Ноктис возненавидел себя, неспособный вынести такого зрелища. Он бессильно сжал зубы, зажмурился, как от страшного стыда или горя. Тогда кожа век, лба, скул и переносицы похожа на смятый пергамент, который вот-вот порвется, обнажая бездну горя, открывая путь непередаваемым эмоциям, которые сопутствуют невозвратимой потери.

Селум поднял раненую на руки и, превозмогая боль, пошел через руины, растрескавшийся и взрытый асфальт, препятствия в виде раскуроченных и смятых машин. Ему было холодно и отчего-то тяжело, но не физически. Внутри собирались ледяные глыбы, похожие на отчаяние. Стелла же была легкой и теплой, только удивительно слабой, хрупкой, так что одно неверное движение могло убить ее.

— Отпустите меня, — попросила она слабо, когда принц пронес ее через улицу и остановился, чтобы передохнуть.

Он тяжело дышал, шумно и хрипло, и не сразу смог ответить:

— Исключено.

Стелла жалобно улыбнулась и слабой рукой коснулась его холодной щеки, стирая каплю выступившего пота:

— Вам нельзя так изматывать себя. Это бессмысленно, — робко продолжила она.

— Вам помогут, — упрямо заявил он и двинулся дальше, пытаясь найти хотя бы наблюдательный пункт, чтобы связаться со штабом, а там – с медкомандой.

Парк был бесконечным, а улицы – пустынными. Город будто бы вымер, хотя сейчас здесь размещалась добрая шестая часть всех войск Нигильхайма. Селлум ругал себя за глупость: он не взял ни рации, ни коммуникатора, так что связаться с кем-либо было невозможно.

Девушка на его руках слабела. Что-то липкое приставало к одежде, твердело ледяной коркой, что-то бурое. Принц не хотел верить, что это кровь. Что Стелла потеряла слишком много крови.

— Остановитесь, — едва слышно попросила принцесса. Ее тон был необъяснимо убедительным, как никогда не смог бы стать крик или приказ. Ноктис осмотрелся вокруг, но не увидел подходящего места, где бы можно было оставить Флерет. Повсюду обломки зданий, вырванные деревья, чьи корни путались с проводами. Небольшая площадка была у одного ствола с жухлой кроной. Ясень, гибкий и когда-то сильный, был повален, сломан пополам.

Селум оставил принцессу у самых корней, а сам принялся расчищать место, поближе к кроне. Он сломал несколько веток и застелил асфальт, а потом перенес девушку туда.

Ее кожа утратила последние краски жизни, бледное лицо стало тонким, почти прозрачным, где легко просматривалась сетка вен. Она откинула голову назад, устало закрыла глаза и чуть заметно дышала. Багровые пятна на жемчужной мантии были как обвинение. Селум неслышно выругался, проклиная себя, и принялся осторожно освобождать девушку из складок одеяния. Кровь засохла, и приходилось отдирать шелк от платья, а потом – от ран.

Стелла почти не реагировала на боль, привычная к ней. Только волна страдания пробежала по ее чертам. Селум же разорвал мантию на длинные полоски и попытался перевязать Флерет.

Но было уже поздно: такая мера ни к чему бы не привела. Только срочная госпитализация, помощь, переливание крови – больше не на что надеяться.

Все взвесив, Ноктис принял решение:

-Я оставлю вас ненадолго, — почему-то шепотом предупредил он девушку. Она вздрогнула, открыла глаза и едва коснулась рукой плеча принца. На это простое действие ушли ее последние силы:

— Не оставляйте меня, — попросила Стелла тихо.

— Я вернусь и приведу помощь, — его голос был максимально убедительным, и он уже вскочил, чтобы уйти, как услышал:

— …не дождусь… вас… и помощи.

Тревога зашевелилась в душе Ноктиса. Он понял, что действительно не застанет девушку живой. И, может быть, это ее последние минуты. Ему нужно уважать желание умирающей. Он должен остаться.

— Вы уверены? – с сомнением пробормотал он, возвращаясь. Пришлось сесть около нее, на обломки, мучительно осознавая, что ничего сделать нельзя.

Стелла помолчала, а потом слабо кивнула.

Молчание было болезненным, особенно от того, что время неумолимо шло. Состояние неопределенности мучило Селума, а беспомощность злила его. Стелла была спокойной до отрешенности. Она была готова увидеть великую Богиню мертвых. И быть может, она сумеет заслужить ЕЕ прощение.

— Слишком холодно. Умирать слишком холодно, — почти в бреду, вдруг четко проговорила Стелла. Она приоткрыла мутные глаза и со странной нежностью посмотрела на принца. Тот нахмурился. Истина этих слов пугала.

— Вспомните легенду, — только и смог ответить он ей, неспособный утешать и сочувствовать. И все равно, он хотел помочь ей. Хотя бы дождаться смерти.

-Всего лишь легенда. Ноктис! – Стелла вдруг глубоко вздохнула, ее подбородок задрожал, но слез больше не было. У нее не было сил даже плакать.

Это разрывало Селума на части. И правда, и слова, и невозможные слезы – все сливалось в горечь, когда хранить внутри эмоции невозможно. Потому что они давят и пожирают тебя.

Ноктис встал, обернулся и бросился искать хоть какой-нибудь контрольный пункт. Он закричал, активировал кристалл, призвал мечи и приказал им врезаться во все, что есть рядом. Грохот прошелся от перекрестка до дальнего угла. Лопнули где-то вывески, лязг чего-то железного резанул слух. И снова тишина воцарилась кругом.

Искать подмогу было бесполезно. Ноктис, опустошенный, вернулся назад. Стелла все так же безжизненно сидела у дерева, откинув голову назад, прекрасная в своей хрупкости.

Принц горько усмехнулся сам себе, медленно подошел к ней и сел рядом, спиной к стволу, так что их плечи соприкасались. Он тоже откинул голову назад, всматриваясь в безжалостное темное небо. На нем не было не звезды. Так и он теперь останется без Стеллы.

Девушка чуть пошевелилась, а потом положила голову к нему на плечо. Золотые витки волос упали на белоснежную шею, а длинные ресницы трогательно дрожали. Ноктису ничего не оставалось, как обнять ее.

Так они сидели некоторое время в молчании, которое и не требовало слов. Тихая печаль была вокруг: в разрушенных декорациях мертвого города, в призрачном облике тенебрайской принцессы, в невеселых мыслях наследного принца Нигильхайма.