За выспренностью стиля здесь надо разглядеть ожесточенность эпистолярной борьбы. При поверхностном чтении кажется, что Брунгильда играет на материнских чувствах: гордость рождением ребенка, нежность по отношению к новорожденному, страх утратить хрупкое и столь драгоценное дитя — все это, конечно, императрица испытала в отношении собственного сына. В качестве контрапункта франкская королева с надрывом описывает свою скорбь, свое материнское страдание и свои надежды как бабушки. Женщина говорит с женщиной. Но Брунгильда также знает, что ее письмо Константине будет рассмотрено и под политическим углом зрения. Поэтому она делает все новые и новые намеки и скрытые заявления. Так, в ее призывах к небесной благости Бог именуется «Искупителем всех народов» и «Всеобщим спасением». Иначе говоря, Константинополю не следует забывать, что франки тоже католики; если император считает нужным сохранить на Западе репутацию поборника ортодоксии, с его стороны было бы очень дальновидным освободить маленького принца, который для него единоверец. В этом заявлении слышится эхо предложений Маврикия, который в письме от 1 сентября 585 г. требовал от франков сразиться с лангобардами во имя христианской солидарности. Пусть же басилевс подаст пример! В противном случае австразийский дворец не преминет провозгласить Ингунду мученицей, что, конечно, станет не лучшей рекламой Империи. Что касается финала послания Брунгильды, он особо ясен: пленение Атанагильда разрушило «любовь» между франками и византийцами; даже «мир» (то есть военный союз) стал хрупким. Если император не выпустит пленника, это будет чревато последствиями.
Завершает корреспонденцию 585–586 г. последнее послание, составленное Фортунатом от имени Хильдеберта II. Король написал письмо порфирородному Феодосию, чтобы пожелать ему счастливо прожить детские годы и в свое время наследовать отцу — блага, которое доставалось не всем принцам. Мимоходом его просили активно способствовать освобождению Атанагильда. Поскольку означенному Феодосию в лучшем случае исполнился год, на самом деле послание адресовалось его отцу, императору Маврикию. Тот должен был понять, что ему следует вернуть Атанагильда семье, питающей в отношении последнего большие планы.
Увы, всей виртуозности франкской канцелярии оказалось недостаточно, чтобы добиться возвращения внука Брунгильды. В 585 г. в отношениях между империей и Австразией возникла напряженность, сведений о которой в документах мало[115]. Известно только, что в 586 г. византийцы в одностороннем порядке предприняли поход на лангобардов. Но последние к тому времени уже реорганизовались и нашли себе единого главу в лице короля Аутари (584–590). Войска, отправленные в Италию, были отброшены, и во время нескольких контрнаступлений империя даже утратила территории{617}.
Эта неудача вынудила Маврикия снова просить помощи у франков. Возобновление контактов датируется, вероятно, концом 586 г.{618}, и Брунгильда теперь занимала достаточно сильную позицию, чтобы предпринять дипломатическое наступление. Она немедленно отправила новое посольство, в состав которого входили епископ Эннодий и палатины Грипон, Радан и Евсевий. Суть послания, ради передачи которого они поехали, излагалась в двух письмах, адресованных Маврикию{619}, где Брунгильда и Хильдеберт II предлагали возобновить союз между Австразией и империей, но на определенных условиях. Эти секретные статьи были изложены послам лишь устно, но можно догадаться, что платой за австразийскую интервенцию в Италию был возврат Атанагильда.
Чтобы увеличить шансы на успех посольства 586 г., Брунгильда позаботилась собрать максимум козырей. Ради этого она велела написать значительное количество писем, от собственного имени или от имени Хильдеберта II, которые адресовала близким Маврикия. Первыми адресатами стали члены императорской семьи: императрица Константина, отец императора Павел, его теща Анастасия и его племянник Домициан Мелитенский поочередно получили просьбы поддержать позицию франков{620}. Австразийские послы призвали к участию в их деле также высших византийских сановников в Италии{621} и влиятельных представителей константинопольского двора{622}. Одни только эти просьбы о посредничестве свидетельствуют, насколько хорошо королева Австразии была знакома с византийским двором. Кстати, они позволяют догадаться, что в Константинополе существовала сеть франкских осведомителей.
Через послов Брунгильда постаралась также уведомить Атанагильда — или, что вероятней, его опекунов, — о прогрессе в переговорах, которые в первую очередь касались его{623}. Поскольку ее письмо обязательно должна была проверить византийская канцелярия, Брунгильда снова должным образом обдумала текст. Ее искусность видна уже в резюме послания: «Королева Брунгильда — ее сладчайшему внуку, королю Атанагильду, славному государю, имя коего она не может назвать, не испытав невыразимого желания его увидеть…» Хотя этот ребенок мог быть только сиротой и пленником, Брунгильда желала напомнить, что он — принц вестготов и в этом качестве может претендовать на толедский трон. В конце концов, византийцы уже переправили обратно на Запад претендента на меровингский трон в лице Гундовальда; может быть, они вскоре согласятся поддержать и сына Герменегильда?
Посольство 586 г., увы, не завершилось освобождением ребенка, потому что император, прежде чем отпускать заложника, хотел, чтобы военный союз принес ощутимые результаты. Поэтому франки и византийцы принципиально договорились о совместном наступлении на лангобардов, которое и состоялось в 587 г. Согласно испанскому хронисту Иоанну Бикларскому, оно позволило Византии отвоевать добрую часть земель, потерянных в предыдущие годы{624}. Хотя Австразия согласилась предпринять это усилие, Атанагильда все-таки не освободили. Маврикий не пожелал лишаться лучшего козыря, пока отвоевание Италии не завершится.
В то же самое время и Гунтрамн отправил в Константинополь посла, графа Сиагрия. Может быть, король Бургундии начал ощущать, что невестка затмевает его на международной арене. Подробности событий неизвестны, но в ходе посольства император Маврикий даровал Сиагрию достоинство патриция{625}. Возможно, он намеревался просто оказать честь франкскому послу. Но в Галлии титул патриция носили только правители Прованса и Заюрской Бургундии, назначаемые бургундским королем. Гунтрамн счел, что басилевс покушается на его прерогативы государя или, того хуже, намерен создать нового Гундовальда. Во всяком случае, этот скандал позволил королю Бургундии с чистой совестью разорвать отношения с Византией.
Брунгильда, тоже раздраженная императорской политикой, решила сыграть у Маврикия на нервах, и в 588 г. европейский дипломатический балет преобразился в странный «вальс-качание». Сначала Хильдеберт II пообещал руку своей сестры Хлодосвинты королю лангобардов Аутари, заклятому врагу Византии{626}. Казалось, альянс между франками и византийцами расторгнут. Но Хильдеберт передумал и решил вступить в союз с вестготами короля Реккареда, преемника Леовигильда и дяди Атанагильда{627}. В конечном счете в Византию было направлено посольство, чтобы осведомить императора: Хильдеберт «выступит против лангобардов и по соглашению с ним изгонит их из Италии». Брунгильда несомненно хотела, чтобы Маврикий по достоинству оценил помощь, которую она предоставляет. По завершении этих переговоров в Италию была послана новая австразийская армия. Однако она понесла такое поражение, что о нем долго не могли забыть{628}. И за отсутствием результата император отказался отпускать добычу.
