– Водителя и кассира не возьмём, Валерий Никитич. Задание опасное, поедут только проверенные люди!

– Харэ страху-то нагонять. Подумаешь, сумку денег привезти. Поскорее давайте, а то народ упьётся, расписаться в ведомости не сможет.

Никитич с челядью прошел по цехам, поздравил людей. Секретарши в это время накрывали поляну в зале совещаний. Водку и шампусик, как обычно, притащил Коля – директорский племянник, открывший магазин в ста метрах от проходной. Через него по-родственному продавался заводской продуктовый бартер, да и официозные пьянки давали постоянный сбыт.

Через час урытые руководители расползлись кто куда. Главный технолог, как всегда, наблевал на галстук, начальник ОТК и директор по производству привычно подрались…

Багровомордый Никитич что-то втолковывал Марату, когда в приёмной завизжала секретарша.

– Уби-и-ли!

В кабинет ввалились охранники, волокущие окровавленного Яковлевича, и уронили его в кресло.

– Напали, гады. В чёрных масках. Деньги забрали. Всё, до копеечки. Я их найду, блядь!

Героический начальник охраны хрипел, пускал окровавленные пузыри и показывал на пальцах, как он будет рвать оборзевших грабителей.

Вмиг протрезвевший Никитич рухнул в кресло. Где теперь деньги брать? Бунтующие работяги – это тебе не Октябрьская революция, это на самом деле страшно… А с квартирой дочкиной теперь как?

Трубку зазвонившего телефона он снял машинально.

– Дядя Валера, это Коля! Ушел, слава Богу, сок гранатовый! Весь ящик! Спасибо охранникам вашим.

– Какой на хрен Коля? Какой сок?!

– Дядя Валера, вы чё, не в себе уже? Племянник ваш, Коля я. Вы ругались, что я никак сок этот гранатовый продать не могу. А ваши охранники с начальником пять минут назад весь ящик взяли, вышли на улицу и ну давай друг друга поливать! Хихикают… Весело вам там, да?

Марат с интересом наблюдал, как по воздуху летят друг за другом телефон, пресс-папье, стакан и празднично, с брызгами, разбиваются о голову вмиг выздоровевшего Яковлевича, а потеки гранатового сока перемешиваются с уже натуральной юшкой.

Никитич грустно оглядывал осиротевший без телефона стол. Марат продолжал:

– А вот английскую королеву гурки охраняют. Чурки индийские, сами маленькие, а злые, все с ножиками. А папу Римского – швейцарские гвардейцы. Их специально из немецких кантонов набирают, чтобы они по-итальянски не понимали и не могли с местными договориться.

– Не, неруси – это хорошо. Вот у меня в роте два казаха служили. По-русски ни бельмеса. Их как-то в караул поставили, так не могли двое суток с поста снять – они никого, даже начальника караула, не пускали.

– Собаки – тоже нормально. Вот бы из них охрану!

– Не понял. Козлы – это просто менты, гиббоны – менты гаишные. А собаки – тюремщики, что ли?

– Да нет. Обычные собаки. С хвостом.

Никитич дрожащими пальцами долго шарил в мятой пачке из серого картона, и, наконец нащупал расхристанную беломорину.

– Что ты там про собачек говорил?

Марат отогнал ладонью вонючий дым.

– А то, что лучше любой охраны. Читать пропуска вот только не умеют… Но можно пропуска с запахом сделать.

– Это как?

– А вот как…

Но это – уже другая история.

Декабрь 2007 г.

Леночка зашла в отдел, обвела лучистым взглядом убогую обстановку.

– Мальчики, а где главный технолог?

Блин, ну до чего хороша! Ладненькая, вместо юбки – узкая обтягивающая подъёбка, пупок с пирсингом наружу. Тёплая смуглая кожа покрыта еле заметным золотистым пушком. Страшно за себя становится: руки сами под юбку тянутся, независимо от обремененного моральными устоями организма.

Зачем её охрана на завод пускает? Работать же невозможно.

Витёк подскочил, как теннисный шарик, – маленький, кругленький. Везде пролезет. Причём без мыла.

– Ах, красавица! Если вам нужен технолог, то мы выроем его из-под земли! Отмоем, реанимируем и представим пред ваши прелестные очи!

Леночка посмотрела сквозь него, брезгливо прикусив розовую пухлую губку.

– Типа, пошутил? Отдохни, убогий. Главный появится – скажи, чтобы в коммерческий позвонил.

