Третий и последний оставшийся в живых из ковбоев, успевший отскочить под прикрытие своего пикапа, высунулся над бортом. Быстро передергивая рычаг своего «сэведжа», он выпустил остатки магазина по мексиканцам. Тяжелые пули с громким лязгом ударили в борт, заставив «латиносов» отступить, а американец, отбросив в сторону оружие, кинулся вслед за девчонкой. В два прыжка он ее догнал, подхватив на руки, и в этот миг его спину наискось прочеркнула автоматная очередь. Ковбой, захлебываясь хлынувшей горлом кровью, повалимся на землю, собой накрыв кричавшую от страха на одной ноте девочку.

— К черту, — Заур Алханов передернул затвор «беретты», решительно взявшись за ручку дверцы. — Я пошел!

— Отставить, — рявкнул Беркут. — Мы не можем обнаружить себя!

— Сможешь потом спокойно жить, вспоминая, как у тебя на глазах какие-то выродки убили целую семью, просто так, между делом?!

— Нам жить осталось считанные часы, боец! Не успеет совесть замучить! Сидеть, твою мать!

Выругавшись, Алханов выскользнул из салона «эксплорера», и, вскинув пистолет, открыл беглый огонь с фланга по палившим во все стороны без разбора мексиканцам. Один из них, поймав своим телом не менее пяти девятимиллиметровых пуль, упал, как подкошенный, выронив массивный, страшный даже с виду «Дезерт Игл» со вставшим на задержку затвором. Второй, отстреливаясь из АКМ с «бесконечным» магазином, попятился.

— Дерьмо! — Вытащив из-под одежды «Глок-17», Беркут спрыгнул на асфальт. — Керим, забери девчонку! Я помогу женщине! Заур, огневое прикрытие!

Диверсанты, пригнувшись, бросились через дорогу, слыша за спиной частые пистолетные выстрелы. Тохтырбеков одним рывком отбросил тело ковбоя, и, подхватив подмышку невесомое детское тельце, отпрыгнул обратно к машине, открыв огонь по не унимавшемуся «латиносу». А Тарас Беркут, тоже стреляя на ходу в белый свет, как в копеечку, лишь бы заставить продолжавшего молотить длинными очередями мексиканца укрыться, метнулся дальше. Добежав до лежавшей на асфальте лицом вверх женщины, спецназовец вытащил из кармана перевязочный пакет.

— Гадство! — Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько плохо дело. — Держись! Дыши, твою мать!

Зубами разорвав обертку, Беркут накрыл тампоном сочившуюся кровью рану на животе, торопливо накладывая повязку. Женщина еще была жива, ее грудь вздымалась, нервно, дергано, но глаза уже закатились, а тело безвольно обмякло. Еще один индпакет, и еще, Беркут действовал на автомате, так, как делал это в кавказских горах, когда его группа попала в устроенную арабскими наемниками засаду, и пришлось шесть километров по горам, под огнем преследовавшего врага тащить на себе умиравшего радиста, пока не наладилась погода и не подоспели вертушки, вытащившие всех, кто остался к той секунде в живых, покрошив заодно «духов» в мелкий фарш. Наконец, кровь перестала хлестать ручьем, хотя свежие повязки и набухли от напитавшей их влаги.

— Командир, уходим! — Алханов, сжимая в правой руке пистолет, подскочил к Беркуту, дернув того за плечо. — Живее!

Трое партизан прыгнули в «эксплорер», каким-то чудом совершенно не пострадавший в короткой, но ожесточенной перестрелке. Взревел мощный движок, и внедорожник сорвался с места, взвизгнув покрышками и вылетев на шоссе. Удалившись на несколько сотен метров от места боя, Беркут увидел приткнувшийся на обочине фургон — Илья Карпенко благоразумно решил не отъезжать слишком далеко, дождавшись товарищей. Пропустив «эксплорер» вперед, он тоже тронулся с места, пристраиваясь сзади, достаточно близко, чтоб оставаться в поле зрения прикрывавших его партизан. Небольшая колонна успела проехать две с лишним мили, прежде чем навстречу попалась целая вереница полицейских машин, следом за которыми мчались белоснежные фургоны «скорой помощи».

— Мы засветились, — мрачно процедил сквозь зубы Тарас Беркут, глядя в зеркало заднего вида на исчезающие в висевшем над горизонтом мареве машины и слыша в отдалении многоголосое завывание их «сирен». — Теперь нас будут искать, землю станут носом рыть!

— Лучше было просто смыться, позволив этим ублюдкам перебить побольше народу?

