– А тебе что, отдельно говорить надо?! – недовольно рявкнул начальник охраны и поднял вверх здоровенный кулак. – А ну замолкни! И чтобы сидел тихо, как мышь на мельнице! Я тут всем вам покажу, как себя вести!

Наконец всё стихло, и страж порядка ещё раз грозно оглядел камеры, но тут же расплылся в подобострастной улыбке и принялся низко кланяться, пропуская бургомистра в клетку к главному вору города.

– Оставьте нас, – приказал глава Риги и забрал из рук охранника факел, но, увидев, что тюремные надзиратели мнутся в нерешительности, повысил голос. – Вы что, недоумки, оглохли?! Последние мозги у вас в этих пещерах поотшибало?! Пошли вон оба!

– Но… Как же вы… А он… – замямлил начальник охраны.

– Во-он, я сказал! – потеряв терпение, заорал бургомистр.

Надзиратели дружно бросились к выходу, будто за ними гналась стая голодных волков, забыв даже про связку ключей, оставшуюся висеть в открытом замке клетки.

– Ну вот, наконец, и поговорить спокойно можно, – довольно произнёс бургомистр.

Глава города осветил факелом один за другим все углы клетки в поисках, где бы примоститься. Свободной рукой он продолжал держать у своего мясистого носа надушенный белоснежный платок. Прямо перед ним на каменном полу, на полусгнившей, провонявшей соломе, прислонившись спиной к стене, сидел щуплый, небольшого росточка человечек с заострённым, как нож грабителя в тёмной подворотне, носом. Остатки одежды висели на нём лохмотьями и лишь кое-как прикрывали полуголое костлявое тело. Из угла своей клетки он внимательно наблюдал за действиями бургомистра.

– А вы на пол, рядом со мной, садитесь, господин фон Зиберман, – усмехнулся заключённый.

Глава города недовольно покосился на него, но ничего не ответил. Так и не найдя, где бы пристроиться, он остался стоять, возвышаясь откормленной горой мяса и сала над полувысохшим человечком.

– Ну что же вы, господин бургомистр, растерялись? – рассмеялся Трубочист. – А помните, как мы с вами последний раз так культурненько посидели за красивым столом в хорошей корчме? Прямо перед тем, как меня бросили сюда. Ели такое ароматное мясо свежезарезанного молодого телёночка. А какие приправы к нему были… А вино! А юную девочку, которую я вам потом подарил к самой ночи, помните? Неужели вы всё это уже забыли, господин фон Зиберман?

– Замолчи! Я сюда пришёл не кабаки твои вспоминать! – резко оборвал его бургомистр и быстро оглянулся на едва видневшиеся в сумраке темницы соседние клетки с заключёнными.

– Тогда что же? Может, наши бывшие дела вас привели ко мне?

– Не бывшие, а будущие! – прошипел бургомистр и осветил лицо своего собеседника, чтобы получше увидеть его глаза. – А ты изменился, Трубочист.

– Вашими же стараниями! Ну и, скажем так, стены сего уютного заведения не способствуют улучшению моего здоровья.

– Это верно, не способствуют! Вот я и пришёл сюда, чтобы позаботиться о здоровье моего давнего приятеля, – усмехнулся бургомистр.

– Ой ли? – покачал головой человечек и снова едко рассмеялся. – Разве приятели так друг с другом поступают? Не вы ли постарались, чтобы я остаток своих дней провёл в этой славной гостинице?

– Сам виноват! Не надо было ничего утаивать! Разве не я сообщал тебе, у кого из купцов после сбыта товара появлялись большие деньги, а ты что сделал? Треть себе присваивал! Это, по-твоему, честно? – недовольно проворчал бургомистр.

– Так уж и треть? Всего-то четвертак, – скромно потупив глаза, ответил Трубочист.

– Всего-то! – передразнил бургомистр. – Со мной надо дело вести честно или не вести вовсе, понял?!

– Да понял я, понял. Любой, оказавшись в этом сыром каменном мешке, многое бы понял, – медленно растягивая слова, ответил обитатель клетки.

– Вот и хорошо, что ты это наконец уяснил, – тихо произнёс бургомистр и, кряхтя, наклонился к самому лицу узника. – А теперь слушай внимательно. Завтра тебя отпустят…

– Меня?.. – радостно воскликнул Трубочист.

