– Ну как, Фридрих, надеюсь, ты уже успел поговорить со своей дочерью? А что это она и смотреть-то в мою сторону не хочет? – недовольно спросил бургомистр, борясь с отрыжкой.

– Марии сегодня не удалось выспаться – у нас с самого утра было очень много работы. Я уже вам рассказывал, что приобрёл достаточно много товара у русского купца, и надо было успеть до вашего приезда всё отсортировать и разложить. Устала, бедняжка.

– А я уже, грешным делом, подумал, что это она от меня нос воротит!

– Что вы, господин бургомистр, мы с дочерью к вам со всем уважением!

– Ну а что скажет моя будущая невеста о моём предложении? Ты ведь предупредил её, зачем я к тебе сегодня приехал?

– Конечно, я всё своей дочери обстоятельно объяснил! – ответил купец и поклонился гостю.

– Так что же мне на это ответит наша красавица? – неторопливо произнёс бургомистр и, откинувшись на высокую спинку стула, с улыбкой умиления на лице уставился на Марию.

– Ничего! – почти выкрикнула в ответ девушка и, вскочив со стула, выбежала из гостиной.

Бургомистр недоумённо посмотрел ей вслед. Раздался резкий стук быстро захлопывающейся двери девичей комнаты. Гость даже слегка вздрогнул и медленно перевёл взгляд на хозяина дома. Его взгляд не предвещал Фридриху ничего хорошего.

Звёздный зал в замке Венден был любимым местом Вальтера фон Плеттенберга. Он сидел за столом и писал очередное письмо магистру Тевтонского ордена. В нём он выражал свою просьбу ускорить отправку в помощь своему ордену ещё сотни-другой рыцарей, мотивируя это усиленной подготовкой московского царя к нападению на Ливонию. Закончив послание, магистр сложил бумагу, капнул сверху разогретым воском и приложил к нему свой перстень. Полюбовавшись немного на отпечаток фамильного герба и подождав, пока воск застынет, он кликнул постоянно дежурившего за дверью секретаря.

– Отправь письмо с нашим гонцом, и как можно быстрее! Мне необходимо знать о планах своего брата, магистра Тевтонского ордена, чтобы решить, какие войска я смогу выставить против царя Московии. Нельзя снимать все подразделения с западных границ и тем самым ослаблять рубежи с литовцами. Их князь, несмотря на мирный договор, только и ждёт, когда мы станем слабее, чтобы поживиться за счёт наших земель. Угораздило же его породниться с этим русским варваром и взять себе в жёны его дочь, – пустился в рассуждения фон Плеттенберг. – Взял бы католичку – и не пришлось бы силой заставлять жену менять веру. Тогда бы и у московского Ивана не было повода сердиться. А то пытается сделать из русской дикарки истинную католичку – смешно. Где благонравные католики, а где варварское православие! Вот разъярившийся папаша и всыпал за свою дочь литовскому князю по первое число, но видно, что мало он получил под Дорогобужем от тестя – всё никак не успокоится. Хотя что тут можно сказать… Родственнички зачастую становятся друг другу злейшими врагами. А мы их семейную вражду можем использовать себе на пользу и вновь организовать вместе с литовским князем поход против русских варваров. Пусть идёт вместе с нами мстить тестю за пощёчину. А можно ещё привлечь к этому делу и датского короля… А что, это неплохая мысль! Может, и не откажется наш соседушка поучаствовать в общем походе. Пообещаем ему побольше, а там видно будет. Над этим мне надо ещё хорошенько поразмыслить. Но это всё потом… Ну а ты чего ещё тут стоишь?! – недовольно проворчал магистр, увидев, что секретарь внимательно его слушает. – Я же тебе приказал отправить моё письмо Тевтонскому магистру. И поторопись, у меня нет времени долго ждать! Кстати, позови ко мне Везунчика.

Через некоторое время раздался осторожный стук в дверь, и на пороге появился бывший гонец, а ныне рыцарь охраны магистра, по прозвищу Везунчик. Вошедший учтиво склонил голову перед своим владыкой и спросил:

– Вызывали меня, господин магистр?

