Генерал Ямасиро слушал, не перебивая, даже не пытаясь возражать. Он мог бы многое сказать в ответ на этот разнос, напомнив, что появление подлодок прозевали моряки, а системы ПВО уничтожили большую часть крылатых ракет русских, а стопроцентную гарантию поражения пока не обеспечивал ни один зенитно-ракетный комплекс. Но вместо этого командир северного сектора противоздушной обороны терпеливо выслушал своего начальника, произнеся в ответ:

— Я готов ответить за свою ошибку.

— За вашу ошибку придется расплачиваться миллионам японцев. Русские после долгого молчания связались с нами по дипломатическим каналам, предъявив ультиматум. Они угрожают, что если в течение ближайших двух суток хотя бы один корабль отойдет от наших берегов или хотя бы один военный самолет покинет воздушное пространство Японии, их подводные лодки нанесут еще один ракетный удар, на этот раз, с применением ядерного оружия — по нашим городам, по мирному населению. Сомневаться в серьезности их намерений нет никаких причин. Русские уже применили ядерное оружие у собственных берегов, и им ничто не помешает нанести ядерный удар по Японии! И мы беззащитны перед этой угрозой — по вашей вине! Потеря самолетов АВАКС создает огромную брешь в радиолокационном поле, сквозь которую могут проскользнуть уже не десятки, а сотни ракет, и тогда Япония исчезнет в ядерном огне! Поэтому, генерал, я приказываю прекратить всякие действия против русского флота в Охотском море. Пусть с ним теперь разбираются моряки. Все оставшиеся боеспособными истребители немедленно поднять в воздух для перехвата русских ракет или самолетов. Сделайте все, чтобы больше не было жертв — на вас и так уже слишком много жизней тех, кто верно служил Японии!

Командующий Военно-воздушными силами оборвал связь. Генерал Ямасиро, обведя взглядом притихших адъютантов, негромко, но жестко произнес:

— Оставьте меня. — И, видя, что те замешкались, вдруг крикнул: — Все вон!!!

Офицеры гурьбой повалили к выходу из помещения, обеспокоено оглядываясь на упершего взгляд в зеркальную крышку стола генерала. Ямасиро, оказавшись, наконец, в одиночестве, открыл нижний ящик, вытащив автоматический пистолет «Тип-57А». Положив оружие на ладонь, он несколько мгновений наслаждался его солидной успокаивающей тяжестью. Затем, выщелкнув магазин, генерал убедился, что он снаряжен, и вогнал обойму обратно в рукоятку, услышав щелчок магазинной защелки.

Вздохнув, генерал Ямасиро оттянул назад затвор, с лязгом вернувшийся назад, загоняя в ствол патрон. Офицер поднял руку, ощутив, как металл холодить висок и вдохнув запах оружейной смазки, а затем нажал на спуск.

Ворвавшиеся на грохот выстрела адъютанты столпились в дверях над распластавшимся на полу телом своего командующего, которому девятимиллиметровая тупоконечная пуля разворотила череп. Генералу Сил самообороны Ямасиро выпала сомнительная честь стать последней жертвой сокрушительного удара русских подводников. А в тысячах километров от разгромленной авиабазы Мисава, на просторах моря, продолжали гибнуть люди, каждый из которых без колебаний шел на смерть, веря, что совершает это во имя высшей, самой прекрасной цели.

9 июля

Гвардии старший лейтенант Расул Вежоев, уставившись невидящим взглядом на горизонт, напевал себе под нос что-то заунывно-тягучее, одновременно поглаживая ствольную коробку крупнокалиберной винтовки КСВК. Он касался грозного оружия, сейчас установленного на сошках на придвинутом к окну журнальном столике, как прикасаются к давно желанной и вдруг ответившей взаимностью женщине — нежно, ласково, едва ощутимо, словно боялся, что от неосторожного прикосновения развеется чарующее волшебство. Десантник находился на позиции, расположенной в обычной квартире на третьем этаже самой обыкновенной панельной пятиэтажки уже почти два часа, и единственным его собеседником была рация, иногда ловившая короткие переговоры перемещавшихся по окраинам Петропавловска-Камчасткого разведгрупп и мобильных патрулей. Для горячего уроженца далекой Ингушетии сидеть вот так, в четырех стенах, без дела, даже толком не зная, что происходит хотя бы на соседней улице, было невыносимо мучительно, и поэтому, когда за окном послышался нарастающий гул двигателей, Расул счастливо улыбнулся.

