Совершенно неприкрытая подготовка и шаблонность действий приоткрыла планы русского командования: «Многочисленные разведки и донесения лазутчиков внушили генералу уверенность, что русские задумывают атаку на Черной. Он уведомил об этом генерала Боске, командующего вторым корпусом, который предписал дивизиям Дюлака и де Ла Мотружа быть готовыми к выступлению. Тот же приказ получила гвардия, стоящая лагерем в штаб-квартире.

Предосторожности эти не были бесполезны, так как 16-го на рассвете с занимаемых нами холмов можно было видеть большие колонны русских, спускавшиеся по ущелью, где ниже батареи Слабак проходит Мекензиева дорога.

Кроме того, русскими, которые под покровом ночи и утреннего тумана незамеченными заняли позиции, оказались покрыты все высоты между этой дорогой и Шулиу, а также возвышенность перед Чоргуном. Мы были настороже…».^{264}

Итак, сохранение своих планов в тайне было «ахиллесовой пятой» русского военного командования во время Крымской войны. И это всегда в полной мере использовалось союзниками. Черная речка стала не единственным сражением, одной из причин поражения в котором стало несоблюдение секретности предприятия. В одном из исследований, посвященных работе Генерального штаба русской армии, отмечалось, что ранее по подобной причине было проиграно и сражение при Инкермане. Притом утечка информации была на самом высшем уровне: «Раз мы имели достаточные силы, сама атака казалась делом легко исполнимым и Государь так радовался будущему успеху, что объяснил весь план тому же графу Мюнстеру. Последний, конечно, счел своим долгом немедленно послать прусскому королю донесение о том что слышал из уст самого Царя. Посылая донесение непосредственно на имя короля, гр. Мюнстер не знал, что кабинет его величества в Потсдаме именно и доставлял английскому и французскому посольству в Берлине самый достоверный материал для их донесений. Подобно тому как перед Семилетней войной Фридрих Великий через подкупленного им кабинетского чиновника Менцеля в Дрездене получал копии с самых секретных актов Саксонского кабинета, так и лорд Лофтус имел в Потсдаме своего Менцеля, посылавшего ему копии бумаг, которые оплачивались соответственно важности их содержания. Таким же путем английский посланник получил и донесение графа Мюнстера о плане атаки под Инкерманом».^{265}

Из всего вышесказанного можно сделать один вывод — сражение на Черной речке было операцией, о которой союзное командование знало если не все, то очень многое. Это в немалой степени само способствовало подготовке к ней союзников с опережением планов русского командования.

В ночь с 3(15) на 4(16) августа отряд французских войск генерала Алонвиля обнаружил в Байдарской долине, около 2–3 часов ночи, приблизительно в 7–8 км от Черной, неподалеку от своего бивака кавалерийское подразделение противника и определил его как угрозу правому флангу союзников.^{266}

Несмотря на то, что кавалерия не предпринимала никаких видимых активных действий и вела себя достаточно беспечно, по направлению движения Алонвиль верно определил ее как авангард главных сил русских.

Тотлебен считал, что первыми были обнаружены тыльный и левофланговый отряды, в тот момент, когда они уже вышли к предписанным диспозицией местам.^{267} Возможно, что первой была обнаружена иррегулярная кавалерия отряда Липранди в районе Телеграфной горы. Безалаберность легкой кавалерии, притом не только русской, но и союзной, при выполнении задач охранения и разведки местности уже становится набившей язык оскоминой. Начиная с высадки союзников, каждая стычка Крымской войны, где имели место конные подразделения, доказывала убедительно, что удел гусар, улан и прочих представителей легкой кавалерии — гарцевать в манежах, но не вести малую войну. Даже французы, которым в этом вопросе можно предъявить меньше всего претензий, признавали, что к некоторым мерам предосторожности они относились «с пренебрежением».^{268}

Левофланговые войска Липранди действительно вошли в район, отведенный для действия Алонвиля, и ничего удивительного, что были там обнаружены. Косвенно подтверждая факт обнаружения первыми именно войск Липранди, Тотлебен отмечает, что еще продвигаясь по Байдарской долине, Днепровский пехотный полк вынудил к отходу разведку неприятеля.

Теперь вес тайное стало явным, а прежде всего — намерение Горчакова провести акцию в направлении, которое до начала сражения оставалось неясным для союзников. Теперь никто не сомневался, что первый удар придется принять сардинцам.

Адъютант генерала Алонвиля, капитан Саж, был отправлен доставить срочную депешу Эрбильону (а тот немедленно переслал ее Пелисье) о том, что значительные массы неприятеля пришли в движение, спускаются с Мекензиевых гор и входят в Байдарскую долину, угрожая правому флангу союзных войск. Французский генерал был уверен, что это — не одна из почти ежедневно случавшихся до этого демонстрационных акций, а — несколько дней ожидаемое наступление.^{269}

Отряд самого Алонвиля, не ввязываясь в сражение и не выдавая своего присутствия, отошел за юго-восточные скаты Федюхиных высот.

В лагере союзников была объявлена тревога. Стало понятно, что русские начали действия, которых от них ждали и к которым готовились: «…Задолго мы были предупреждены (перебежчиками), что нас будут атаковать, и в течение трех ночей мы почти не спали».^{270} По всей линии союзных войск началась активная подготовка к сражению. К 4.30 артиллерия имела информацию о направлении движения, силах русских и даже о том, куда возможен первый удар. Поднятые по тревоге, артиллеристы 3-й батареи 12-го полка принялись расставлять орудия на позициях у Трактирного моста. Их 12-фунтовые пушки были заряжены для стрельбы картечными зарядами. О ядрах и гранатах речи не шло. Слишком короткой была дистанция. Батарея должна была максимально возможное время не обнаруживать себя и открыть огонь в то время, когда русская пехота уже займет укрепление, а рота зуавов отойдет. Сейчас такой вид огня, открываемый с короткой дистанции, внезапно и с максимальной интенсивностью, называют кинжальным. Сделано было все: расстояния промеряны, дистанции определены, оставалось только одно — быть готовыми и ждать.

Основные силы союзников стали готовиться к сражению, стремясь опередить подход русских войск. Наблюдательные посты союзников по мере приближения к ним противника сворачивались и отходили к основным силам. Все этот делалось так тщательно, что ни один из русских источников не говорит о том, что они знали о своем обнаружении и для них уже готовится встреча.