– Валерий Никитич, а кого ещё назначать? Никто не пойдёт. Зарплата маленькая, а должность хлопотная. Да и опыт у него уже есть.
– Ладно, хрен с ним. Давай, подпишу. А то борщ стынет.
* * *
Олега Владимировича не покидало ощущение счастья. Свершилось! После двадцати лет беспорочной службы его способности оценены по достоинству!
На кураже Савченко выбил наконец-то положенные на наглядную агитацию деньги и побежал в магазин «Техническая книга».
Снулая продавщица зевнула и заметила, что плакатов по технике безопасности нет. Остался только специальный выпуск № 32. Смотреть будете?
Смотреть особо не получилось. Раритетные очки запотели, а попытки протереть их грязным носовым платком привели только к размазыванию по стёклам влаги пополам с засохшими козявками. Продавщица брезгливо улыбалась.
– Беру! Выписывайте.
* * *
Толстая пачка плакатов заняла половину пространства в крохотном загаженном кабинете. Савченко расчистил кусок стола от тарелок с окурками и окаменевшими остатками холостяцких обедов и водрузил сюда предмет личной гордости – жёлтую защитную каску. Потом порылся в ящиках и среди завалов инструкций и крысиных трупиков нашел полупустую баночку с красной краской и обломок кисточки.
Сначала он решил написать полностью: «Начальник отдела охраны труда и техники безопасности Савченко Олег Владимирович». Однако причудливо крутящиеся шестеренки контрафактной копии человеческого мозга подсказали: даже если использовать внутреннюю поверхность, надпись на каске всё равно не поместится. Пришлось сокращать.
Вздохнув, Савченко выволок из-под стола чудовищные боты, неприятное напоминание о попытке срубить бабла по-легкому. Он отвечал за поставки на завод спецодежды и обуви, и чёрт его дёрнул подписаться на закупку восьмисот пар рабочих ботинок у двух барыг с удивительными именами Газик и Хачик в обмен на взятку в сто пендотугриков.
Коммерсанты были настолько любезны, что сами привезли товар, помогли разгрузить и подозрительно быстро смылись. Утром мешки с обувью разнесли по цехам, и началось.
Подошва была сделана из поношенной резины если не «Белаза», то трактора «Беларусь» точно. Кирза от контакта с машинным маслом быстро покрывалась рыжими разводами. Внутри ботинок выделялась субстанция, проедающая любые носки и красящая кожу. Если вам в бане встречался человек с причудливыми фиолетовыми узорами на ногах, будьте уверены – это не жертва внезапной гангрены, а доблестный питерский фольгопрокатчик.
Вдобавок весом и габаритами боты напоминали любимые водолазами свинцовые пинетки, не различались на левые и правые и были одного размера – примерно сорок пятого с половиной. Цеха побунтовали и смирились, Олега лишили квартальной премии и обязали самого появляться на производстве только в этих уродах на ногах.
Наказание было жестоким, особенно если учесть, что у Савченко был тридцать девятый размер, а весил он чуть больше полуцентнера. Шаги получались двойными: сначала Олег шел внутри ботинок, а потом вместе с ними.
Кряхтя под тяжестью каски и плакатов, новоиспечённый руководитель добрёл до третьего цеха, медленно переставляя конечности и заранее рассчитывая радиусы поворотов. От периодических сотрясений крепление каски ослабло, козырек обрушился вниз и сбил с носа очки.
Внезапно ослепший, Савченко в ужасе попытался затормозить, но не смог преодолеть инерцию и грохнул ботинком по упавшим очкам, превращая их в кашу из стеклянной и пластмассовой крошки.
Катастрофа. Мир превратился в хоровод мельтешащих цветных пятен.
Однако дело есть дело. Савченко по памяти продолжил нелегкий путь, вполз в цех и начал на ощупь развешивать плакаты, используя любую плоскую поверхность.
Приятное чувство выполненного долга заглушило горечь от потери любимых очков. Савченко важно прогулялся по цехам, поминутно спотыкаясь и делая замечания по поводу соблюдения техники безопасности встречным мутным силуэтам. С особым интересом рабочие наблюдали его пылкий монолог, обращенный к кислородным баллонам. Баллоны стыдливо молчали.
