На двадцатилетие выпуска из всей четвертой роты собралось человек тридцать. Максим Олега Сахно узнал сразу – несмотря на лысину и дурацкие, под Тараса Бульбу, усы.

– Ёшкин кот… Максим, живой!

– А чего это я должен мёртвый быть? Олежка, чего же ты на сайте училищном не засветился? Все же наши отметились. Я тебя сколько лет ищу.

– А, не умею я. Бисова штука этот ваш ытернет. Мне дочка всё раскопала про встречу эту. Как сам-то, Макс?

– Да в Питере. Кручусь помаленьку. Слушай, столько всего…

– Потом спокойно сядем в кабаке, потреплемся.

– Нас тогда десантура в Оловянной от дембелей отбила. Ну, я оклемался слегка, и в Читу, в ту команду поехал. В Ростове нас собрали, из разных округов, человек двести офицеров. Танкисты, пехота. Артиллерия. Удостоверения личности забрали, выдали какие-то справки. Про секретность всю плешь проели. Потом самолётом – в Ереван. Я-то думал, буду батальоном командовать или ротой на крайняк, а они сформировали офицерские экипажи. Дали какую-то «пятьдесят пятку»* (*Т-55 – устаревший советский танк) древнюю, снарядов – пятнадцать штук всего. А задний ход поздно давать было уже… Ну, поехали. Думали, прямо так в Баку и въедем. Хуй там. Нас эти генералы армянские, Наполеоны хреновы, прямо на мины и вывели. Всё как в учебнике, блядь. Азера переднюю машину из РПГ подбили, колонне ни туда, ни сюда… Начали хуярить по нам – слава Богу, в основном мимо. Хорошо, что мы их в Советской Армии только очки драить учили. Тошно мне стало, уж не до долларов. Всё, говорю, пацаны, полезли сдаваться. Ну, разоружили нас, по ебальнику надавали, потащили расстреливать. И знаешь, кто меня отмазал? В жисть не допрёшь!

– Ну, не томи.

– Друган твой, Мамедов. Он там у них чуть ли не полковником стал. Проорал чего-то там на своём, нас в каком-то сарае заперли. Жрать давали, врачей. Нормально, словом. Налей-ка водовки ещё. Как вспоминаю эту хрень, так колотит каждый раз.

Олег опрокинул рюмку. Выдохнул.

– Просидели в том сарае полтора месяца. Мы давили на то, что выполняли приказ. Союз-то тогда не распался ещё. А оказалось, что Министерство Обороны от нас просто отказалось. Мол, мы все в отпусках, в Ереван попёрлись на свой страх и риск. Представляешь, скоты! Потом сам Алиев, царство ему небесное, встрял и распорядился нас отпустить. А когда уезжали, я духу набрался и у сержанта своего бывшего, у Мамедова, спросил, почему он меня расстрелять не дал. Знаешь, что сказал?

– Ну?

– Он сказал, что я, конечно, мудак, и пули заслуживаю. Но за меня просил очень хороший человек, которого теперь нет в живых. И Мамедов эту просьбу должен выполнить. Он тебя имел в виду, Максим. Был уверен, что убил тебя тогда, в Безречной. Так что я тебе по гроб обязан. Серьёзно. Что я могу для тебя сделать?

– Возьми водки ещё, Олежка. И спой мне песню про Иванко. Она мне столько лет снится… И будем в расчёте.

Олег вытирает от пота розовую лысину, снимает засаленный галстук и откидывается на стуле. Голос у него чистый и сильный.

Максим медленно погружается в тёплые пьяные волны. Кабацкий гул стихает, к столу подсаживаются ребята. Вагиф Мирзоев в обнимку с Карапетом Манукяном, Эдик Головко из Бреста. Искандер Анваров, зажимающий тонкими пальцами перерезанное афганскими духами горло. Погосян аккуратно кладёт на тарелку окровавленные глаза, чтобы им было лучше видно…

На краешек стула присаживается Ашраф Мамедов. Ставит к стенке автомат, скалит белые зубы и тихонько подпевает.

Октябрь 2007 г

.

– А где ваша учетная карточка, товарищ капитан?

– Э-э-э… Не понял, какая карточка?

У рыжего майора, секретаря партийной организации 276-го мотострелкового полка, что в 32-м военном городке славного города Свердловска, вытянулось лицо.

