Вздыхаю и прислоняюсь к ближайшей стене. Похоже, мне остается только смиренно просить.

— Пожалуйста. Пожалуйста, не устраивай сцены.

Я хочу видеть Мег, когда она выйдет. По крайней мере, ты можешь ей сказать, что я здесь? Пусть решает сама.

Бет снова садится. Кажется, она приняла решение.

— Отлично. Тогда пообещай, что уйдешь, если она не захочет тебя видеть.

Я киваю, беру пластиковый стул и усаживаюсь рядом с ней. Бен спрашивает:

— Кофе?

Проверяю по списку: кофе числится в графе «категорически нельзя!». Бет просит латте, и мы наблюдаем, как Бен уходит.

— Что там на самом деле было, в Лос-Анджелесе?

Поделись подробностями, — прошу я.

Внезапно она заливается краской — от шеи и до волос.

— Замечательно. Там было замечательно. — Ее руки начинают суматошно двигаться, словно разглаживая отсутствующие складки на одежде. — Замечательно.

— Песню приняли?

— Да, это было известно еще до отъезда. Со мной хотели познакомиться и обсудить еще одну песню.

Для другого проекта.

Бет неловко ерзает на стуле. Смотрит в дальний конец коридора, избегая моего взгляда.

Знакомые признаки, раньше я их у нее не встречал.

Насколько я в курсе, она никогда мне не лгала, а сейчас я узнаю собственную манеру, когда пытался что-то от нее скрыть. Спрашиваю тихо:

— Ты кого-то встретила?

Она больше не отводит взгляд и смотрит мне прямо в глаза.

— Встретила? Нет. Просто переспала.

— Вот как..

Ее зеленые глаза смотрят изучающе, брови взлетают вверх. Словно она не может поверить, что я так отреагировал. Я тоже не могу поверить. Однако мой мозг лихорадочно работает, пытаясь осмыслить сказанное.

Бет и другой мужчина. Я всегда боялся даже думать об этом. И представлять не хотел. А сейчас в голове будто разворачивается кинопленка, кадр за кадром.

Дергаю плечом.

— Не знаю, что тут сказать. Ты свободна в своих поступках.

— Именно. — Ее глаза загораются. — Это был фантастический секс, но всего лишь секс.

Грудь сжимает странный, судорожный спазм, губы немеют и перестают слушаться.

— Не могу сказать, что рад, — наконец выдавливаю я.

— Добро пожаловать в клуб, — отвечает она и поднимается навстречу Бену, который несет в обеих руках по чашке.

— Сколько еще ждать, как ты думаешь?

Бет поворачивается, сдувает с латте пенку.

— Недолго. И что за спешка? Тебе куда-то нужно?

Мне в самом деле нужно, но идти к Ною прямо сейчас — идея не из лучших.

Снова наваливается мысль: у нее совсем недавно был секс с другим мужчиной. Фантастический секс с другим мужчиной.

— Я хочу заглянуть к Ною и посмотреть, как у него дела. — Браво, Адам. Как решительно.

Бен трет голову, потом крутит шеей влево-вправо, словно у него ноют мышцы.

— А я думал, вы с ним не знакомы. В смысле, ты ведь так мне говорил?

Я вздыхаю.

— И не был — по крайней мере, еще пару недель назад. А потом я спросил Киру, можно ли нам увидеться.

Он не знает, кто я.

— Не знает, кто ты? — Бет смотрит на Бена. — То есть? Он не знает, что ты его отец? Ну, так это правда, какой ты ему отец? Ты донор спермы, вот и все. Быть отцом — гораздо больше. Кроме всего прочего, это означает не отдалять от себя ребенка, которого ты вырастил.

Но тут наш Адам тоже рекордсмен, верно?

Я не могу больше это выносить.

— Вернусь через пятнадцать минут.

Все, что я говорю или делаю, — все не так! Да пошла она вместе со своим фантастическим сексом!..

Я выхожу и оставляю родственничков обсуждать, какой я редкостный ублюдок. Прохожу два пролета и оказываюсь у палаты Ноя.

Кира и Гордон стоят возле дверей.

— Адам. — Кира делает шаг в мою сторону и обнимает.

Гордон коротко кивает — очень коротко, — но все равно это кивок. — Если хочешь повидать Ноя, то, пожалуйста, недолго. Он сейчас спит, химиотерапия вытягивает из него все силы.

— Буквально на минуту?..

