Магистр Руанно повесил лампу на крючок и коснулся своей покрытой шрамами рукой двойного пеликана. Неровный свет лампы играл на его хрустальных боках и золотых креплениях.
— Эта вещь и вправду стоит целое состояние, — промолвил он. — И даже не из-за дорогих материалов, а из-за самой конструкции. Я просто не представляю, как торговец книгами мог приобрести такой инструмент.
— Плохой же из вас покупатель, раз вы прямо заявляете, будто он стоит целое состояние.
Англичанин улыбнулся. На этот раз это была не прежняя волчья усмешка, а искренняя улыбка, на мгновение преобразившая его лицо. Даже обычная темная грусть в его глазах стала немного светлее.
— Я же не свои деньги плачу, — сказал он. — А великий герцог вполне может себе позволить заплатить целое состояние. А твой отец, случайно, не украл этот двойной пеликан у кого-нибудь? Если да, ты мы обязаны найти первоначального владельца.
— Мой отец не был вором! Единственное, что он когда-то сказал на этот счет, это то, что его злейший враг оказался вернейшим союзником. Я всегда думала, что он имел в виду дьявола.
— Может, и так… А много инструментов погибло при пожаре?
— Большая часть. Остался только этот пеликан и еще алембик. Видите? Он из зеленого стекла в форме полумесяца.
Есть еще атанор. Отец говорил, что его привезли из Трапезунда, но я не знаю, где это.
— Так называлось византийское государство на побережье Черного моря. Оттуда начинался Великий шелковый путь на восток, — пояснил магистр Руанно, пристально изучая сосуд. Все-то он знает, этот высокомерный всезнайка. Не исключено, что он сам там бывал. — Да, это действительно похоже на работу трапезундских мастеров. Расскажи мне побольше о своем отце, монелла Кьяра. Меня просто удивляет, почему великий герцог при всей своей любви к алхимии ничего не слышал о его работе.
— Я расскажу вам все, что знаю, при условии, что вы прекратите называть меня монеллой.
Магистр Руанно внимательно посмотрел на девушку, на этот раз уже без улыбки. Он смотрел на нее так, будто увидел ее впервые с того самого утра, когда Кьяра прошла инициацию. Но только сейчас она была одета в шелка и ленты.
— Хочешь сказать, что ты больше не уличная девчонка?
— Я никогда ею не была. Я могу быть бедной, и на мне может быть плохая одежда, но я родом из уважаемой семьи. Уже много поколений семейство Нерини занимает достойное место среди флорентийской гильдии книготорговцев.
— Тогда я буду звать тебя донной Кьярой, — сказал магистр Руанно с хитрым блеском в глазах.
— Назовете меня так в присутствии бабушки, и она вышибет вам пару зубов своей метлой. Нерини всегда были сторонниками республики.
— Я всего лишь дразню тебя. Ну так расскажи мне побольше о своем отце-республиканце, мона Кьяра.
Она посмотрела на зеленый стеклянный алембик в форме полумесяца. Это был ее любимый предмет.
— Все началось с несчастного случая. Мы с моим братом Джанни играли на улице возле лавки, и тут на нас налетели два знатных господина верхом на лошадях. Они даже не пробовали остановиться. Какое им дело до детей каких-то мелких торговцев?
— Брат? — Кьяра поняла, что он мысленно перебирает всех членов ее семьи — бабушка, Лючия, Маттеа… — Выходит, твой брат погиб?
— Да. У него все лицо и голова были разбиты, а также сломана спина.
Оба замолчали, обдумывая сказанное. Затем магистр Руанно поднял крышку атанора и заглянул внутрь.
— И тебя тоже ранили? — спросил он таким уверенным тоном, будто это был не вопрос, а утверждение. Неужели он все знает? Неужели он наводил о ней справки?
— Одна из лошадей ударила меня копытом сюда, — ответила Кьяра и коснулась того места на голове, где остался шрам.
У Кьяры всегда были густые и мягкие волосы, а после того как она стала их мыть специальным составом донны Химены, в который входили уксус, розмариновая вода, ароматное масло, мята и чабрец, ее локоны приобрели еще большую силу и блеск. Смотрясь в зеркало, она увидела, что волосы, которые росли поверх полукруглого шрама, были жестче остальных и кое-где в них попадались седые волоски, которых она раньше не замечала. Неудивительно, ведь у нее раньше никогда не было своего зеркала.