– Ну как же так! Партийная учетная карточка, так сказать!

– Да вроде в чемодане валяется, в общаге. Я же только с поезда.

Майор развел руками и осуждающе покачал головой.

– Наша партийная организация очень рассчитывает на вас, так сказать! Вы, так сказать, воин-интернационалист, имеете боевой, так сказать, опыт. Я уже включил в месячный план внеочередное партийное собрание с вашим докладом о работе партийных организаций в составе ограниченного, так сказать, контингента советских войск в Демократической республике Афганистан! А вы говорите – «валяется»! Разве же так можно про партийный, так сказать, документ?!

Буслаев наклонился вперед и поманил майора пальцем. Тот с готовностью подставил веснушчатое ухо.

– Я тебе, парторг, сейчас как коммунист коммунисту… Пошел ты на хуй.

Майор отшатнулся, разинул рот, но закрыть забыл.

– Я тут у тебя уже час сижу, пургу твою слушаю. А мне в роту надо, куда командиром назначили, понял? Из-за тебя развод пропустил, меня личному составу не представили. В Афгане я твоего коллегу раз в месяц видел, когда он за чеками на партвзносы приезжал, так хорошо было! Он нам не мешал воевать, а мы ему – водку в одну харю пить, в персональном кубрике. Он с рядовыми коммунистами брезговал бухать, чтобы не уронить с невъебической высоты свой партийный авторитет. Никаких докладов не будет, сам прочтешь. Так сказать.

Майор со стуком захлопнул челюсть.

– Я же к тебе с конкретным вопросом пришел. Что там с квартирой, есть шанс получить? Мне жену надо привозить, она у тёщи уже третий год живёт, они там вшестером в однокомнатной. Мне как интернационалисту и орденоносцу положено квартиру или ни разу? Да – да, а нет – тогда нет. А ты мне втираешь тут про политзанятия да собрания.

Майор вытер резко выступивший пот.

– В свете, так сказать, беспрестанной заботы партии об офицерских кадрах я могу вам сообщить, что мы неуклонно движемся к улучшению… Так сказать. На последней партийной конференции Краснознаменного Уральского военного округа член, так сказать, военного совета в своем докладе отметил, что, так сказать, к сожалению, кое-где у нас на местах ещё недостаточно…

– Блядь! ДА или НЕТ?

– Нууу. Мы включим в повестку дня заседания жилищной комиссии, так сказать, провентилируем, так сказать, ваш вопрос. Вот…

Майор начал листать замусоленный ежедневник.

– Вот! В сентябре заседание, через два месяца всего, так сказать.

– Понятно. Короче, не будет мне квартиры. Ты хоть по-человечески научись разговаривать, майор. Коротко и ясно. Если бы я так, как ты, команды отдавал, то нас бы духи всех вырезали, не дождавшись окончания вступительной части. Пошел я.

Первая «придворно-показательная» рота располагалась на первом же этаже. Буслаев удивленно крякнул, увидев дневального, обутого совершенно не по форме – в тапочки. Вдоль стены аккуратными рядами стояли десятки солдатских кирзачей, обмотанных портянками в несвежих пятнах. Амбре могло свалить непривычного человека с ног, но капитан только поморщился слегка. Белобрысый дневальный заголосил:

– Дежурный по роте, на выход!

– Расслабься, воин. Я ваш новый командир роты. Офицеры в роте есть?

– Товарищ капитан, там это… Лейтенант Шляпин в комнате псил… психической разгрузки!

– Психологической разгрузки, Бача. Учишь вас, учишь.

Невысокий лейтенант уже стоял перед Буслаевым с ладонью у козырька.

– Товарищ капитан, заместитель командира роты по политической части лейтенант Шляпин.

Буслаев пожал шершавую руку.

– Что ещё за разгрузка?

– Гы-гы. Это у нас постоянно трутся руководители из политуправления округа, они и учудили. Пойдемте, покажу.

Ротная казарма больше походила на музей. Щедро натертый мастикой пол сиял, как канонические котовьи яйца. Капитан сразу понял причину разутости дневального и сапожьих шпалер на входе: этакое блестящее зеркало не бойцам кирзачами топтать, а летать над ним херувимам. Стены обшиты лакированной вагонкой. В отдельном помещении стояли диваны, в аквариуме лупили безмозглые глаза рыбки. Канарейка в проволочной клетке чирикала о своём.