Взгляд на Гордона. Тот снова кивает.

Я пересекаю палату и подхожу к кровати. Ной призрачно бледен, под глазами огромные черные круги. После нашей последней встречи он как будто сжался, усох, и в моем горле внезапно появляется огромный ком.

— Привет, парень, — шепчу я. — Досталось тебе, а?

Его веки трепещут, затем поднимаются.

Черт, я не собирался его будить. Быстро встаю так, чтобы загородить кровать от родителей.

— Адам, ты вернулся… — Он хрипит. — Сегодня с шахматами не выйдет.

— И ладно. Главное, поправляйся. Мне велели тебя не утомлять.

Его рука шевелится еле заметно, словно подымаясь в протестующем жесте, однако сил нет даже на это.

Тогда он ищет мой взгляд. Спрашивает:

— Ты мой отец?

Вот так, четко и прямо.

В голове звучат резкие слова Бет. Я отвожу взгляд.

— Нет, конечно. Твой отец стоит за дверью вместе с мамой и переживает за тебя.

— Да, само собой, — отвечает этот малыш.

— Ты поправишься, Ной. — Я коротко касаюсь его руки и поворачиваюсь к выходу.

— Адам?

Смотрю на него. Шепот:

— Ты хороший.

— Спасибо. — Вот и все, что я смог выдавить.

Выхожу, даже не попрощавшись. Пульс звенит в ушах. Гордон и Кира смотрят на меня.

Ты хороший. Ты хороший. Ты хороший.

Слова эхом отдаются в голове. Снова и снова.

Мой умирающий сын — единственное существо в мире, кто считает меня хорошим.

— Мег не захотела тебя видеть.

Бен настолько безучастен, что я готов его встряхнуть.

Это не его дочь только что очнулась после анестезии и отказалась увидеть отца. Та самая дочь, которую новорожденной я первым взял на руки. Та самая дочь, которая вопила, требуя еды, и вопила после кормежки.

Вопила, если устала и если только-только проснулась.

Ребенок, который затихал лишь на отцовских руках. Малышка, находившая утешение в папиных объятиях. Я не верю, что она все это забыла…

— Женщины странные, — рассуждает Бен. — Может, она просто хотела, чтобы там с ней была мать..

Лучше бы он вел машину молча.

— Как там Ной?

— Не очень. Ужасно выглядит. Весь серый.

Я не рассказываю брату о нашем диалоге. Об этом никто не должен знать. Хотя Ною всего десять, он достаточно смышленый, чтобы делать выводы.

— Когда ты выходишь на работу? — спрашивает Бен.

— Завтра.

— А стоит?

Я фыркаю.

— Буду ездить туда и обратно на такси. Начну с неполного рабочего дня. Встань на мое место. Если я чем-то себя не займу, то сойду с ума.

Бен не отвечает. Интересно, он считает меня психом?

Вероятнее всего, да.

— Поживи со мной и Карен хотя бы недельку.

Как ты там будешь совсем один?

Я хлопаю его по локтю.

— Спасибо, все в норме. Пора привыкать к одиночеству.

И давай уж откровенно: мне некого в этом винить.

Он дергает рукой.

— Знаешь, Адам, иногда тебе стоило бы больше обращать внимание на хорошее, а не жалеть себя.

— Я себя не жалею.

— Жалеешь. У тебя прекрасная семья. Прекрасная жена, изумительная дочь, а теперь еще и маленький сын. Я даже не спрашиваю, почему ты никогда о нем не упоминал, — пообещал себе, что буду молчать, вот и молчу.

Я тру глаза. Ну замолчи, а?

— Извини. Мне следовало тебе рассказать.

Он кивает:

— Да, следовало. У тебя двое детей. А я не смог зачать ни одного.

Смотрю на дорогу, прикусив язык. Все-таки не выдерживаю:

— Я и сам порой удивляюсь, почему не рассказал.

Бен хмурится, и несколько минут проходят в тишине.

— Я не хочу ссоры, — произносит он наконец. — Мне следовало промолчать. Не говорить тебе ничего.

Не сейчас, не в этих обстоятельствах.

— Мы не поссоримся, дружище. Я тебя люблю и… прости меня.

Я первый раз сказал брату, что люблю его. Он сжимает мою руку. Надо понимать, это его ответное признание.

Остаток пути проходит мирно. Я собираюсь выходить из машины, когда Бен ко мне поворачивается.