— Головные боли, о которых ты говорила в ночь перед инициацией, — это последствие травмы?
— Да. А еще иногда у меня случаются обмороки, — призналась девушка. Она решила не рассказывать ему о дьявольских голосах, живущих в ее голове. Эту тайну не знал никто, кроме бабушки.
Англичанин взял со стола несколько кусков разбитого стекла и начал рассеянно вертеть в руках, пытаясь сложить их вместе.
— И ты надеешься исцелиться с помощью Lapis Philosophorum?
— Да, это моя цель.
— И что предпринял отец, когда погиб твой брат? Где была ваша мать? — спросил он, смахнув со стола осколки. Что бы это ни было раньше, его уже не склеить.
— Моя мать… она была беременна, когда это все произошло. У нее случился выкидыш, и она умерла. Она так любила Джанни, что не представляла, как будет жить без него. Это был их единственный сын и наследник. Когда она умерла, а вместе с ней и ребенок, то семья лишилась возможности иметь наследника.
— А как же ты и твои сестры? Вы можете выйти замуж, и ваши мужья продолжат семейное дело.
— Бабушка говорила то же самое. Она всегда мыслит практично. Но отец был вне себя от горя. Он думал только о том, чтобы вернуть к жизни свою жену и сына.
Кьяра поежилась от холода. Здесь, в подвале, даже в летний зной было прохладно.
— Некромантия, — тихо произнес магистр Руанно. — Выходит, твой отец надеялся создать философский камень, чтобы использовать его в некромантии, то есть воскрешении мертвых.
— Именно так.
— А он никогда не просил тебя помогать ему в его экспериментах? До пожара?
— Помогать? Разумеется, нет. Но я иногда украдкой подглядывала за ним. Мне хотелось научиться всему, чтобы стать его преемницей. Конечно же, я никогда бы не смогла заменить Джанни, но мне хотелось сделать все, что в моих силах. А почему вы хотите знать, просил ли он меня о помощи?
— Некоторые некроманты… — начал было англичанин, но тут же замолчал. К ее большому удивлению, он дотронулся рукой до ее запястья. Пальцы легли на зеленый шелк ее рукава, в то время как большой палец его руки коснулся верхней части ее ладони. Между ее кожей и поверхностью его большого пальца оказалась лишь тонкая белая ткань выбившейся из-под рукава нижней рубашки. Кьяру охватило странное ощущение. Он коснулся ее руки не с целью приласкать или что-то в этом роде. Скорее он хотел ободрить ее или защитить от непонятной угрозы.
— Вы не договорили. Что там насчет некромантов? — спросила она.
— Пустяки, ничего особенного, — ответил он и отвел взгляд в сторону.
Разумеется, ему было что сказать, но что бы это ни было, он не собирался ей ничего рассказывать. Магистр Руанно снова подошел к двойному пеликану и начал его внимательно разглядывать, чтобы определиться, можно ли его разобрать с целью безопасной перевозки. Через некоторое время он спросил:
— А что насчет книг? Когда ты предлагала великому герцогу купить у тебя серебряную воронку, ты говорила еще о каких-то книгах.
Что же ему на это ответить? Соврать, что нет никаких книг? Показать все, что есть? Или только часть? Среди отцовских книг была одна — самая древняя и самая ценная, которую Кьяра хотела оставить у себя. Отец делал в ней пометки, и Кьяре хотелось когда-нибудь, когда она уже достаточно выучится читать по-латыни, прочитать то, что он написал. С другой стороны, англичанин не поверит, если она начнет отрицать существование книг.
— Да, есть несколько книг. Я отнесла их наверх. Боялась, как бы не обрушился потолок в подвале. Я думала, что книги — это самое ценное, что осталось после отца.
Англичанин взглянул на нее. На какое-то мгновение ей показалось, что он читает ее мысли и знает, что книги здесь, в этом самом подвале, завернутые в водонепроницаемый вощеный шелк и запертые в железный короб, замурованный в стену. Ей также показалось, что он знает о тайном подземном туннеле, вход в который находился прямо под столом. Однако магистр Руанно улыбнулся своей обычной волчьей усмешкой и сказал: