Хабибулла по-прежнему медлил. Когда немцы в третий раз пригрозили уехать, он заявил, что рассматривает их предложение заключить договор о дружбе с Германией. Последовало обсуждение условий этого договора, что опять заняло много времени — возможно, как и планировал амир. В середине января 1916 г. черновик договора был готов. Германия признавала полную независимость Афганистана и обязывалась позаботиться о том, чтобы Афганистан был представлен на послевоенной конференции. Немцы обещали безвозмездно снабдить амира 100 тыс. современных ружей, 300 пушками и другими военными материалами, а также передать ему 10 млн. ф. ст.[55] Однако для вступления договора в силу его должны были подписать не только амир, но и министр иностранных дел кайзера, так как у Хентига не было на то полномочий.

Через несколько недель амир начал разворот на 180 градусов. Отправленные им в Иран эмиссары для переговоров с немцами были отозваны, а при дворе была проведена чистка от пронемецких чиновников. Наконец он сообщил немцам, что вступит в священную войну, только если к нему на помощь подойдёт турецко-немецкий корпус численностью не менее 20 тыс. солдат. На письмо Георга V Хабибулла ответил, повторяя заверения в лояльности.

Для миссии Хентига то был окончательный удар. Причиной перемены поведения Хабибуллы могли быть вести о победах Антанты в Азии. В феврале 1916 г. русские войска очистили Северо-Западный Иран от турок, немцев и их персидских сторонников и углубились в Восточную Турцию. Для Османской империи это была катастрофа. Ну а британцы могли вздохнуть спокойно: потеря турками Эрзерума устранила непосредственную угрозу Египту.

В апреле 1916 г. немецкая подрывная деятельность в Иране прекратилась. Вскоре британцы восстановили контроль над Ширазом и Керманом. На свободе оставался лишь Вассмусс, который продолжал удерживать заложниками членов британского консульства. Правда, 29 апреля 1916 г. более 9 тыс. англо-индийских солдат генерала Ч. Тауншенда сдались в Куте, что Энвер-паша объявил великой победой в священной войне.

Единственной заботой миссии Нидермайера и Хентига теперь было вернуться в Европу. Кабул они покинули 21 мая 1916 г., вновь разделившись на две группы. Нидермайер поехал на запад к иранской границе, а Хентиг — на восток через Памир в Китайский Туркестан. Нидермайеру удалось добраться до Тегерана, а оттуда в Берлин, где его лично наградил кайзер. Когда через несколько месяцев домой вернулся и Хентиг, он был очень недоволен, что вся слава досталась Нидермайеру. Хентиг умер в 1984 г. на 97-м году жизни, а Нидермайер — за 40 лет до него в советском ГУЛаге.

Вассмусс оставался в Иране до конца войны, ещё пытаясь поднимать племена. Наконец его схватили власти и выдали британцам. Кёрзон и другие хотели судить его за военные преступления, но ему позволили вернуться в Германию. Через несколько лет, узнав, что он нарушил данные во время войны обещания тангистанцам, Вассмусс вернулся в Южный Иран, чтобы научить их современным методам ведения хозяйства. Однако затея провалилась и Вассмусс вернулся на родину, где вскоре умер в бедности.

В июне 1916 г. шариф Мекки Хусейн высунул ружьё из окна своего дворца и произвёл единственный выстрел по находившимся напротив османским казармам. То был сигнал к арабскому восстанию против султана. Это восстание исходно было назначено на август, но его перенесли на два месяца раньше, поскольку к Мекке двигалась мощная османская колонна в сопровождении внушительной немецкой миссии. Британцы опасались, что эти силы создадут угрозу их угольной станции в Адене и установят стратегические связи с немецкими войсками в Восточной Африке. Когда Томас Лоуренс и его товарищи начали подстрекать арабов на восстание, чиновники в Лондоне и Дели смотрели на это скептически. Они опасались, что турки сделают ответный шаг — будут поднимать недовольных британской властью мусульман и индуистов в Индии. Правда, вскоре Британия и Франция тайно договорились разделить арабские территории после войны, а министр иностранных дел А. Бальфур обещал британскому сионисту лорду Ротшильду создать в Палестине еврейский национальный очаг.

