— Разрешите нам хоть ребёнка посмотреть?

— А чаво его смотреть-то, ребёнок, как ребёнок: чай, не гуманоид, — ответили хозяева.

Не утруждая себя разъяснением того, что все люди — гуманоиды, медики сосредоточились на малыше:

— А вдруг он болен чем. На учёт поставить. Антропометрические данные снять, оценить общее физическое развитие, да зарегистрировать, наконец, в самом деле, — пытались втолковать специалисты.

Какие-то подвижки между извилин появились у родителя:

— Ладно, ща у жены спрошу, — смиловался папаша.

Покинув прихожую, он исчез в абсолютно тёмной комнате, которая не подавала признаков жизни. Совершенную тишину и всепоглощающий мрак источала она. Казалось, что тьма съела отца, но через три секунды он обратился:

— Жена сказала, что смотреть особо и нечего: ребёнок крепко спит, а она достаточно томно отдыхает. Просила — не беспокоить! — процедил он сквозь зубы с неким пренебрежением.

— Ну, как же. Мы за Вас ответственность несём. Вдруг случится чего с младенцем, все же на скамье подсудимых очутимся! — попробовали зайти с другой стороны медики.

— Да ничего с ним не случиться: жив будет, не помрёт, — сострил папаша, не осознавая зловещего смысла своих слов, и громко рассмеялся. Хохот заразил и бабку:

— Я вам передачки носить буду, милые! — заливаясь от смеха, фальшиво пропела она.

— Нет уж, спасибо. Ваших передач нам не надо. Лучше напишите тогда бумагу, что отказываетесь от патронажа, — не перестаёт удивляться поликлиника.

— Да в лёгкую, — и папаша вновь уходит в тёмную комнату, где по определению находится таинственный ребёнок. Слышен женский голос. Шелест бумаги. Свет же так и остаётся незажженным. Пока папаша занят, поликлиника наседает на бабулю:

— А как же Вы рожали на дому-то? — допытываются медики.

— А вот так… по книжке, — вторит им прародительница, немного угомонившись от накрывшего её приступа смеха.

— А если бы, что-нибудь не так пошло, осложнения какие-нибудь? — не может успокоиться медицина.

— Тады мы бы «скорую» вызвали, — раскрыла тайну «рожавшая по книжке».

— Повезло Вам, что книга у Вас была хорошая, и всё прошло гладко, — искренне порадовались врачи. — Но кто же надоумил вас на дому рожать? — продолжали они.

— А, это мы, таво, в центр оздоровительный ходим, «Гармония здоровья» называется, — отвечает бабуля. — Нам сказали, что от медиков одни проблемы, всё должно происходить естественно! Раньше в поле рожали — и ничего.

Люди в белых халатах хотели, было, сказать, что когда «рожали в поле» детская смертность находилась крайне высоко, больше половины от общего числа рождённых, да в этот момент вышел папаша с бумажкой:

— Вот, на здоровье, наш письменный отказ, — надменно произнёс он.

— Да и ещё мы пятнадцать минут держали ребёнка на плаценте, поскольку, нам сказали, что в ней много питательных веществ и отсекать её сразу совсем неправильно будет! — похвасталась напоследок наученная бабуля.

Здесь уже у медицины совсем дар речи потерялся. Все, как один, онемели в шоке. Бабуля, видя, что разговор окончен, тянется открывать дверь. Папаша машет ручкой.

Всё, прощай поликлиника Ошалевшая поликлиника выходит в неком оцепенении: она даже не поняла, какой у ребёнка пол… Переступив порог, все трое чуть ли не задом спустились вниз…

И всё, может, было бы и хорошо, но ребёнок, пропитавшийся отторгнутой плацентой, подхватил что-то вроде дифтерии или скарлатины, или, возможно, токсического ботулизма. Патогенная флора целиком поглотила юный организм и даже вызванная «скорая» успела только констатировать факт. Младенец ушёл так же таинственно, как и появился на этот несчастный белый свет…

Родителей осудили за плохое обращение с детьми повлекшее смерть…

Центр здоровья «умыл» руки: помочь молодой семье больше, он уже ничем не мог…

К счастью, мы, в нашем Мухосраньске, о таких «оздоровительных» центрах не слышали. Нам одних военных хватало более чем достаточно. От них нас даже тошнило, хоть мы и не были беременными. Поэтому наша братия и стремились как можно скорее покинуть это столь «очаровательное» место.