– Тихо ты! – зашипел глава города и оглянулся по сторонам, но соседние клетки будто вымерли. – Завтра ты выйдешь на свободу, но с одним условием: ты должен по-тихому взять кое-какое добро у человека, на которого я тебе укажу, и навсегда исчезнуть из моего города. Сделаешь всё как надо – останешься и цел, и богат.

Заключённый молчал, пытаясь разглядеть глаза бургомистра, но лицо собеседника тонуло в полутьме, царившей в клетке. Множество мыслей пронеслось в голове Трубочиста, он чуял в предложении главы города какой-то подвох, но сладкий свет надежды на свободу манил с такой силой, что противиться было просто невозможно. Да и могло ли быть что-то хуже его сегодняшнего положения?

– Ну? – поторопил фон Зиберман. – Или ты всё-таки предпочитаешь сгнить в этой вонючей тюрьме?

– Я согласен! – молниеносно ответил Трубочист.

– Я знал, что ты не откажешь своему старому приятелю, – довольно рассмеялся бургомистр.

– А куда мне теперь деваться? – сокрушённо ответил человечек.

– Вот именно. Но если ты меня и на этот раз попытаешься провести, то пожалеешь, что родился на свет! – рявкнул бургомистр и бросил на грязный пол бесполезный носовой платок.

Схватив тщедушного человечка за грудки, он со всей силы встряхнул его. Голова заключённого мотнулась, словно он был не живым человеком, а тряпичной куклой. Лохмотья на теле Трубочиста мгновенно расползлись, и в руках бургомистра остался клок смердящей ткани.

– Да ты еле жив, – бросив на пол вонючую тряпку, брезгливо проворчал бургомистр.

Медленно, по-хозяйски распрямившись, он вытер испачканные ладони о новенький камзол и стал разминать затёкшую спину, одновременно продолжая внимательно наблюдать за бывшим подельником.

– Какой есть, вам опять же спасибо, – растирая грудь и откашливаясь, ответил Трубочист.

– Ладно, кто старое помянет – тому глаз вон. Думаю, что мы с тобой договорились! Завтра выйдешь отсюда и пойдёшь в известный тебе кабак. Там будет для тебя подготовлена комната. Можешь есть что захочешь, но не переусердствуй. Помни, что ты долго голодал! Ночью выспись как следует, а на следующий день мы встретимся, и я расскажу, чью трубу тебе надо будет почистить. Но запомни: это последнее твоё дело в моём городе!

– А куда же мне потом?

– Да хоть в Дерпт, в гости к моему кузену. Пусть мой родственничек повеселится, когда к нему купцы пожалуют с претензиями! – рассмеялся бургомистр. – Денег на дорогу я тебе дам, да и после дела у тебя у самого кое-что останется. Ну а пока проведи здесь ещё одну ночку! Я думаю, что ты не станешь возражать – ведь последняя, а я устрою всё так, что своим храпом тебе в этой темнице никто мешать не будет!

С этими словами бургомистр быстро вышел из клетки, захлопнул дверь и ловко запер огромный замок, словно всю жизнь только тем и занимался. Ещё раз осветил клетку с Трубочистом, удовлетворённо хмыкнул и быстрыми шагами направился к выходу из подземелья, где у двери висел единственный горящий факел с еле тлевшим, постоянно дёргающимся пламенем. Он поднялся к закрытой двери по сбитой тысячами ног лестнице и у выхода из подземелья оглянулся. Света факела едва хватало лишь до первой камеры, а дальше была непроглядная темнота. Невыносимая вонь, исходящая от клеток с людьми, только усиливала ощущение плотной границы между миром света наверху и миром тьмы в подземелье. Глава города с отвращением плюнул вниз с верхней ступени лестницы, открыл дверь и вышел из темницы.

В караульном помещении на каждой из стен висело по нескольку факелов, и от этого казалось, что тут очень светло. Бургомистру вначале даже пришлось зажмуриться, настолько ярким показался ему этот свет, а отвратительный запах сюда доносился уже не так явно.

Увидев градоначальника, оба тюремщика вытянулись в струнку. Бургомистр внимательно, словно впервые увидев, оглядел их и медленно, тщательно выговаривая каждое слово, приказал:

– До ночи всех заключённых темницы казнить! Всех! Поняли? Всех, кроме Трубочиста. Нечего этим дармоедам зазря казённую баланду жрать и впустую расходовать казну города. А Трубочисту завтра поутру выдать полталера и отпустить на свободу! Уразумели?