– Да, вызывал, проходи! – прокаркал в ответ Вальтер, не вставая со своего кресла. – Помнится, ты на днях жаловался мне на засилье разбойников в лесах под Ригой?

– Так оно и есть, господин магистр, я лично от них пострадал!

– Запомни: главное не то, что ты пострадал, а то, что я остался без послания, которое было адресовано лично мне и, скорее всего, было весьма важным! – наставительно произнёс фон Плеттенберг.

– Я так и хотел сказать, господин магистр, – угодливо склонив голову, пролепетал Везунчик.

– Ты провинился передо мной и нашим орденом, но я проявил истинно христианское милосердие и пощадил тебя. Однако это совсем не значит, что я забыл твой проступок! Поэтому ты должен делом искупить свою вину перед своими братьями.

– Всё что угодно, господин магистр! Я готов выполнить любой ваш приказ!

– Тогда возьми двоих кнехтов из вновь прибывших, и вместе пройдитесь по тем местам, где ты был перехвачен лесными разбойниками. Мне кажется, они вряд ли уйдут далеко от того места, где привыкли грабить путников. Излови мне этих преступников и привези их сюда, а главное – адресованное мне послание, которое эти разбойники у тебя отобрали, и тогда я, возможно, поверю, что всё, что ты мне рассказывал, правда.

– Господин магистр сомневается в справедливости исхода битвы между мной и Пересмешником, да упокой, Господи, его грешную душу? – с недоумением в голосе спросил Везунчик.

– Я отдал твою судьбу на суд нашего Господа и никогда бы не позволил себе усомниться в справедливости его решения, но в то же время я твёрдо уверен, что каждый человек должен уметь на деле доказывать свою правоту! – нравоучительно ответил глава ордена.

– Извините меня, господин магистр, но я никоим образом не имел желания ставить под сомнение волю нашего Господа и вашу правоту! Но у меня есть один вопрос, – покорно склонив голову, произнёс Везунчик.

– Можешь задать мне свой вопрос! – надменно ответил фон Плеттенберг.

– Почему я могу взять с собой только двоих людей?

– Ты должен хорошо знать устав нашего ордена, а он гласит, что рыцари имеют право отступить с поля боя только в том случае, если противник имеет более чем троекратное превосходство в численности, – наставительно произнёс магистр.

– Но лесных разбойников было тридцать человек! – не уступал бывший гонец.

– А разве тебя не учили счёту? Три наших рыцаря могут легко выстоять против девяти хорошо вооружённых воинов, а лесные разбойники, как мне представляется, не являются хорошо вооружённым противником. Поэтому можно смело умножить это количество ещё на три или даже на десять – и мы получим число уже значительно больше тридцати, и значит, всё соответствует уставу нашего ордена. Но что-то мне подсказывает, что лесных разбойников было несколько меньше. Хотя, помнится, ты говорил и о пятидесяти. У страха глаза велики, не так ли, Везунчик? – буравя рыцаря пронзающим взглядом своих чёрных глаз, спросил магистр.

– Напрасно господин магистр подозревает меня в трусости. Трудно было во время боя в лесу достоверно сосчитать количество нападавших, – не смея взглянуть в глаза фон Плеттенберга, негромко ответил бывший гонец. – Но точно могу сказать, что их было достаточно много.

– Так поди и сосчитай их! – рассердился магистр. – Исполняй!

Солнце уже поднялось чуть выше крон высоких сосен, когда трое воинов Ливонского ордена въехали в рижский лес: Везунчик чуть впереди, а за ним двое новеньких, совсем недавно прибывших в Венденский замок кнехтов. На них в лучах солнца ослепительно блестели начищенные песком латы. Кони неторопливо вышагивали, а Везунчик внимательно оглядывался по сторонам, пытаясь уловить малейшие признаки чьего-либо присутствия в лесу, но вокруг стояла совершенная тишина. Только с одного из деревьев за действиями людей внимательно наблюдал любопытный рыжий бельчонок. Он застыл столбиком, держа в зубах добытый где-то лесной орех, а когда трое путников скрылись в лесной зелени, стрелой взлетел по стволу сосны вверх, подальше от чужаков.

Между тем ливонцы уже приближались к тому месту, где разбойники напали на гонца. Везунчик остановил коня и обернулся к своим спутникам.