«Неприятель остановился у реки, обстреливаемый нашею артиллериею; под прикрытием же этой последней и полков уланского Ея Императорского Высочества Великой княгини Екатерины Михайловны и казачьего № 37, 7-я пехотная дивизия отошла к подножию Мекензиевой горы и в продолжение дальнейшего боя не возобновляла более атаки».”^{378}

Согласимся с мнением Остен-Сакена, считавшего, что жертвы, принесенные на плаху войны 7-й дивизией, были напрасны: «Если бы дивизия Ушакова, которая бесполезно потеряла более ¹/₃ людей, подкрепила превосходного боевого генерала Мартинау, то сражение приняло бы другой характер: неприятель был бы поражен наголову и не возвысился бы дух союзных войск».^{379}

Таким образом, в седьмом часу утра неприятель вновь владел всем левым берегом Черной речки. Русские прилагали усилия для вторичной атаки Федюхиных высот.^{380}

После двух первых неудачных атак Горчакову нужно было останавливать сражение, но по непонятно каким соображениям он не сделал этого, обрекая на бессмысленную гибель тысячи вверенных ему солдат и офицеров.

При общем умалчивании событий на Черной речке, действия 5-й дивизии менее всего известны исследователям. По странному стечению обстоятельств, а может по чьему-то умыслу, «…в реляции о деле 4 августа едва упомянуто о 5-й пехотной дивизии, о начальнике той же дивизии, генерал-майоре Вранкене, только сказано при перечислении всех командовавших частями и управлениями…».^{381} На самом деле участие дивизии в сражении — самая трагичная история Чернореченского расстрела.

3 августа 5-я пехотная дивизия прибыла около полудня на Мекензиевы горы и заняла отведенное место в интервалах полков 17-й пехотной дивизии. Это была одна из свежих частей, прибывших в Крым в конце июня 1855 г. и расположившихся лагерем на р. Кача юго-западнее Бахчисарая. В предстоящем сражении ей отводилась задача резерва.

По плану штаба главнокомандующего она должна была начать спуск с Мекензиевых гор в сумерках («…около 8 часов» — И. Кузмин), одновременно с 17-й, 12-й и 4-й дивизиями, имея с собой артиллерию, патронные ящики и лазаретные фуры. Однако, по вышеупомянутым причинам, усугубленным крутизнами спусков и темнотой, движение дивизии было медленным. В результате «…очередь дошла до 5-й пехотной дивизии перед самым рассветом и только около 5-ти часов утра пехота дивизии смогла собраться против нового редута и выстроиться в резервный порядок; артиллерия же, едва-едва поравнялась головою своею с Волчьим яром».^{382} Отставание привело к тому, что при начале действий Бельгарда, она только приступила к построению: «…три батареи, состоящие при пятой пехотной дивизии, еще не подоспели (спускались с Мекензиевой горы), им приказано было спешить».^{383} Около 5.30 4 августа личный состав дивизии услышал канонаду русской артиллерии. Естественно, что все перемещения совершались с этого момента в суматохе и с излишней поспешностью.

Едва перестроившись, дивизия получила приказ выдвигаться на усиление левого фланга русских войск. Приказ был передан князем Горчаковым после того, как прибывший к нему адъютант генерала Реада Волков доложил князю, что предмостное укрепление взято и французы бегут. Теперь мы уже знаем, что это было роковым заблуждением. Но в тот момент, обрадованный столь приятной новостью, сулящей скорую победу, Горчаков сказал: «Скажите генералу, что в подкрепление его направлена 5-я дивизия».^{384}

Уже потом Горчаков утверждал, что как только узнал о начале атаки Федюхиных высот Реадом, «с этой минуты признал дело испорченным».^{385} Оставим ложь на его совести. Генерал противоречит себе, ибо, если следовать мысли Горчакова, 5-я дивизия должна была не штурмовать высоты, а обеспечить выход из боя 12-й дивизии, уже ввязавшейся в схватку «…с превосходным в числе неприятелем».^{386} Однако главнокомандующий не только ровно ничего не предпринимает для спасения положения, но и усугубляет его, прекращая всякие действия на левом фланге, где был достигнут явно обозначившийся успех. Он, действуя вопреки здравому смыслу, перебрасывает свежие силы к Трактирному мосту — на «съедение» французской артиллерии. Уже потом, после случившегося, князь мотивировал свое решение отсутствием сильного резерва для ведения двух атак, в результате чего «…отменил предположенную им атаку и немедленно отправил подкрепления к войскам генерал-лейтенанта Реада».^{387} Обратим внимание, что Горчаков все-таки считал главным направлением гору Гасфорт. Но он сказал это уже после сражения.

Выполняя приказ, командир дивизии, не дожидаясь собственной артиллерии, вывел полки на Телеграфную гору, где их остановил, ожидая дальнейших распоряжений главнокомандующего. Одновременно, услышав звуки начавшейся ружейной стрельбы, которая могла означать лишь одно — 12-я дивизия начала двигаться вперед, генерал-майор Вранкен «…приказал дивизионному квартирмейстеру капитану (ныне подполковнику) Кузмину — проехав несколько вперед, узнать причины этого».^{388} Очевидно опасаясь гнева главнокомандующего, а возможно, просто по собственной глупости, командир дивизии совершает серьезную ошибку — лишает пехоту поддержки артиллерия, без которой любая атака на закрепившегося противника теряла смысл.

Выполнив приказание дивизионного командира, квартирмейстер убедился в том, что «…Сколько можно было судить (что впоследствии и оправдалось), то это был штурм Федюхиных гор 12-й пехотной дивизией».^{389}

Одновременно получен, переданный полковником Меньковым, приказ главнокомандующего для 5-й дивизии «…направиться к Каменному мосту и поступить в распоряжение генерал-адьютанта Реада».^{390} Дивизия незамедлительно начала спуск и через небольшой промежуток времени вышла к мосту, где застала ужасающую картину разгрома 12-й дивизии: «Быстро подошла дивизия к Каменному столбу (миля), что по сию сторону моста, и тут увидели остатки храброй 12-й дивизии, после блистательной, но несчастной атаки».^{391}

Хотя Тарле утверждает, что Горчаков прислал в подмогу погибавшей 12-й дивизии 5-ю дивизию, совершенно очевидно, что прибывшая на место развернувшейся трагедии дивизия, скорее всего пришла уже не на помощь, а на смену полкам 12-й дивизии, к тому времени разгромленным, расстроенным и выходившим из боя. Прошу читателя не упрекать меня за такое название положения дивизии Мартинау, которое может показаться резким. Но именно таковой рисуют ситуацию очевидцы. Пожалуй, главнокомандующий был единственным, кто не знал об этом — он был более чем уверен в успехе атаки Реада.