Через два месяца после отъезда миссии Нидермайера — Хентига из Кабула серия восстаний вспыхнула в русской Средней Азии. Если бы немцы знали, что назревает на севере, они попытались бы управлять событиями, так как, возможно, то была та самая искра, высечь которую им так и не удалось в Афганистане. Непосредственной причиной восстания стала трудовая мобилизация. 4 июля 1916 г. толпа забросала камнями полицейский участок в городе восточнее Самарканда[56]'; её отогнали, перебив или ранив 30 человек. Власти Туркестанского края объявили военное положение, и казаки подавили разрозненные выступления плохо вооружённых повстанцев. Вместе с тем русская администрация согласилась отсрочить мобилизацию трудовых ресурсов до уборки урожая хлопка.

После капитуляции в Куте в апреле 1916 г. британцы готовили в Междуречье реванш. В декабре вверх по Тигру на Багдад вновь пошла армия. Она была значительно больше (150 тыс. человек), а командовал ею опытный генерал сэр Стэнли Мод. В марте 1917 г. он занял Багдад. Взятие этого города было важным стратегическим приобретением, так как позволяло британцам надёжно закупорить пути через Иран в Афганистан, Индию и Среднюю Азию. Вести о захвате конечного терминала Багдадской железной дороги были крахом надежд кайзера[57]'.

Русская революция февраля 1917 г., безусловно, спасла османские армии от уничтожения на востоке. Если бы (как планировалось исходно) 70-тысячная русская армия на Кавказе объединилась со 150-тысячной армией генерала Мода к северу от Багдада, турки были бы сокрушены. Революция дала им возможность перегруппироваться, отсрочив крах Османской империи на 18 месяцев.

В Тифлисе было сформировано многонациональное революционное правительство — Закавказский комиссариат в составе меньшевиков, эсеров и членов других партий. Однако в Баку большевикам под руководством харизматического лидера, «кавказского Ленина» Степана Шаумяна удалось взять верх. Правда, азербайджанцы склонялись на сторону Османской империи. Наступление турок угрожало не только большевистской власти в Баку, но и армянским беженцам. «Однако причина для тревоги была не только у них. Если бы турки, не говоря о немцах, вошли на Кавказ, а оттуда в Среднюю Азию, они создали бы весьма серьёзную угрозу Индии. Даже просачивание горстки турецких или немецких офицеров, проповедующей опьяняющее евангелие пантюркизма или священной войны, могло бы достичь того, чего не сумели Нидермайер, Хентиг и Вассмусс: больше не было русских войск, которые могли бы придавить такую попытку. Зажжённый на Кавказе или Средней Азии, этот огонь мог перекинуться южнее — через Персию и Афганистан в Индию»[58].

Скорость событий на Востоке вслед за большевистским переворотом застала военный кабинет в Лондоне врасплох. С разложением русской армии в Восточной Турции в обороне Индии образовалась большая дыра. Перспектива прорыва турецко-немецкой армии через Кавказ была кошмаром. Кроме того в рассеянных по Средней Азии лагерях размещались 40 тыс. немецких и австро-венгерских военнопленных, которые теперь были свободны. В Лондоне и Дели на них смотрели как на потенциальную армию вторжения в Индию. К тому же Германия отчаянно нуждалась в нефти, а если бы ей удалось дотянуться до нефтяных промыслов в Баку, это поправило бы её положение. В довершение всего в Туркестане были накоплены запасы в 200 тыс. тонн хлопка-сырца, который использовали при изготовлении мундиров и взрывчатки. Когда выяснилось, что для транспортировки этого хлопка в Индию понадобится 750 тыс. вьючных животных, британцы потеряли на него надежду — но опасались, как бы эти стратегические запасы не попали в руки немцев[59].