– А много ли дадите? – усмехнулся Стоян.

Везунчик отошёл от окошка и подошёл к открытому ларцу. Не разбирая, залез в него двумя ладонями и взял столько, сколько мог зараз прихватить. Вернулся к оконцу и, проломив слюду, выкинул в него всё, что сумел набрать из ларца.

Как раз в этот момент из леса вернулся Герка. Он подошёл к разбросанным на земле драгоценностям, собрал их в подол рубахи и отнёс сидевшему на обочине дороги Стояну. Тот взял их и стал перебирать переливающиеся на солнце разноцветными огнями бриллианты, потом попробовал на зуб кусок золота и удивлённо спросил:

– А много у вас там такого добра?

– Много! – неожиданно раздался за его спиной голос пришедшего в себя «московского шпиона».

Посол шведского короля помаленьку начинал приходить в себя. Он уже сидел, привалившись спиной к сосне, и усиленно растирал руками ушибленную голову. Парика на нём уже не было. Сквозь редкие белёсые волосы виднелся здоровенный красный шишак. Прищурив глаза, посол посмотрел на торчащую в маленьком окошке кареты недовольную физиономию Везунчика, потом на Стояна и задумчиво произнёс:

– Если бы не вы, уважаемый сударь, то мне кажется, что эта шайка разбойников, считающих себя благородными рыцарями Ливонского ордена, очень скоро лишила бы меня и ларчика с драгоценностями, и самой жизни.

По решению главы города Риги особо опасных преступников содержали в подземельях Рижского замка. Считалось, что оттуда сбежать невозможно. Даже окон в подземелье нет, а наружу ведут единственные двери, за которыми несёт службу стража. Но и это ещё не всё. Заключённых содержали в отдельных клетках и в полной темноте. Лишь во время кормления или по случаю приезда высокого начальства зажигали немногочисленные факелы на стенах темницы. Но даже в этом тусклом свете было видно, что стены от непомерной сырости покрылись серо-зелёной слизью. А уборку в камерах никто даже и не думал проводить. Постелью узникам служила лежащая на каменном полу гнилая солома вперемешку с какой-то тёмно-бурой массой непонятного происхождения. Кругом смрад и кромешная тьма. Понятно, что, оказавшись в таких нечеловеческих условиях, заключённые долго не выдерживали. Большинство из них умирали от различных болезней задолго до истечения срока своего заточения, а тюремное начальство лишь слало бургомистру отчёты о сэкономленных на провианте деньгах, и тот был этому весьма рад. И даже иногда по праздникам делал начальнику тюрьмы небольшие подарки.

Стражник, мерно бряцая огромной связкой ключей, висящей на широком поясе, шёл по коридору темницы, где за толстыми, покрытыми ржавчиной решётками содержались самые отъявленные преступники. Он держал в руках слабо горящий факел. Пламя на нём из-за вечных сквозняков, гулявших по длинным сумрачным коридорам подземелья, беспорядочно дёргалось, но старый охранник уже давно привык к его неверному свету. Дойдя до очередной клетки с узником, он тыкал факелом сквозь решётку и некоторое время разглядывал заключённого. Резкая смена освещённости вызывала раздражение у обитателя клетки, он начинал ворчать, а охранник от этого только радостно щерился и шёл дальше, к следующему заключённому. Эту процедуру он проделывал дважды в день – с утра и вечером, когда разносил баланду, а на деле – всего лишь воду, в которой, если повезёт, можно было выловить пару крупинок пшена. Заключённые недовольно ворчали, но ели: всё-таки это было получше, чем совсем ничего. Никому не хотелось помирать раньше времени, каждый надеялся выжить, но всё равно не проходило и пары дней, чтобы кто-то из узников не отправлялся в мир иной.

Стражник едва успел закончить обход и вернуться на свой пост, как к нему подбежал начальник стражи и, поднеся внушительный кулак к носу охранника, резко спросил:

– Ну, как у тебя там, всё в порядке?

– Как есть, всё в соответствии с уставом, господин начальник! Через полчаса начну разносить еду заключённым. Околевших за время моего дежурства не нашёл!

– Хорошо! К нам с инспекцией сейчас прибудет сам господин бургомистр! Понял, сукин сын?!

