После объединения сил Бургундии и Австразии аквитанская авантюра была обречена на поражение. Герцог Дезидерий это хорошо понял и немедленно покинул лагерь мятежников{574}. Гундовальд сам начал опасаться худшего. Он укрыл сыновей за Пиренеями — то ли в одном из византийских анклавов на испанском побережье, то ли, что более вероятно, у вестготов{575}. Действительно, король Леовигильд временно находился в мире с басилевсом; можно даже полагать, что Испания оказывала королю Аквитании какие-то услуги, за деньги. Кроме того, Гундовальд рассчитывал получить поддержку со стороны Фредегонды, с тех пор как его больше не поддерживала Брунгильда. Королева Нейстрии действительно заинтересовалась этим делом, но вмешалась слишком поздно, чтобы оказать какую-то помощь; она довольствовалась тем, что воспользовалась неурядицами в Аквитании, чтобы вернуть обратно свою дочь Ригунту{576}.
Весной 585 г. Гундовальд уже остался один с горсткой «верных», когда король Гунтрамн послал против него огромную армию под командованием герцогов Леодегизила и Бозона (крупного бургундского чиновника, которого не следует путать с Гунтрамном Бозоном). Первой победой был захват группы верблюдов, которые везли часть казны Гундовальда{577}; Григорий Турский особо отмечает присутствие этих экзотических жвачных, поскольку усматривает в нем доказательство, что за спиной предполагаемого сына Хлотаря I стояла Восточная Римская империя. Развивая первый успех, бургундские войска отбили несколько аквитанских городов и оттеснили мятежников к югу. Те в конечном счете заперлись в пиренейской крепости Комменж, которую противники осадили[106]. Через две недели у осажденных иссякли надежды, и герцог Бладаст счел уместным обратиться в бегство. Последний квадрат, какой составляли «верные» Гундовальда, превратился в треугольник; а ведь ни герцог Муммол, ни бывший майордом Ваддон, ни епископ Сагиттарий не были готовы погибнуть за короля Аквитании, которого поддержали только из соображений выгоды. При первой возможности они выдали Гундовальда осаждающим в обмен на обещание сохранить себе жизнь. Узурпатор был зверски убит под стенами Комменжа, и бургундские солдаты изуродовали его труп, вырвав ему волосы и длинную бороду, подобавшие королям{578}.
Отношение Григория Турского к судьбе Гундовальда, промелькнувшего как метеор, характеризуется на удивление тонкими оттенками.
Григорий сурово осуждает его узурпацию, но не отрицает напрочь его право царствовать; он обличает насилие во время междоусобной войны, которую тот развязал, но признает, что принц умер христианской смертью, потому что помолился Богу, прежде чем с ним расправились. Это отношение в общих чертах соответствует позиции Брунгильды: она покровительствовала Гундовальду, сохраняя благожелательный нейтралитет, пока он был только претендентом, но ничего не сделала, чтобы его спасти, с момента, когда он начал приобретать облик настоящего короля.
Эта корыстная симпатия австразийцев к узурпатору объясняет, почему шрамы от этого дела не затягивались еще долго. Ведь король Гунтрамн был не из тех, кто позволил бы подобной авантюре повториться. Нарушив данное слово, он в острастку своим магнатам велел расправиться с герцогом Муммолом и епископом Сагиттарией{579}.[107] И в течение нескольких лет король Бургундии по-прежнему преследовал бывших сообщников узурпатора, тогда как Брунгильда оказывала им покровительство; как мы видели, их участь еще не была до конца решена даже к началу переговоров о заключении Анделотского пакта, во время которых убили герцога Гунтрамна Бозона. Воспоминание о Гундовальде мало-помалу превратилось в слегка запыленный жупел, которым потрясал король Гунтрамн, чтобы навредить репутации соперников. Так, в 589 г., в период возросшей напряженности, король Бургундии еще раз обвинил Брунгильду, что она хочет жениться на одном из сыновей Гундовальда{580}.
С византийской стороны смерть узурпатора не вызвала никаких протестов. Официально император Маврикий не нес ответственности за прибытие Гундовальда. Кстати, вполне ли сознавал сам злополучный герой этой авантюры, какую роль ему уготовали восточные покровители? Однако, хоть их кандидат на франкский престол и потерпел неудачу, византийцы могли быть довольны результатами вложения своих капиталов. Затратив немного золота, чтобы вывести на арену Regnum Francorum новое действующее лицо, они ослабили Гунтрамна и способствовали возвышению Брунгильды. А ведь Бургундия по-прежнему отказывалась идти на соглашения с Византией, тогда как Австразия уже всем своим прошлым показала, что она — лучшая союзница империи против лангобардов. Маврикию оставалось лишь найти способ, чтобы принудить Брунгильду устроить вторжение в Италию.
Дело Герменегильда: сюжет о предателе и герое
Решение пришло из Испании, даже если сцепление обстоятельств оказалось совершенно неожиданным. Действительно, в начале 580-х гг., когда в Австразии еще шла борьба группировок за регентство, тот минимум внимания, который Брунгильда могла уделять внешней политике, посвящался ее родной стране. Она отдала туда свою дочь Ингунду, выдав за Герменегильда, старшего сына вестготского короля Леовигильда{581}. Вскоре Ингунда родила мальчика, названного Атанагильдом в честь прадеда. Венанций Фортунат взялся воспеть это событие, поскольку Брунгильда, сама дочь вестготского государя, стала бабкой будущего толедского короля{582}.
Однако в 579 или в 580 г. Герменегильд испытал приступ «готской болезни»{583}, странной патологии испанцев, выражавшейся в навязчивом желании узурпировать королевскую власть. Франкские хронисты с удовольствием иронизировали над этим горячечным стремлением к власти, возможно — чтобы забыть, что в этой связи они могли бы многое сказать и о собственном народе. Во всяком случае, Герменегильд восстал против отца и вовлек в свой мятеж Севилью и всю провинцию Бетику. Вестготские источники утверждают, что замысел восстания принадлежал Гоисвинте, второй жене Леовигильда{584}.[108] Григорий Турский предпочитает выдвигать на первый план фигуру Ингунды{585}. Некоторые современные историки считают, что на самом деле за все ответствен скорей византийский император, которому была очевидно выгодна междоусобная война у его вестготских врагов{586}. Тем не менее мы уверены, что принц Герменегильд, пытаясь поскорей получить королевское наследство, следовал и собственным желаниям.
Однако чтобы захватить трон, зятю Брунгильды надо было свергнуть отца. А ведь хотя в Севилье Герменегильда официально провозгласили королем, он явно имел слабую поддержку в среде вестготов. Но субстратом-заменителем для узурпации могло стать испано-римское население. Чтобы привлечь его симпатии, Герменегильд отрекся от германского арианства в пользу католичества и развернул активную пропаганду, делая упор на то, что он принял никейскую веру{587}. Возможно, на его выбор повлияла и Ингунда, как уверяет Григорий Турский. Но, несмотря на все усилия, принц, похоже, не приобрел многочисленных сторонников из местного населения, равнодушного к междоусобным войнам между варварами. Один только епископ Леандр Севильский открыто принял сторону узурпатора{588}.[109]
