Муху – конечная цель их первого путешествия. Шхуна обогнула остров Курессааре и через некоторое время подошла к Муху. «Мария» весь свой путь до острова, в отличие от купеческих судов, старалась держаться подальше от берега. Судно встало в полумиле от острова. Спустили на воду шлюпку. Первыми на остров должны были ступить Стоян с Геркой. Им не терпелось осмотреть остров, как, впрочем, и каждому члену команды. Пришлось даже тянуть жребий, кто войдёт в первую партию отправляющихся на Муху. Всеволоду выпало оставаться на шхуне, хотя ему тоже очень хотелось поскорее увидеть их новый дом. Но он сделал вид, что смирился со жребием и совершенно не торопится ощутить под ногами землю.

Фридрих шёл по узким улочкам Риги, не особенно вглядываясь, куда он идёт. Его ноги уже привыкли каждый день совершать один и тот же маршрут до Ратушной площади, тем более что голова сейчас была занята совершенно другими мыслями. Он думал о своей дочери. Он чувствовал себя предателем и никак не мог от этого чувства избавиться. Ему казалось, что весь город знает о его решении и все только и делают, что шушукаются за его спиной и тычут в него пальцем. Он даже несколько раз оборачивался, но видел одну только дочь, идущую вслед за ним словно на казнь – с опущенной головой, на ватных ногах. Горожане же были заняты каждый своим делом и не обращали на них с Марией никакого внимания, если только навстречу не попадался кто-то из знакомых и не приходилось отвечать на приветствия.

Постепенно Фридрих стал успокаиваться, уговаривая сам себя: «Может, всё не так уж и плохо. Стерпится – слюбится. Ведь не за бедняка безродного дочь выдаю, а за первого в городе человека!»

Сколько верёвке ни виться, а конец всё-таки будет. Так и узкие рижские улочки закончили вить своё кружево и в конце концов вывели Фридриха на Ратушную площадь. Перейдя её, он остановился у входа в ратушу. Осмотрелся по сторонам, вздохнул и перекрестился. Потом оглянулся на свою дочь и, велев ей повернуться, оценил её наряд. Не заметив никакого изъяна, он ещё раз обошёл вокруг дочери, но и на этот раз не нашёл к чему придраться. Ещё раз вздохнув, Фридрих подтолкнул её к двери.

– Ну, с Богом! – сказал он.

Дочь остановилась в дверях и с мольбой посмотрела на отца.

– Знаю… Знаю, что ты хочешь мне сказать! – грустно произнёс он, не дав ей ничего произнести. – Не рви мне сердце, дочка, я и так себя чувствую хуже некуда! Иди уж!

Мария тяжело вздохнула и, опустив голову, вошла в ратушу. Её ноги еле-еле ступали по белокаменной лестнице. Ей казалось, что ещё немного – и она просто упадёт на мраморные ступени и останется там лежать навечно. Но нет, вслед за отцом она всё-таки дошла до зала, где обычно вёл свои дела бургомистр. «Пресвятая Дева, лишь бы его тут не было!» – молилась Мария, но её мольба не была услышана.

Ненавистный ей человек, старый, толстый и противный, сидел за огромным столом и лениво отрезал кусочки от яблока. Все в городе знали, что бургомистр просто помешан на греховных плодах. А всё потому, что его лечащий врач сказал как-то раз, что яблоки очень полезны для укрепления зубов и всего мужского организма. Правда, от обильного поглощения яблок его старые больные зубы крепче не становились, да и мужские силы не очень-то прибавлялось, но главе города хотелось верить, что это не так.

– А, Фридрих! – завидя гостей, радостно вскричал бургомистр. – Заходи, заходи… Представь себе, только вчера про тебя думал: «Где там мой Фридрих? Что-то его давно не видно! Всё ли у него хорошо?»

– Здравствуйте, господин бургомистр, – поклонился купец и заодно незаметно подтолкнул свою дочь в спину, принуждая её вспомнить про хорошие манеры и отвесить поклон главе города.

– А я смотрю, ты не один ко мне пришёл. Или попросить меня о чём-то важном надумал?

– Не гневайтесь, господин бургомистр, на мою несуразную дочь. Это она по молодости иногда взбрыкивает, прямо как строптивая козочка, а так она у меня добрая, прилежная и очень даже послушная барышня.

– Помнится, в прошлый свой визит к тебе я наблюдал совсем иную картину. Что-то не заметил я в ней особого послушания, – усмехнулся глава города.