И зацокала шпильками, удлиняющими стройные ножки до бесконечности.

Витёк выскочил следом в коридор, восхищенно полюбовался манящим танцем ягодичного дуэта. Почмокал и выдал:

– Блин, зачётная соска! Я б ей присунул.

Скромник Олег Суслов, тоже дипломник, вдруг обиделся:

– Ну, и что тебя останавливает? Сказать? Просто ты ей ни разу не всрался.

– Не, просто времени жалко. Слишком выпендрёжная. У меня и так тёлок – как в общаге тараканов. Только свистни – табуном прискачут.

– Тараканы прискачут табуном?!

– Да пошел ты, дрочер. Сначала живую бабу понюхай, ботаник, а потом и хавало разевай.

Олег обиженно засопел, нащупал в кармане пачку «Петра» и пошел в курилку. Стыдно, конечно, в двадцать два года, да ещё в наше время, быть девственником. И ростом Бог не обидел, и не урод вроде. Но с девчонками – полный швах. Олег их всегда жутко стеснялся. Заикался, косил глазами в разные углы, потел и прятал руки… Стеснялся нищенских шмоток, восьмиметровой каморки в коммуналке, мамочки-библиотекарши, вечного безденежья. Ладно, хоть с преддипломной практикой повезло. На заводе доплачивали к стипухе две тысячи, а могли вообще не платить.

В отделе Витёк, как ни в чём не бывало, уселся на край стола Олега.

– Ладно, Суслик, не обижайся. Вижу, ты в эту Леночку втрескался. Я вот что узнал: пацаны и девчонки из заводоуправления по пятницам скидываются по пятихатке и в боулинг идут на Аптекарском. А там – пивасик, коктейльчики, то-сё… Прижмешь свою фемину в уголке, на ушко пошепчешь – и вперёд, на мины. Только не мямли. С ними надо решительно. Типа: «Давай перепихнемся, детка!»

Олег принялся за лихорадочные подсчёты. Пятьсот, да там сотни три, да на такси… В дохлых кроссовках и драном пленном пуховике фэйс-контроль не пропустит. Значит, чёнить из шмоток в секондхэнде придётся покупать. Не, не потянуть.

– Да не ссы, дядя Витя всё продумал. На шихтовом участке литейки рабочих набирают на халтуру в ночную смену, лом грузить. Платят сразу по шестьсот рублей за смену и ещё чего-то там за план доплачивают. За неделю бабки наберёшь.

– Вить, спасибо, брат! А ты пойдёшь?

– Я чё, чокнулся – по ночам железки ворочать?

– Там алюминий.

– Да какая разница. Мне здоровье дорого. По ночам спать надо, желательно не в одиночку. Бу-га-га!

В цеху выдали какую-то дырявую, пропитанную маслом робу, будто снятую с убитого в упор фашистской картечью танкиста. Шихтарник встретил закопчёнными промороженными стенами и терриконами разнообразного алюминиевого лома, по которым скакали огненные сполохи из раскрытых ворот литейки. Мотки проволоки, прессованные пакеты из пивных банок и прочую грязную тяжелую лабуду надо было грузить в большой железный короб. Через час рукавицы порвались в клочья, спину ломило, пот рисовал грязные дорожки на лбу и щеках.

Пока автопогрузчик менял полный короб на пустой, к перекуривающим халтурщикам вразвалочку подошёл Боцман. Наглый, крепкий, с красным обожженным лицом – типичный литейщик. Штопаная тельняшка под спецовкой, на тыльной стороне ладони – полустёртый якорь и буквы «СФ».

– Во бля, молодёжь. А чё это вы не проставились? В трудовой коллектив надо с бульканьем вливаться, а то без мазы.

– Так это, охрана же с бутылкой не пропустит…

– Млять, пришлют же придурков. Идёшь в красилку, даёшь тёте Любе полтинник, и она тебе полную тару шила наливает. Учитесь, салаги! Бери фляжку, студент. Только под робу спрячь, а то спалишься.

Олег отправился за горючим, прижимая локтем зелёный помятый сосуд. Мимо грохота прокатных станов, мимо ножниц, распускающих широкое сверкающее полотно фольги на узкие полоски…

Присели на корточках, упершись спинами в короб. Боцман набулькал в пластиковый стакан, протянул Олегу. Разведенный спирт деранул по горлу, горячим комком ухнул в желудок. Литейщик вдруг резво вскочил на ноги, наступил на жалобно хрустнувший пластик. Фляжки в руках уже не было.