Десантник приник к оптическому прицелу ПСП-1, установленному на его винтовке. Резиновый наглазник врезался в кожу, и Расул повел стволом, пытаясь обнаружить цель. Мощная винтовка калибра 12,7 миллиметра была предназначена для уничтожения техники и живой силы на дальностях до полутора километров, но сейчас шелестящая пелена дождя, то усиливавшегося до настоящего ливня, то истаивавшего до висевшей в воздухе водяной пыли, ограничивала обзор двумя сотнями метров. И потому источник шума, сопровождавшийся уже хорошо различимым лязгом гусениц, обозначавшим приближение тяжелой техники, был еще не виден.

Вежоев передернул затвор, загоняя в ствол оружия первый из пяти набитых в широкий магазин патронов. Оружие, скомпонованное по схеме «буллпап» и выпускаемое ничтожными партиям, старший лейтенант выбрал за относительную компактность при высокой огневой мощи, и еще ни разу не пожалел об этом выборе. Конечно, таскать на спине двенадцатикилограммовую железку, патроны к ней и прицел, да еще и под огнем, было сомнительным удовольствием. Но Вежоев, еще в Майскую войну познакомившийся близко с китайской QBU-10, разом перестал уважать меньшие калибры, а физические кондиции десантника позволяли ему не воспринимать оружие, как обузу.

Сквозь завесу дождя проступили угловатые очертания медленно движущейся посередине проезжей части боевой машины. Выставленный на максимальное девятикратное увеличение прицел позволил Вежоеву опознать цель уже через минуту. Японская БМП «Тип-89» медленно ползла по мостовой, кроша гусеницами асфальт. Широкая башня плавно вращалась из стороны в сторону, и длинный ствол автоматической пушки чуть покачивался.

Следом за БМП медленно катились два бронетранспортера «Тип-96». Их крупнокалиберные «браунинги» на турелях с дистанционным управлением были развернуты в разные стороны, чтобы свинцовым шквалом встретить возможную атаку с флангов. А за бронетранспортерами двигалось что-то еще, практически неразличимое за струями вновь усилившегося дождя.

— Шайтаны! — Расул Вежоев приник к оружию, крепко прижимая к плечу приклад. Несмотря на мощный дульный тормоз, энергия отдачи была такой, что вывих плеча при небрежной вкладке мог считаться сущим пустяком. — Ну, давайте!

Колонна приближалась медленно, перемещая буквально по метру. Первая попытка штурма, когда японские колонны с наскока пролетели в самый центр Петропавловска, да там и попали в огневой мешок, многому научила противника. Закопченные коробки танков и БМП, возвышавшиеся над мостовой вдоль главных городских улиц, превратились в настоящий памятник безрассудству. Умывшись кровью, японцы отошли на окраины, закрепившись в паре кварталов от нынешней позиции старшего лейтенанта, и «повесив» над городом свои беспилотники. И вот, устав бояться собственной тени, бойцы Второй пехотной дивизии Сухопутных сил самообороны осторожно, едва не на ощупь, двинулись вперед.

Головная машина поравнялась с вешкой, представлявшей собой длинный кусок бинта, повязанный на опору высившегося на обочине рекламного щита, густо изрешеченного пулями и осколками еще во время первой атаки. Игнорируя БМП, Расул наложил прицельную метку на борт двигавшегося следом бронетранспортера, весь напрягшись в ожидании начала боя.

Одновременно с десантником, наблюдавшим за перемещениями противника с высоты третьего этажа, на появление японской техники среагировал и сейсмический датчик противотанковой мины ТМ-83. Заслужившей уже недобрую славу у американских танкистов, ей предстояло сейчас попробовать «на зуб» нового врага. Мина была установлена в десяти метрах от проезжей части, привинченная к основанию мусорной урны. Звук моторов приближавшихся бронемашин привел ее в боевое состояние, и через минуту, когда тепло, испускаемое двигателем БМП, коснулось инфракрасного датчика, в борт японской машины врезался сгусток расплавленного металла. «Ударное ядро» пробило сравнительно тонкую броню, и боевая машина, над которой поднялся столб дыма, замерла, развернувшись поперек дороги.