Что касается победителей, то картина схожая. У французских авторов присутствует свой, присущий лишь им подход: можно слышать такие термины как «бойня», «резня», «страшная резня»…^{12} Базанкур называет его итог «провалом».^{13}

Также «резней» именуют сражение на Черной речке американские военные историки. Итальянские участники кампании характеризуют это событие не иначе как «истребление» русских войск, а исход его именуют «фатальным».^{14}

Но, согласимся, даже столь эмоциональные характеристики — не повод называть его забытым или неизвестным? Не спорю. Про трагедию на доселе неизвестной реке с таким унылым названием правду не скрывал никто. Да она и находилась всегда на поверхности. Даже в эпоху «разгула» самодержавия, когда жизнь солдатская, та самая «монета царская», мало что значила, скрыть гибель нескольких тысяч людей, облаченных в серые шинели, «за Веру, Царя и Отечество», было сложно.

Но вот детали этого жертвоприношения… Иногда создается впечатление, что всё связанное с ним просто стерто и в приказном порядке предано забвению, в состоянии которого и пребывает по настоящее время.

Это несправедливо. Чернореченское сражение имеет право на свое место в истории военного искусства. При всей его трагичности, в нем русский солдат традиционно продемонстрировал свои лучшие боевые качества и, прежде всего, безропотную готовность умирать за Отечество. К этому бою вполне применимы слова Наполеона Бонапарта, сказанные им в 1816 г. по поводу кровавой Бородинской битвы: это было сражение, «…где было проявлено наиболее доблести и одержаны наименьшие успехи».

Действительно, так ли нам это сражение, уже ничего не решавшее, нужно? Кажется — виновные определены, политические причины поражения выявлены, а остальное, в том числе и военная составляющая, на этом фоне просто теряют смысл. Нечто похожее мы уже наблюдали на Альме: главные виновники — генералы Меншиков и Кирьяков, основная причина — численное превосходство и техническая отсталость императорской армии и всей царской России. Нечто подобное обнаруживаем и на Черной речке. Виновники — генералы Реад, Вревский и прочие, причины — нераспорядительность и все та же отсталость. Остальное — вне темы для обсуждений…

Поэтому трудно не согласиться с точкой зрения, по которой в XIX в. после Крымской кампании «…Русское общество, русская армия, русский солдат оказались тотально не готовы к поражениям. При любой неудаче у нас сразу же начинается поиск виновных, раздаются крики о предательстве и т.д.».^{15}

Это несправедливо, и тем более обидно, что таким образом предается забвению память тысяч русских солдат и офицеров, будучи верными единожды данной присяге, сложивших свои головы во имя Царя и Отечества. А уж умирать они, бесспорно, умели. Но, к величайшему сожалению, между «умирать» и «воевать» — огромная разница…

И Чернореченское сражение лучшее, хотя и не самое удачное тому подтверждение.

В этой работе я постараюсь по аналогии с Алъминской битвой сделать военно-исторический анализ одного из сражений Крымской войны — сражения на Черной речке, закончившегося поражением русской армии и ставшим последним масштабным полевым столкновением воюющих сторон. При своей кажущейся простоте, сражение интересно уже одним своим отличием от остальных. Оно не изобилует резкими изменениями ситуации, в нем отсутствует глубокое маневрирование сторон. По сути дела — это лобовой удар, нанесенный в самом неудачном месте в совсем не подходящее для этого время. На этом фоне заслуживает внимание этап подготовки к сражению и, особенно, выдвижения войск. Хочу сразу оговориться — многое сказанное мной, будет не в пользу русских войск и, главное, русского командования.

Готов принять обвинения в отсутствии всякого патриотизма, особенно на фоне современных мероприятий посвященных 160-летию Крымской войны. Но не могу назвать сложившуюся сейчас вокруг образа Крымской войны ситуацию иначе, чем «военно-исторический произвол». Потому считаю, что лучше унылая правда, чем «квасной патриотизм», ведущий в никуда. В начале XX в. подобная ситуация привела к поражению в войне с Японией, потом стремление забыть и эту войну обернулось проблемами на полях первой мировой войны. Затирание же опыта первой мировой войны, привело к подмене его смутными героями войны гражданской, различными «красными Мюратами», которые «успешно» отступали до берегов Волги в 1941–1942 гг., демонстрируя абсолютную военную безграмотность, пока сама война не вырастила новое поколение командиров, более грамотных и более опытных, не боявшихся риска и ответственности, сумевших переломить ситуацию и одержать поистине великую Победу, приведя с триумфом российского солдата в Берлин.

Опыт прошлых войн и отношение к нему в обществе важны сейчас как никогда ранее. Мы не должны, не имеем права закрывать глаза на совершенные ошибки, обязаны уметь признавать собственные поражения. Только так возможно избегнуть их повторения в будущем о чем прекрасно сказано великим российским военным ученым А. Свечиным: «Любовь и уважение — чувства, которые прекрасно подделываются на житейском рынке; внимательный анализ часто откроет под ними одно лицемерие. Высоких степеней виртуозности достигает как искусство отворачиваться от действительности, так и искусство превратного ее изображения. Ложь всегда остается ложью, и никогда лучшие намерения не могут ее оправдать; но особенно обидно, когда ложь задевает такие предметы, которые дороги вашему сердцу; что может быть обиднее изображения действительно великого, когда оно разделано лубочным способом для темных, неразвитых вкусов и понятий, подмазано, подкрашено, превращено в сусального херувимчика? Если мы не будем отворачиваться от тех печальных условий, в которых пришлось действовать нашим войскам, то мы поразимся подвигам, действительно ими совершенными; мы преклонимся перед испытаниями, которые преодолел наш солдат. Лжи для этого не надо; надо только трезво смотреть на события во всей их полноте.

Наш солдат не несчастное создание; его следует и изображать в неприкрашенном виде; он как герой, существующий в действительности, имеет и должен иметь свои теневые стороны. Надо не верить в наше будущее, надо быть трусом, надо бояться и презирать действительность, чтоб отворачиваться от теневых сторон, заявлять, что у нас нет недостатков.

Гибель народа начинается тогда, когда он теряет способность смотреть в лицо действительности; когда он факты действительной жизни начинает подменять фантазией, начинает мечтать и засыпать… Забвение действительности — сон нации — это смерть».^{16}

И, конечно, говоря о Чернореченском сражении, никто не имеет морального права упрекнуть русского солдата в низком моральном духе или отсутствии у него достаточной стойкости. Верность императорского солдата первой половины XIX в. долгу, отраженная в святой для него форме «Вера, Царь и Отчество», при всех недостатках военной организации Николая I и его предшественников, поистине легендарна. Одно то, что во время декабрьского восстания 1825 г. «…солдаты оказались более преданны самодержавию, чем их революционно настроенные командиры»^{17}, говорит очень многое… Правда, доказав свою преданность императору, «николаевский солдат» получил и «николаевского генерала», которые занимали должности не по принципу военной компетенции или опыта, а по принципу личной преданности, часто оказывавшейся не более чем придворным лизоблюдством. 4 августа 1855 г. Федюхины высоты стали настоящей Голгофой для русской пехоты, многократно доказавшей свою доблесть. К сожалению, руководили этой пехотой в большей степени бездарности, нежели военные гении, в которых так нуждалась армия во время Крымской войны.