– Как есть, понял, господин начальник!

– Понял он… Как с вонью в темнице?!

– А что с ней сделается-то, с вонью этой, господин начальник?! Воняют они, как есть воняют, ещё и смердят, господин начальник!

– Нехорошо это! У господина бургомистра нос знаешь какой деликатный, он всю нашу тюремную вонь враз почует! Что нам тогда будет, а?!

– Не могу знать, господин начальник. Я уже привыкший и не слышу никаких запахов. Вроде как и нету их.

– Это ты привыкший ко всякой вони да грязи, а господин бургомистр – человек с расположениями. Он к деликатностям разным привыкший. Ладно, открой хотя бы входную дверь – пусть темница немного проветрится!

– Слушаюсь, господин начальник!

Подчинённый отправился исполнять приказание, а начальник стражи побежал вверх по лестнице встречать главу города. Через полчаса дверь наверху снова открылась, и в сопровождении начальника охраны вниз по лестнице стал спускаться высокопоставленный гость.

– Вот сюда пожалуйте, господин бургомистр! – низко кланяясь гостю, произнёс начальник стражи, показывая на открытую дверь в темницу и при этом умудрившись из-за спины погрозить кулаком охраннику, стоявшему навытяжку перед двумя господами.

Начальник стражи яростно вращал зрачками сердитых глаз, указывая подчинённому на перекошенное от брезгливости лицо бургомистра. Тот держал у носа надушенный белоснежный платок, вышитый по краю золотыми нитями.

– Ведите меня к самому отъявленному вору нашего города, – приказал бургомистр начальнику стражи. – Как его бишь звали?.. А, сам вспомнил – Трубочист.

– Совершенно верно, как есть Трубочист. Он же всё имущество из домов состоятельных жителей нашего города по ночам через дымовую трубу уносил, но зато после этого трубы у них становились такими чистыми, аки новые. Вот народ и прозвал его Трубочистом, господин бургомистр, – пояснил охранник.

Доведя гостя до нужной клетки, охранник остановился и просунул факел сквозь решётку. В глубине тёмной камеры послышалась возня, а затем недовольный голос:

– Чего уставились на меня? Не в цирке!

– Поговори у меня! – рявкнул на преступника дюжий стражник. – Вмиг без баланды оставлю, тогда быстро у меня околеешь!

За решёткой раздалось недовольное сопение, но больше реплик от обитателя подземелья не последовало.

– Открой клетку! – приказал глава города.

– Как можно, господин бургомистр? Он же на вас кинется! – забеспокоился стражник.

– Не кинется, – уверенно произнёс бургомистр. – Ну, оглох, что ли? Или казённые харчи тебе надоели?!

Перепуганный стражник тут же рванул к дверям клетки, одной рукой схватился за огромный навесной замок, а другой стал нервно ощупывать на поясе связку с ключами. От волнения он забыл, как выглядит нужный ключ, и дрожащими пальцами перебирал их один за другим. Бургомистр нетерпеливо морщился и многозначительно поглядывал на начальника охраны. А из темноты клетки раздался издевательский смех, который, прокатившись под арками бесконечного подземелья, многократно усилился, и вот уже по темнице неслись оглушительные раскаты хохота заключённого. В соседних клетках зашевелились, и любопытствующие узники прильнули к решёткам своих клеток, чтобы получше разглядеть, что там происходит с их товарищем по несчастью.

Раздосадованный начальник стражи подбежал к охраннику, который всё ещё возился с ключами, оттолкнул его от двери и вырвал из его рук связку. Быстро найдя нужный ключ, он наконец открыл дверь клетки, оглянулся по сторонам и во всю мощь своих лёгких заорал:

– А ну-ка все по местам, недоноски царя небесного! Что, плетей захотели?! Кости вам давно никто не ломал, соскучились по палачу?! Марш по местам, и чтобы я ваши зенки поганые больше не видел! Всем понятно?!

Послышалось недовольное ворчание, но все заключённые как один выполнили приказ начальника стражи и спрятались в глубине своих камер. Наступила тишина, лишь изредка прерываемая всхлипываниями Трубочиста, который всё ещё не мог оправиться от смеха.