Беркут перевел взгляд на Алханова, скривившись в досадливой гримасе:

— Ты сам знаешь, что, да, так было бы лучше! Им все равно остается жить считанные часы! Мы не спецназ, а дерьмо, раз позволили себе такое! Ничто не должно ставить под угрозу выполнение основной задачи, мать ее!

Все трое замолчали, понемногу успокаиваясь после суматошного боя в сердце аризонской пустыни, а затем Керим Тохтырбеков спросил командира:

— Теперь куда двинем? Обратно в город?

— Нет, черт возьми! — Беркут хлопнул ладонями по «баранке». — Все верно, я солдат, а не палач! Нельзя убивать гражданских, иначе мы будем уже не партизанами, а террористами, обычными убийцами, каких принято вешать или ставить к стенке без разговоров. Мы уничтожали таких в чеченских горах не для того, чтобы самим замарать руки в крови обычных людей. Найдем более достойную цель!

Колонна, состоявшая всего из двух машин, промчалась по рассекавшему пустыню шоссе. Большой щит, возвышавшийся на обочине, сообщил диверсантам о том, что они уже колесят по территории штата Нью-Мексико. В прочем, пейзаж за окном оставался неизменным, все та же красновато-бурая пустыня, да на самом горизонте возвышались какие-то скалы, редкие и кривые, точно остатки зубов во рту древнего старика. А солнце, ослепительно сиявшее на безоблачном небе, превращало эту сухую равнину в подобие сковородки, и партизаны не раз успели добрым словом помянуть собственную предусмотрительность, порадовавшись, что взяли машины с кондиционерами.

Оставляя позади милю за милей, проезжая без остановки небольшие городки, похожие один на другой, точно качественные копии, колонна уверенно двигалась на восток. Сверкающий расплавленным золотом шар солнца медленно скатился к горизонту, и день сменился сумерками, а небо из тускло-бирюзового стало насыщенно-фиолетовым, с яркими искрами звезд, порой скрывавшимися за пеленой надвинувшихся откуда-то с юга, со стороны мексиканской границы плотных облаков. Но дорога оставалась по-прежнему пустынной, лишь изредка навстречу попадались легковушки, да пару раз с ревом и грохотом промчались бензовозы-«восемнадцатиколесники». И когда над автострадой наискось на малой высоте, так, что можно было рассмотреть за отбрасывающими блики блистерами головы пилотом, промчалась пара вертолетов UH-60 «Блэк Хок», Заур Алханов, сменивший за рулем своего командира, отдыхавшего на заднем сидении, выругался, крутанув баранку так, что «Форд» едва не улетел в придорожный кювет. А сам Тарас Беркут, проводив геликоптеры, умчавшиеся к горизонту, довольным взглядом, решительно приказал:

— Сворачиваем с дороги. Мы у цели!

Поднимая клубы песчаной пыли, порой совершенно перекрывавшей обзор, внедорожник съехал с дорожного полотна на грунт, и Карпенко, следовавший позади, метрах в ста, хотя и удивившись, в точности повторил маневр. Перевалившись через гребень каменистого холма, не имевшего ничего общего с настоящими пустынными барханами, машина затормозили. Тарас Беркут, выпрыгнув из прохлады салона, окунулся в поток раскаленного воздуха. Чувствуя, как рубашка набухает от мгновенно выступившего пота, он двинулся к микроавтобусу, жестом приказав остававшемуся в кабине Карпенко выбираться наружу. Бывший прапорщик морской пехоты, с наслаждением расправив плечи и потянувшись, взглянул на командира, произнеся одно единственное слово:

— Здесь?

— Здесь! — согласно кивнул Беркут, рывком распахивая дверцы фургона. — Нам удалось обвести вокруг пальца военную машину американцев, преодолев Тихий океан, мы оставили позади половину территории Америки, преодолев больше тысячи километров по враждебной земле, выскользнув из кольца облавы на суше. Пришел час сделать то, ради чего мы пришли сюда!

Большой пластиковый ящик с полустершейся маркировкой, выведенной по трафарету, был единственным грузом микроавтобуса. Сняв крышку, Тарас Беркут с нежностью коснулся теплого бока обнажившегося металлического кожуха. За многие дни, проведенные рядом со смертоносным устройством, под свинцовым корпусом которого дремала чудовищная мощь, слепая и неумолимо смертоносная, офицер спецназа перестал испытывать страх, проникшись каким-то священным почтением к тому оружию, самому мощному и разрушительному из существующего, что было доверено ему и его людям.