С самого начала сражения французы использовали один и тот же прием, который и помог им выйти из сражения победителями. Полк Дарбуа, который к началу сражения насчитывал в строю лишь 1200 из штатных 3000 человек, как привидение вырос перед русскими линиями. Сам полковник постоянно находился среди своих солдат. Даже будучи раненым, он продолжал размахивать своей саблей с надетым на нее кепи, собирая рассеивавшихся солдат.^{355}

Это его увидел Святополк-Мирский, когда из полосы дыма навстречу его солдатам начал движение французский батальон. Верные своей тактике не сближаться, но и не отпускать неприятеля более чем на ружейный выстрел, французы не стали доводить дело до рукопашной, совершенно сейчас бессмысленной, а «…рассыпали цепь, которая тотчас же открыла пальбу».^{356}

Ничего нового, кроме хорошо забытого и потому эффективного, старого французы не делали. Просто им, как было отмечено Энгельсом, на Черной речке удалось рационально использовать опыт тактики предыдущих войн применительно к местным условиям: «Решающие успехи, столь легко доставшиеся французам при отражении нападения русских колонн, когда последние уже взобрались на высоты, объясняются применением тактики, которой до этого они редко придерживались. Французы очевидно обучились такому способу ведения боя у англичан — мастеров этого дела. При обороне цепи холмов весьма выгодно размещать войска непосредственно за гребнем, где они полностью укрыты, и, развернув их в линию, ждать появления вражеских колонн. Как только головная часть колонн появляется на гребне, линия обороняющихся войск дает по ним залп, на который ответить могут лишь несколько ружей, а затем бросается в штыковую атаку в лоб и с флангов. Англичане применяли такую тактику и всегда успешно при Бусаку, Памплоне, Ватерлоо и других сражениях. Между тем, в армиях континентальной Европы совершенно видимо забыли об этом весьма надежном способе обороны высот. В учебниках по тактике эти приемы фигурируют, однако на практике их вытеснило пристрастие к колоннам, прикрываемым цепью стрелков. Французы достойны особой похвалы за то, что они переняли у своих прежних противников этот простой и эффективный маневр. Если бы они выстроились в колонны, у русских, несомненно, было бы больше преимуществ, и они возможно выиграли бы сражение. Но при сложившихся обстоятельствах огонь развернутой в линию пехоты, действующей против неприятеля, дезорганизованного убийственным огнем артиллерии и уставшего от подъема на крутую гору, оказался сокрушительным, а энергичной штыковой атаки было достаточно, чтобы отбросить назад колонны, боевой дух которых был сломлен еще до того, как на них обрушилась сверкающая сталь штыков».^{357}

Одесцы сразу понесли большие потери: «…люди … батальона были вооружены гладкоствольными ружьями, число их уменьшилось до такой степени, что нельзя было и думать о правильной высылке частей в цепь».^{358}

Избранная французами тактика гибкой обороны начала срабатывать. Особенно удачной получилась имитация отхода зуавов, когда после кратковременной защиты предмостного укрепления 2-й зуавский полк по приказанию генерала Фальи «…имитировал отступление, которое обмануло русскую колонну, раздавленную металлом французских батарей».^{359} Русские продолжали углублять роковую ошибку, все быстрее приближая минуту расплаты за неосторожность. Они «…ободренные этим отходным движением, которое предвещало им призрачный успех», начали взбираться на склон по обеим сторонам оврага, где их ожидал неприятный сюрприз.^{360}

Азовцы, как и до них одесцы, были на склонах, взяли батарею и несколько укреплений. Командирам, остававшимся еще в живых, хоть и с трудом, но удалось заново образовать нормальное построение ротных колонн. Если и не столь правильное, как на учебном плацу, то вполне достаточное, чтобы командиры могли управлять своими солдатами. Еще несколько минут — и на эмоциональном подъеме русские пехотинцы взошли почти на гребень высот. Там и случилось то, что должно было произойти — французская артиллерия, отправленная из резерва, плюс огонь уже поджидавших стрелков, — начали сметать пехоту 12-й дивизии с Федюхиных высот.

Но пока резервы французов только начали выдвижение, включилась в дело 3-я батарея 12-го артиллерийского полка. Она была расположена восточнее батареи Сай-ли и обстреливала своим огнем последовательно Одесский, Азовский полки, потом и другие сменявшие их русские части. Командир этой батареи, капитан Вотре, занял свою позицию с началом атаки русской пехоты. Задачей батареи был обстрел моста и предмостного укрепления в случае их атаки и занятии русскими. Как и де Сайли, он разделил батарею на две части, одной из которых командовал лейтенант Борель. Его орудия оказались под ударом атаковавшей их в лоб русской пехоты. Первыми выстрелами, которые сделали орудия Бореля — тоже была картечь. Огонь велся до последней возможности. Увести орудия с позиции французы уже не могли, даже если бы захотели — конский состав был перебит полностью. Настойчивость же русской пехоты, продолжавшей, несмотря на потери, карабкаться по склону, потрясала французов. Им не оставалось ничего другого, как принять бой. Капитан Вотре попытался помочь Борелто, приведя к нему на батарею своих людей, но в итоге им самим пришлось отступить. Его артиллеристы пытались на руках вытащить орудия, но спасти их удалось лишь благодаря подошедшей пехоте.

И русским досталось сильно: «Мы понесли при этом огромные потери. Здесь смертельно ранен командир Одесского полка полковник Скюдери, убита и ранена большая часть офицеров и солдат».^{361} Часто говорят, что Скюдери вынесли с поля боя исколотого штыками и четырьмя огнестрельными ранами. На деле у командира полка было две раны, вероятно картечные, от которых он вскоре умер.

Вторая половина орудий Вотре оказалась вне линии наступления русских и своим огнем по флангу просто выкашивала русскую пехоту. Пока русские поняли, откуда исходит смертельный ливень, много солдат Одесского полка было или ранено или убито.

Французская батарея потеряла из 95 человек личного состава 3-х убитыми и 23-х ранеными, в том числе обоих офицеров. В короткое время ее орудия сделали 375 выстрелов, в основном картечью, шрапнелью и гранатами. За свою стойкость 11 солдат и сержантов были награждены Военной медалью. Вотре и Борель стали кавалерами ордена Почетного Легиона. Свою задачу батарея выполнила. К тому времени когда она перестала существовать как полнокровная боевая единица, подошли орудия резерва, отправленные полковником Форже — еще одним героем Чернореченского сражения.

Затем огонь открыли две доселе молчавшие, батареи, занявшие позиции «…с тыльной стороны оврага, …чтобы быть большей частью укрытой от русской артиллерии».^{362} Это и были те самые батареи артиллерийского резерва, которыми полковник Форже усилил оборону. Их появление оказалось своевременным. Некоторые французские историки считают, что именно они решили окончательно исход сражения в пользу союзников. Дав несколько залпов, французские артиллеристы, расстроив строй противника, перешли на картечь, готовя атаку пехоты. После обстрела фронта русских, артиллеристы перенесли огонь на фланги наступающей пехоты, предоставив остаток работы линейным полкам. «Рассчитывавший на легкий успех неприятель был встречен здесь всею дивизией Каму, стрелявшей в упор; после общего залпа эта дивизия ударила в штыки и отбросила русских под огонь нашей артиллерии, который преследовал их, нанося громадные потери, до противоположного берега реки».^{363}