Юрасу повезло самому первому. С Васей же было иначе. Хоть и уехал он на две недели раньше, а назвать его случай везением я не могу: должность сократили в сентябре, а покинуть городок ему удалось только в мае. Поэтому Юрасу точно повезло первому: приказ о его увольнении пришёл в рекордно короткие сроки.

Практически не дав сдать дела и должность, моему коллеге написали предписание об убытии в Ленинград и поставили штамп в удостоверение личности, что он теперь в запасе. Вот так, в одночасье, военнослужащий стал гражданским человеком.

Радость гражданского не знала предела. Даже дети не всегда так радуются. Счастье настолько переполняло каждую клетку Юриного организма, что его смело можно было назвать самым счастливым Гомо Сапиенсом на Земле и при этом ни на грамм не ошибиться. Юрас собрался за минимальный промежуток времени, купил билет на поезд и рано утром был провожен мною с автобусной остановки нашего городка.

Уезжать с городка всегда приятно, особенно если ты уезжаешь навсегда. Словами столь приятных чувств не передать и ни одним пером не описать. Сразу и сопки выглядят чрезмерно красиво, и серое небо становится не таким уж и серым и всё в подобном духе. Трясёшься на автобусе в Мурманск три часа, а ощущение, что едешь на лимузине — такая вот это не передаваемая радость покидания ЗАТО.

На КПП, где проверяют документы на въезд и выезд из ЗАТО, помощник дежурного несколько придержал автобус и удалился в дежурку. Юрас, зная, что военное начальство запросто может быть подлее самого последнего негодяя, почуял неладное.

Практически, как почуял Юрас, так и случилось, хоть по Звёздам не гадай. Через минуту вышел дежурный по КПП, зашёл в автобус и сказал офицеру в запасе: «Пройдёмте». Выходя из кабины, он добавил: «Автобус свободен». Офицер в запасе, слегка шокированный и в сознании немного примятый, последовал в направлении дежурки. Транспортное средство, преодолев линию шлагбаума, медленно заколесило прочь. Красные стоп-сигналы, висевшие на его заду по бокам, кричали, что путь закрыт. От уволенного медика отделилась невидимая рука и плавно помахала вслед уезжавшему автобусу. Тётенька Свобода испарилась за поворотом, вместе с «Икарусом».

Зайдя в дежурку, Юрас очутился в облаках сигаретного дыма. Откашлявшись и чуть отступя к выходу, он поинтересовался, в чём дело. Дежурный протянул слегка пожёванную бумажку.

Выяснилось, что комендант гарнизона, тот самый комендант, что своровал наши с Лёликом документы и грозил потом немытым пальцем, запретил выпускать Юраса за пределы гарнизона. Запретил самолично, без запроса морского прокурора, без решения флотского суда, просто решил и послал на пропускной пункт ориентировку.

Столкнувшись с комендантским произволом, задержанный неожиданно вспомнил древний медицинский анекдот, всплывший в его голове, словно старая довоенная мина:

Встречаются в конце войны трое военнослужащих: русский, француз и англичанин. Англичанин говорит:

— Вот у нас медицина далеко шагнула. Одному бойцу оторвало руки, так ему их обратно пришили и он отныне на швейной фабрике работает.

Француз говорит:

— Подумаешь руки. Вот у меня однополчанину ноги взрывной волной отхватило, и хоть бы что: протезы сделали и на самолёт посадили. Первоклассный лётчик получился.

Русский им оппонирует:

— Да что там говорить. У нас Петровичу в бою и ноги, и руки, и голову — всё практически оторвало, осталась лишь попа. Ничего, служит теперь комендантом.

Вспомнив анекдот, пленник почему-то не рассмеялся, а наоборот, опечалился ещё крепче. И действительно, ведь данные действия не только нарушение всех моральных устоев гражданина, но и, кроме того, уголовная ответственность. Я же писал Вам, что этот город — город непуганых баранов и неотёсанной идиотии.