— Я не желаю ничего слушать. Я…

Новый удар оборвал ее на полуслове. Она закричала, но это снова был крик скорее ярости, чем боли. Кьяра увидела край ее голубого халата, а затем дверная ручка отчаянно задергалась.

— Открой дверь! — крикнула Изабелла, уже с небольшой ноткой страха в голосе.

— Тебе придется меня выслушать, — заявил дон Паоло. — Разве ты не хочешь услышать то, что мне рассказал посыльный твоего брата? То, что великий герцог не решился доверять бумаге?

Дверь слегка заскрипела. Видимо, Изабелла прижалась к ней спиной. Моргайте завыл, как дикий зверь. Кьяра знала, что он любил свою госпожу и готов был отдать за нее жизнь. Но дверь была заперта изнутри и второго ключа ни у кого не было.

— Донна Дианора дралась из последних сил, — говорил дон Паоло. Сквозь дверную щель Кьяра увидела, как мимо ее глаз проползло огромное черное пятно — дон Паоло был до того толстым, что ни одна лошадь не могла выдержать его вес.

— Она кусалась, как собака, и чуть не откусила твоему брату два пальца на руке, — невозмутимо продолжал он. — К счастью, в комнате было двое крепких ребят из Романьи, которые ему помогли.

— Не желаю ничего слушать! Выпусти меня!

— Они бросили ее на кровать и держали, пока твой брат ругался на чем свет стоит и пытался остановить кровь. Он сказал, что раз она кусается, как собака, то и умрет, как собака.

Дверная ручка резко дернулась, но безрезультатно.

— Он послал за собачьим поводком — слуги были слишком испуганы, чтобы перечить ему. Она кричала и вырывалась, но ее держали крепко. Слуга принес поводок, но не ту шелковую ленточку для комнатных собачек, а хороший кожаный ремешок для охотничьих мастифов. Его даже не успели очистить от грязи после последней охоты.

— Прекрати, ради всего святого! — закричала уже не на шутку испуганная Изабелла. — Я не хочу этого слышать!

— Не хочешь? — Раздался треск разрываемой ткани и рыдания Изабеллы. — Ты будешь слушать, пока я не закончу говорить. И я расскажу тебе все до мельчайших подробностей. Все, что твой брат сообщил мне через посыльного.

— Франческо это бы не понравилось!

— О! Ты плохо знаешь Франческо. Так на чем я остановился? Ах да, поводок для мастифов. Пока двое ее держали, твой брат надел поводок на ее прелестную шейку. Пытаясь вырваться, она порвала одежду, поэтому шея и грудь ее были обнажены. Он намотал концы ремешка себе на запястья и начал его затягивать.

Две женщины у двери заплакали. Священник закрыл глаза и стал молиться, перебирая пальцами четки. Моргайте рычал и отчаянно царапал деревянную дверь. Кьяра застыла, не в силах двинуться с места, не в силах заплакать, не в силах поверить в ту дьявольскую историю, которую она только что услышала.

— Ее лицо посинело, — продолжал дон Паоло, смакуя каждое слово. — У нее была такая нежная чистая кожа, прямо как шелк. Твой брат сказал, что он даже видел, как под ней пульсировали вены. Ее глаза вылезли из орбит, а язык изо рта. Однако он не спешил. Пока она еще могла его слышать, он бросал ей в лицо имена ее любовников. И говорил, что они все мертвы. Говорил, что теперь не верит, будто маленький мальчик Козимино — его родной сын, а раз так, то ничто не мешает ему отправить его на тот свет вслед за матерью несколько недель спустя.

— Ты чудовище, — рыдала Изабелла. — Ничего такого не было! Ты все выдумал!

— Еще как было! И именно так, как я описал. В самом конце она немного оцарапала державших ее слуг и взбрыкнула ногами, но собачий поводок сделал свое дело, и все было кончено.

Повисла тишина. Кьяра слышала учащенное дыхание Изабеллы. Она посмотрела на Моргайте — тот свернулся калачиком на полу и дрожал. Если он и плакал, то беззвучно. Священник и девушки отшатнулись от двери и столпились в центре комнаты.

Кто-то должен был что-то предпринять.

Кто-то должен был начать сопротивляться.

«Святая Моника, заступница обиженных жен, помолись за нас всех», — пронеслось в голове у Кьяры. Затем она сделала глубокий вдох и что есть силы закричала:

— Дон Паоло! Мы здесь и все слышим. Вы должны отпустить донну Изабеллу. Если вы причините ей вред, мы это услышим.