В кабинетике Савченко нашел старые запасные очки, когда его вызвали к директору.
* * *
Никитич был явно не в духе.
– Слышь, ты, безопасность труда. Тебя не клоуном назначили, а начальником отдела. Что за хрень ты в третьем цеху устроил?
– Ну как, Валерий Никитич, я плакаты развесил…
– Урод! Ты их читал? Или, как ботинки свои, у армян купил не глядя? Чё сопишь?
Никитич ткнул в кучу сваленных в углу кабинета плакатов.
– «Густо смазывайте вазелином соски», «Лично проверяй отсос аппарата». Блядь, это плакаты для операторов машинного доения! Щас ты у меня отсосешь из аппарата, соски смазать не успеешь! Мне план выполнять надо, а у меня вальцовщики по цеху валяются, ржут и ножками сучат! Уёбок! Лучше бы ты сгнил в гандоне на помойке! Почему твоя мама аборт не сделала, а?..
* * *
Раздавленный, униженный Савченко, всего лишь сутки побывший начальником отдела, тащился к трамвайной остановке. Слёзы обиды текли по впалым щекам.
– Мамочка, смотри! Клоун из Макдоналдса!
Лица уставших, пропитанных мерзким зимним питерским дождём людей разглаживались, освещались счастливыми детскими улыбками.
По городу брёл тщедушный человечек в гигантских оранжевых говнодавах. Щёки были украшены потёками красной краски. Нелепую фигурку венчала ярко-жёлтая каска с расплывающейся кривой надписью «Без. Тру. С.О.В.».
Октябрь 2006 г.
Дороги, которые…
… Рев автомобильного клаксона был похож одновременно на пароходный гудок и любовный стон лося в период гона. Он бился в стены тесного панельного двора, расшвыривал помоечных голубей и вызывал у комнатных собачек непроизвольную дефекацию. Жуткие трубящие звуки неожиданно складывались в веселенький хохляцкий мотив.
Ти ж мене пiдманула, ти ж мене пiдвела.
Ти ж мене, молодого, з ума розуму звела…
Марат пробкой вылетел из сладкого сна, таращась на красноглазые электронные часы.
– Ёкарный бабай! Пять утра!
В одних трусах выскочил на открытый по случаю летнего времени балкон.
Под окном стоял роскошный «камаз». Многочисленные зеркала заднего вида, понатыканные в самых неожиданных местах, противотуманные фары и фары над лобовым стеклом, самодельные брызговики с приклепанными буквами надписи «Хрен догонишь!»… У кричаще раскрашенной в цвета армянского флага кабины приветливо махал рукой лыбящийся небритый брюнет в одних шортах, смущая прилипших к окнам разбуженных домохозяек могучим волосатым торсом.
Марат перегнулся через балкон:
– Карапет! С ума сошёл?! Всех перебудишь! Откуда ты взялся в такую рань?
– Вылезай, Марат-джан! На завод поедем, товар брать буду. Только шампусик домой забери.
Карапет Мамикян кивнул на стоящий у поребрика картонный ящик с бутылками роскошного красного шампанского Артёмовского завода…
Марат ушёл в ванную, бормоча:
– Взяткодатель хренов, опять припёрся ни свет, ни заря…
Солнце на бледно-голубом питерском небе набирало силу, обещая очередной жаркий июльский день 1995-го года…
* * *
Кабина у мамикяновского «камаза» вся украшена какими-то висюльками из бахромы, ковриками, наклейками. Из спальника свешивается край атласного одеяла, занавеска с пышной украинской вышивкой…
На утренних улицах пустынно – только редкие поливальные машины да хлебовозки. Пару раз встретились тонированные во тьму «бэхи» – братва возвращается после ночных гулянок. Или после «работы». А может, после гулянки по случаю успешно сделанной работы, кто же их знает…
Карапет ведёт «камаз» лихо, ловко маневрируя на узких улицах Петроградки и игнорируя запрещающие знаки. Марат, вцепившись в торпеду, умоляет:
