Наставляет на меня. — С чего вообще кому-либо злиться на такого замечательного Адама Холла?

Я снимаю ноги со столешницы.

— Хочешь обложить меня, займи очередь.

Мэтт садится напротив, запускает пальцы в лысеющую шевелюру.

— Что ты творишь, Адам? Сам-то понимаешь?

Так влюбился, что ли?

Встаю, выглядываю из окна, пытаясь переключиться на звуки шумного города под нами. Визг покрышек, сирены, гудки речных буксиров… Мой кабинет выходит на Тауэрский мост; я каждый день любуюсь панорамой с высоты шестого этажа. Я везунчик.

По крайней мере, был везунчиком. Сейчас я просто везучий ублюдок. Везучий мерзавец. Везучий ублюдочный мерзавец.

Глаза Мэтта скоро просверлят в моей спине дырку.

— Адам?

— Уже три вопроса. С какого мне начать?

— С любого.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Я не знаю, что творю. Не влюбился, но к этой женщине меня тянет.

Мэтт хмыкает.

— Это называется похоть, — сухо констатирует он.

Я отрицательно качаю головой. Мэтт не отступает:

— А если не похоть и не любовь, что еще? Адам, что у тебя общего с этой?..

— Эту зовут Эмма.

— Эмма так Эмма. — Мэтт пожимает плечами и тянется за другими очками. — Так что у тебя общего с этой… Эммой?

— Она… — Я слишком долго подбираю слова.

— Шикарная? — подсказывает он.

Она на десять лет моложе меня. Мы из разных социальных кругов и ведем разную жизнь. Она даже не слышала про группу «Иглз», а я не пропустил ни одного их концерта в Великобритании. Она не может подпевать вместе со мной Брюсу Спрингстину. Она живет в вылизанном, белом, стерильном доме, а мой дом — я имею в виду дом Бет — завален барахлом.

— Шикарная, — соглашаюсь я. — И, если откровенно, у нас совершенно сказочный секс.

Он выходит из кабинета, и я смотрю вслед его обтянутой пиджаком спине.

— Похоть. — Он оборачивается через плечо и ухмыляется.

— Если уж на то пошло… У тебя сегодня обед с предметом моих вожделений.

Я, прищурившись, смотрю на закрывающуюся дверь.

Черт побери. Карен. У меня назначена встреча с женщиной, на которую Мэтт западает уже многие годы. Карен, наш внештатный специалист по информационным технологиям и лучшая, закадычная подруга Бет.

По мере того как Карен приближается, к ней прилипают взгляды всех присутствующих мужчин. Она сногсшибательная: высокая, длинноногая, гибкая, стройная. Рыжеволосая. Прямые короткие, уложенные острыми прядками волосы, большие карие глаза под длинными ресницами; изящный носик и полные губы. Пиджак по фигуре и свободные брюки-клеш.

Карен игнорирует мой воздушный поцелуй и неохотно входит в забронированную кабинку. Я протягиваю ей конверт:

— Прости. Я мог просто перевести тебе на счет, но хотел извиниться лично. Так что вот.

Она кивает, не глядя на меня, и начинает выбираться из-за столика.

— Что? И все? — Голос подрагивает, словно мне снова четырнадцать.

Она окидывает меня взглядом.

— Адам, я согласилась на встречу, когда вы, мальчики, задолжали мне шесть грандов. Думала, придется тебя умасливать, чтобы получить свои деньги. Думала, мне на уши начнут вешать лапшу о плохих временах, последствиях кризиса и прочих печалях. Что ваши клиенты вам еще не заплатили, поэтому вы тоже не можете расплатиться с контракторами… И что я вижу? — Она выразительно машет рукой и закидывает на плечо дизайнерскую сумку. — Раз, два — и денежки у меня в кармане!

— Пообедай со мной.

— Да я лучше с голоду умру!

— Пожалуйста. — Я встречаю взгляд ее прищуренных глаз. — Мне нужно поговорить, хоть с кем-то поговорить!

— Зайди на сайт «Разговор по душам». Рубрика «Советы для говнюков». — Она по-прежнему стоит.

— Пожалуйста, Карен. Бет не хочет со мной разговаривать.

Краткий миг колебания, и она садится на самый краешек, готовая уйти в любой момент. Мне и это сгодится.

— Выпьешь?

Она отрицательно качает головой.

— Не возражаешь, если я закажу себе?

Легкое движение головы. Я машу официанту, указываю на свой пустой бокал из-под джин-тоника и прошу повторить. Карен смотрит в пол.

Опираюсь ладонями о столешницу:

— С чего мне начать?

— Можешь объяснить, например, зачем ты спутался с белобрысой официанткой?

Я возражаю:

— Она не официантка, а совладелица ресторана.

— Я и сам недавно об этом узнал.

— Просто зашибись. Объясни тогда, зачем ты спутался с белобрысой совладелицей ресторана? Опять…

Она буквально выплевывает последнее слово. На мгновение я теряюсь. Потом до меня доходит. Бет все рассказала подруге. О том, что случилось много лет назад.

— Это же было давным-давно, — шепчу я.

— Что? Не слышу! — Она подносит ладонь к уху. — Полагаю, сейчас прозвучало извинение за то, что ты разбил Бет сердце. Опять.

Я почти хватаю джин-тоник с подноса официанта.

— Мне жаль. Конечно, мне жаль. Каждый день..

— Слова, Адам, это все слова… Спасибо за чек.

Она встает, поправляет сшитые на заказ брюки и смотрит на меня в упор:

— Я все-таки надеюсь, что у нас выйдет сохранить рабочие отношения. Но в том, что касается твоих с Бет дел, не жди, что я буду на твоей стороне.

Тянусь к ней и касаюсь руки:

— Я и не жду, Карен. Слушай, я лишь хочу с ней поговорить. Просто поговорить, объясниться.

— Ты причинил ей дикую боль. Какие к чертям объяснения?

— Но мы женаты уже…

Карен громко фыркает, стряхивает мою руку и уходит. Мужчины снова таращатся ей вслед, а потом переводят взгляд на меня. Вся сцена напоминает размолвку любовников, и злодей в этой пьесе я. Отлично.

Они не так уж и ошибаются.

— …уже двадцать лет. — Я договариваю фразу бокалу джина с тоником. Одним глотком допиваю остатки, впервые по-настоящему осознав положение дел. Неужели моему браку конец?

Какого дьявола он заканчивается так нелепо? Хотя чего я ждал? Что могу слегка развлечься, потом признать свою ошибку, и Бет примет меня назад? Вот дерьмо! В голове мысли двигаются по кругу, и я понимаю, что сквернословлю так же, как Бет.

Выхожу из ресторана. Через три часа Эмма ждет меня на ужин. Дерьмо-дерьмо-дерьмо!

Я слегка пьян. С белой тарелки взирает тушеный ягненок. Белая столешница, белый стул, ковер тоже белый. На коленях — белая льняная салфетка. Белый Дом.— Ты не совершенство, знаешь? — Я наставляю на Эмму вилку. — И все это… — Тычу вокруг, подыскивая точное слово. — Белое.

— Еще вина?

— Ты не безгрешна. Вовсе нет. Ты ведь знала, что я женат. Да, ты знала.

Она отпивает из бокала. Соглашается:

— Знала.

— И все это белое… — Я обвожу вилкой комнату, капая соусом на белый ковер. — Упс! — У меня что-то с координацией, и я подношу слегка дрожащую руку ко рту. — Грязь. Эмма, у тебя грязь.

Она встает, выходит в кухню и возвращается со средством для чистки и тряпкой. Нагибается и начинает тереть ковер.

— У меня тоже грязь… на душе, — шепчу я. — На самом деле два пятна. Два больших уродливых черных пятна.

Она смотрит на меня снизу вверх, кивает и возвращается к ковру под ногами.

— Тебе так идет… враскорячку.

Смеюсь во весь голос. Я в ударе, я капец какой остроумный. Просто капец.

— Не будь к себе так сурова, — говорит она.

Я рассказываю о работе. Об ощущении, что я недостаточно хороша в своем деле, что, возможно, никогда не добьюсь успеха.

Каролина интересуется:

— А если ты достигнешь всего, к чему стремилась, то все равно будешь подвергать свои успехи сомнению?

Я моментально прихожу в ужас:

— Подвергать сомнению?

Громко выдыхаю. Это именно так выглядит? Обдумываю ее вопрос и вжимаю голову в плечи.

Она подается вперед:

— Вот слушаю я тебя… Уж слишком ты по отношению к себе сурова. Если бы кто-нибудь другой так с тобой обходился, ты подала бы судебный иск за издевательство.

Я поглядываю на экземпляр своего скомканного жизнеописания. Что не так, спрашивается? Тянет громко завизжать и во всем обвинить Адама, но я не могу. Подозреваю, что без моего собственного участия в том, что сегодня я сижу здесь, не обошлось.