— Слушайте на здоровье! — расхохотался в ответ муж Изабеллы. — Вы свидетели того, как мужчина восстанавливает свою поруганную честь. Массимо, помоги. Не хочу, чтобы и мне руку прокусили.

Массимо?

— Трус! — пронзительно закричала Изабелла. — Трус! Спрятал дружка под кроватью! Даже сам убить жену не в состоянии! Никчемный! Только и можешь, что ходить по девкам и тратить деньги моей семьи! Не смей прикасаться ко мне!

Перед глазами Кьяры снова промелькнул голубой халат Изабеллы. Раздались крики, шум завязавшейся драки и звуки наносимых ударов, и уже невозможно было понять, кто именно издает эти крики. Кьяра просунула пальцы в щель между дверью и косяком и потянула изо всех сил. Она понимала, что это бесполезно, но не могла просто так стоять и ничего не предпринимать, слыша эти крики. Как же так? Она так близко, но ровным счетом ничего не может сделать!

Оставалось лишь кричать. Оставь ее! Оставь ее в покое! Но ее голос растворился в общем шуме.

Затем внезапно наступила тишина.

Очень долго не было слышно ни звука — так долго, что можно было три раза прочитать «Отче наш».

Все застыли на своих местах.

Затем послышался скрежет замка, и дверь резко распахнулась, прищемив пальцы на левой руке Кьяры. Никогда раньше она не ощущала такой боли. Боли, от которой перехватывает дыхание, и ты не можешь даже кричать. Девушка попыталась освободить руку, но безуспешно. Боль обострила все ее чувства. Она видела, как пятится на четвереньках Моргайте, слышала тяжелое мужское дыхание и свой собственный истошный вопль.

— Кто-нибудь, — заговорил дон Паоло. Он закашлялся, пытаясь восстановить дыхание. — Принесите уксус, быстро. Донна Изабелла упала в обморок, когда мыла голову.

Женщины бросились врассыпную. Кьяра знала, что они спешат не за уксусом, а просто спасают свою шкуру. Священник тоже куда-то подевался.

Дон Паоло вернулся в спальню и закрыл за собой дверь. Боже, как больно. Кьяра освободила зажатую руку и прижала пальцы к груди — кожа была содрана, шла кровь. Интересно, целы ли кости?

Однако какое сейчас это имеет значение?

Неужели это правда? Неужели Изабелла просто упала в обморок?

Она бросилась в спальню Изабеллы. Господи, пусть так и будет! Пусть она просто упала в обморок. Одной рукой она открыла сундук и отыскала среди различных пузырьков флакон с уксусом. Затем она побежала обратно в спальню дона Паоло, а Моргайте засеменил за ней — он единственный из всей прислуги остался верен своей госпоже. Они вошли в комнату.

Изабелла Медичи лежала ничком возле кровати, все еще сжимая в руках край покрывала, как будто пыталась вскарабкаться на большой перьевой матрац. На столе слева от кровати стоял пустой таз для воды. Ее волосы были растрепаны, и мокрые пряди падали на плечи. Любой дурак понял бы, что ее окатили водой уже после того, как она упала. Лица не было видно. Возможно, она действительно упала в обморок от страха и негодования.

Дон Паоло стоял, наклонившись вперед, и все еще пытался перевести дыхание. Другой мужчина, тот самый, которого он назвал Массимо, стоял у дальнего края кровати. Черный — вот все, что Кьяра могла о нем сказать, — черные волосы, черная одежда, черная душа. Она бросилась к кровати, моля Бога о том, чтобы это был просто обморок. Упав на колени возле Изабеллы, она зубами открыла флакон с уксусом и тыльной стороной своей раненой руки осторожно развернула к себе голову Изабеллы.

Изабелла была мертва. Ее тело было еще теплым, но уже приобрело характерную твердость — как у глины.

На ее лице были видны фиолетовые следы от пощечин. Веки были не до конца закрыты, так что сквозь ресницы проглядывали белки ее глаз. Рот был открыт, а язык вывалился наружу. На губах была кровь: в отчаянной борьбе за жизнь она прикусила себе язык. Ее красивый бархатный халат, расшитый драгоценными камнями, был разорван на плечах, обнажив левую грудь, сплошь покрытую синяками от ударов. На горле краснел тонкий след от шнурка. Сам шнурок лежал тут же рядом — красный шелковый шнурок с кисточками на концах.