Флерет закрыла руками глаза и позволила эмоциям вырваться наружу. Судорожные рыдания сотрясали все ее тело, сама же девушка не чувствовала облегчения. Чем больше она плакала, тем сильнее разрасталась боль в груди, тем неутешнее было ее горе.

Спустя час стало известно, что связь между городом и границей не поддерживается. Вообще связь не поддерживается нигде, кроме самого центра страны – в трех городах Нигильхайма*. Если бы Флерет была в состоянии, она бы радовалась такому событию: ее преступление откроется не скоро, и она, возможно, успеет выйти из вертолета невиновной, а после – скрыться в городе, если такое вообще возможно. С другой стороны возникли трудности с посадкой. Не факт, что радар поможет точно посадить вертолет, а сигнальные огни с такой высоты вообще не видны.

Но к моменту известия Стелла заснула, измученная переживаниями и слезами. Но сон ее был тревожный, нервный, потому что даже там она видела мертвое лицо стратега с его пронзительным осмысленным взглядом.

Три часа до Трагедии

Ноктис чувствовал себя измученным настолько, что не хотелось даже двигаться. Мысли сами были тяжелыми, ленивыми, как свинцовое небо перед дождем. Медики уже побывали у него и наперебой выносили вердикты: мол, сколько повреждений, какой процент восстановления, но все соглашались в одном – принцу нужен продолжительный отдых.

Такая забота отчасти злила наследного принца: в глубине души он считал себя сильнейшим в мире, обладателем исключительной силы, способной вытащить его (а заодно и страну) из любой ситуации. И правда, кристалл помогал юноше быстро избавляться от ядов и ран, сращивать кости и восстанавливать порванные мышцы. Хотя всегда тратил саму жизненную энергию Селума, тем самым сокращая его жизнь.

Когда посещения прекратились, Ноктис впервые подумал о странном отсутствии Игниса. Всегда в случае ранения или внепланового лечения принца стратег появлялся на месте, контролировал работу медиков, попутно излагая, что пропустил Селум во время болезни.

Нерациональное беспокойство зашевелилось где-то на дне подсознания: когда что-то выбивалось из системы, когда нарушалась закономерность, Ноктис всегда нервничал. Эти изменения всегда не предвещали ничего хорошего. Но принц и представить себе не мог, что сегодня он потеряет все.

Селум попытался даже встать, для чего ему пришлось отсоединить все проводки и трубки. Системы контроля жизни и обеспечения надрывно запищали. Тогда принц раздраженно отключил их всех.

Пол немного плясал под ногами, а мышцы были слишком слабыми из-за лекарств. Но будущий правитель Нигильхайма силой воли заставил себя выпрямиться и пройтись по палате. Кафель приятно холодил ноги, а само движение помогло избавиться от чада в голове, который захватывает человека всегда, когда он болен или вынужден казаться больным.

На четвертом круге дверь чуть не вылетела из петель, и буквально влетел Гладиолус. Глаза у мечника были расширены от ужаса, мрачная складка ненависти возникла у рта, обезображивая парня. Он, увидев принца, рванулся к нему и с силой сжал плечи. Ноктис от неожиданности вздрогнул, взглянул на своего товарища и внутренне похолодел. С таким лицом приносят только плохие вести, только ужасные факты. Только страдания.

— Игниса… — начал он хрипло, почти с ожесточением, — Убили. Шестьдесят ранений тонким неизвестным предметом. Насквозь. Это не металл, это как…

Ноктис застыл, чувствуя, как мир уходит из-под ног. Одновременно разум стал острым, как скальпель. Гладиолус еще не успел договорить, как за него закончил принц:

— Как свет.

— Да, — тяжело выдохнул Гладиолус. Каждая мелкая морщинка, каждая черточка выступила на его лице. Даже шрам, теперь уж безобразный и огромный. Ноктис вдруг замкнулся, ушел в себя, прислушиваясь к тому, что жило в нем. Синие глаза стали неосмысленными, лицо потеряло всякое выражение. Из этого состояния его вывел мечник. Селум услышал задавленный то ли хрип, то ли всхлип:

— Я… если бы знал…Я бы сам убил ее, — бормотал Гладиолус, все больше наваливаясь своим немалым весом на плечо будущего монарха. Тот вдруг вцепился в куртку своего телохранителя ледяными пальцами, с невиданной силой сжал, помогая устоять. Гладиолус покачнулся, но все-таки взял себя в руки.

— Я убью ее, — тихо и холодно заметил Ноктис.

Полчаса до Трагедии

Его дворец давно превратился в дом скорби, где погибло немало людей в ходе заговоров прошлых веков и прошлых лет. Но казалось, что этот месяц принес больше жертв, чем несколько веков вместе взятые. Знатные люди, знатные дамы и господа, прислуга, военные, представители торговых фирм, кто-то из простого народа – многие расстались с жизнью здесь, внутри дворца или в его окрестностях. А теперь гроб Игниса поставили в тронном зале за неимением более просторного и достаточно величественного места. Обвалы в комнатах, разрушенные барельефы, прерванная подача света и несовершенная система безопасности – все это отсеивало иные комнаты и залы.

К тому же Игнис был достоин трона, а не принц.

Ноктис стоял над другом, советником и своим соперником. Всматривался в холодные правильные черты. Он чувствовал отчаяние. Вместе с этим человеком похоронят и надежды Ноктиса. Без Игниса ему нечего делать на престоле, ему не дадут власти.

Кроме того, что-то выворачивало душу на изнанку. Переплетение подлости других, предательства, потом ярости, порожденной ею, далее – жалости и сострадания. Все эти различные чувства венчала жажда мести. Стратег был не просто инструментом, способом получить все, не прикладывая особого труда, он был чем-то большим. Странная любовь пробилась сквозь маски Селума, такая любовь, что бывает между братьями. Ноктис знал, что часть его самого помещена в молодого советника, какая-то струна порвалась, когда он умер.

— Я скоро приду к тебе, Игнис, — тихо обратился он к мертвому, зная, что теперь никаких споров, никаких нравоучений, советов не будет, — Нам тогда придется многое обсудить.

Принц снял перчатку и сжал холодную ладонь советника. Селум сожалел, что при жизни не успел пожать руку тому, кто был ему чуть ли не единственным другом.

Трагедия