Это была не первая и не последняя акция, в которой участвовал Эрнст Генри. 30 мая 1965 г. он обратился к И.Г. Эренбургу с получившим хождение в самиздате открытым письмом по поводу оценки им роли И.В. Сталина. В 1967 г. получил резонанс его спор с академиком А.Д. Сахаровым, нашедший отражение на страницах «Политического дневника». В 1968 г. Э. Генри предложил А.Д. Сахарову написать статью о роли и ответственности интеллигенции в современном мире. Осенью 1969 г. он организовывал протест против романа Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?». Имеются сведения, что Э. Генри общался не только с А.Д. Сахаровым, но и некоторыми другими диссидентами, например, с П.Г. Григоренко, Р.А. Медведевым, А.И. Солженицыным[1110], а также входил в число лиц, причастных к издававшемуся Р.А. Медведевым «Политическому дневнику»[1111].
Конечно, Эрнст Генри мог поставлять КГБ информацию о диссидентском движении, но мы видим, что он играл не только пассивную роль. Ведь сбор подписей под письмом к XXIII съезду КПСС имел своей целью оказать влияние на руководство партии, способствовал пробуждению политической активности и даже переходу в оппозицию к существующему режиму некоторых из тех, кто подписал это письмо.
А среди них, как мы знаем, находился академик А.Д. Сахаров, для которого это был первый открытый политический шаг. Причём Андрей Дмитриевич специально отмечал, что после этого «Генри приходил ещё много раз» и информировал его о происходивших политических событиях[1112]. Именно бывший разведчик способствовал тому, что имя засекреченного академика впервые появилось на страницах самиздата. Именно он попытался опубликовать его статью об интеллигенции на страницах «Литературной газеты». Характеризуя свою идейную эволюцию, Андрей Дмитриевич отмечал, что большое влияние на него оказал Р.А. Медведев, особенно знакомство с рукописью его книги о сталинизме. Между тем, как выясняется, впервые об этой книге он узнал от Эрнста Генри и именно Эрнст Генри познакомил его с Р.А. Медведевым[1113].
Важным шагом на пути превращения А.Д. Сахарова в активного деятеля диссидентского движения стало написание им «Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (1968 г.). Их инициатором был его коллега Ю. Живлюк, о котором Андрей Дмитриевич сам же писал: «Есть у меня впечатление, может, неверное, что какие-то отношения были у Живлюка и с КГБ (с его прогрессивными кругами, скажем)»[1114].
Исходя из этого, мы можем утверждать, что приобщение А.Д. Сахарова к диссидентскому движению произошло во многом благодаря усилиям КГБ[1115]'.
Поскольку приобщение А.Д. Сахарова к диссидентскому движению было произведено, вероятнее всего, втёмную и именно так КГБ, судя по всему, использовал его в дальнейшем, рядом с ним должны были люди, которые могли бы не только давать о нем КГБ исчерпывающую информацию, но и оказывать на него соответствующее воздействие. С учётом этого специального внимания заслуживает Е.Г. Боннэр, ставшая в 1972 г. женой академика[1116]'.
Тень КГБ лежит и на некоторых других именах, сыгравших важную роль в формировании и распространении оппозиционных настроений в советском обществе. Прежде всего это Е.А. Евтушенко[1117]. У нас нет оснований утверждать, что он был агентом КГБ, но есть оснований говорить о его сотрудничестве как с этим учреждением, так и с другими советскими властными структурами. В формировании патриотического оппозиционного движения видную роль сыграл Владимир Солоухин. Его тоже подозревали в связях с КГБ, о чем он вспоминал и сам[1118]. Еще в 1960-1970-е гг. заговорили о сотрудничестве с КГБ И.С. Глазунова[1119]. В самое последнее время появились обвинения в связях с КГБ знаменитого советского барда Владимира Высоцкого[1120]. Я не могу представить его в роли информатора, но использовать его в другом качестве КГБ мог. Давно тянется шлейф подобных слухов и за Р.А. Медведевым[1121].
Все эти подозрения требуют проверки.
В любом случае можно констатировать, что КГБ одной рукой боролся с диссидентством, другой поддерживал его, а может быть, и направлял через свою агентуру. Признавая подобный, по сути дела провокаторский характер деятельности КГБ, Э.Ф. Макаревич пишет: «Работа нередко бывала на грани провокации. Но провокациям в 60-70-е годы ставился предел, установленный самим же КГБ»[1122]. Можно подумать, что пределы для своих секретных сотрудников не устанавливал С.В. Зубатов.
Ещё дальше в оценке подобной деятельности КГБ идет уже упоминавшийся Анатолий Сергеевич Черняев, который утверждает, что «Андропов не только придумал диссидентское движение» и «раскрутил его», но и «дирижировал» им[1123].
В связи с этим возникает вопрос: в чем же заключался смысл подобное политики КГБ? На этот счёт в литературе существует три точки зрения.
Первая из них была изложена бывшим полковником КГБ СССР А. Голицыным, который бежал за границу и там издал книгу «Новая ложь вместо старой. Коммунистическая стратегия обмана и дезинформации». В ней он заявил, что, по имеющимся у него данным, в 1950-е гг. в руководстве страны был разработан план лжелиберализации, который заключался в том, чтобы, не меняя советской системы по существу, создать видимость её демократизации, одним из компонентов которой должно было стать существование управляемой оппозиции, т. е. диссидентства[1124].
Версия А. Голицына получила полную поддержку такого известного диссидента, как Сергей Иванович Григорьянц[1125].
С одной стороны, после смерти Сталина определённая либерализация действительно имела место. Это касается и изменения направления некоторых журналов (например, «Новый мир»), и создания новых театров («Современник», «Таганка»), и митингов у памятника Маяковскому[1126] и т. д.
Однако неужели в планы лжелиберализации входило создание правозащитного движения, возрождения религиозных течений, формирование откровенно антисоветских групп?
Иную позицию в данном вопросе занимает известный журналист Евгений Жирнов. Исходя из того, что после смерти И.В. Сталина произошло ограничение власти органов государственной безопасности, особенно тех её структур, на которые была возложена борьба с «внутренним врагом», Е. Жирнов пишет: «У них был только один способ вернуть себе прежнее положение в структуре КГБ — превратить отечественных правозащитников в нечто, хотя бы внешне представляющее угрозу для советской власти». Отсюда стремление к созданию «карманной оппозиции», чтобы таким образом показать необходимо существования органов государственной безопасности, расширение его штатов, увеличение их финансирования и расширение их прав[1127]. Подобным же образом объясняют политику КГБ в отношении диссидентского движения А.С. Черняев[1128] и И. Фёдоров[1129].
