Она еще продолжала говорить что-то неразборчивое, временами срываясь на крик, но Прима уже не слышала ее.
Все произошло с такой нереальной быстротой, что она не успела ничего понять. Только, словно со стороны увидела, как резко рванула на себя приоткрытую створку окна, впуская в комнату холодный ветер, и в один прыжок оказалась внутри.
Кэрен с криком отпрянула назад, испуганно прижимаясь спиной к стене и с грохотом роняя стул, на котором сидела.
Хранители резко вздрогнули, словно от неожиданного удара, и вскочили на ноги, оказавшись лицом к лицу с ней. Лишь Кит так осталась сидеть на месте, непонимающе глядя на бывшую подругу удивленными, сверкающими от слез, глазами.
— Ты?! — глухо прорычал Люк, смерив Приму полным горячей, жгучей ненависти взглядом. В руке его словно сам собой материализовался кинжал со сверкающим стеклянным лезвием, отливающего при свете туманно-фиолетовым сиянием.
Прима испуганно вздрогнула: сейчас она не узнавала того смешливого, веселого и беззаботного парня, с которым была знакома.
— Что ты здесь делаешь? — холодно спросила Лина, пристально глядя на бывшую Хранительницу. На ее лице не отражалось никаких эмоций, словно это было вовсе не лицо, а застывшая каменная маска. Но потому, как вздрагивает сжимающая огненный шар рука, было видно волнение и крайнее напряжение.
— Я пришла, чтобы поговорить… — как можно более мягко и дружелюбно произнесла Прима, опасливо косясь на переливающуюся огненную сферу и направленное на нее серебристо-сиреневое лезвие. — Чтобы объясни…
Договорить она не успела — кинжал сверкающей молнией метнулся в нее, огненная сфера, шипя, ринулась следом, и девушка, словно в замедленной съемке наблюдала, как оба они медленно приближаются, готовые сразить мощным ударом.
И вдруг… мир словно подернулся серебристой пеленой, похожей на искрящийся снежней вихрь, и комната на миг растворилась, полностью поглощенная им, но уже через секунду снова появилась перед глазами. Но уже в другом ракурсе.
Теперь Прима оказалась позади Хранителей, с некоторым испугом наблюдая, как кинжал с глухим стуком вонзается в деревянную перегородку стены как раз в том месте, где недавно стояла она сама. Огненный шар, не достигнув цели, дернулся, и, оставляя на стене подпаленный черный отпечаток, исчез.
— Я пришла, потому что хочу все объяснить, — снова настойчиво произнесла девушка.
Услышав ее голос, Хранители резко повернулись к ней. На лице Люка виднелось плохо скрываемое удивление и замешательство — он ничего не знал о способности Примы к мгновенному перемещению. А Лина… Хранительница ехидно ухмылялась, перекатывая в пальцах новый полыхающий шар.
— Совсем неплохо, — усмехнувшись, изрекла она. — Но бывает и лучше. Поиграем?..
Прима едва успела увернуться от нового огненного снаряда, опалившего стену позади нее: такой прыти от Хранительницы она не ожидала.
— Ну что, нравится? — с издевкой спросила та, хотя в голосе сквозило что-то похожее на изумление: Лину явно удивляло то, что Роуз даже не пытается защищаться.
— Я хочу объяснить, что на самом деле случилось, предупредить…
Лина уже открыла рот, собираясь что-то ответить, но ее совершенно неожиданно перебила Китнисс:
— Ты НИЧЕГО не хотела объяснить, когда исчезла три недели назад. НИЧЕГО не хотела сказать, когда выяснилось, за кого ты стоишь… Ты НИЧЕГО… — девушка медленно — очень медленно — поднималась с кровати, уперев полыхающий яростью взгляд в подругу. Все ее движения казались странными, нереально плавными, точными, прямыми, и в них была какая-то пугающая, опасная грация.
— Ты НИЧЕГО, — выделяя и подчеркивая каждое слово, опять повторила она, и голос прозвучал непривычно глухо и угрожающе. — НИЧЕГО не захотела нормально объяснить, когда мы встречались у портала в «Разлом»… А теперь…
Прима почувствовала, как взгляд Китнисс, почти физически ощутимый, нереальный, непохожий на нее, наполненный животной злобой, остановился на ней, глядя глаза в глаза.
— Ну что, приятно быть предателем? — тихо спросила Хранительница.
Прима почувствовала, как ноги теряют твердую опору, и как она медленно, поддерживаемая необъяснимой силой, поднимается в воздух.
— Ты же знаешь, что у нас делают с предателями… и пришла сама… Я думала, ты умнее… — Китнисс неодобрительно покачала головой.
— Тебе не удастся меня убить, — еле слышно прошептала Прима.
— Да… Но я хотя бы попытаюсь…
Звон разбитого стекла перекрыл собой все звуки. От резкого удара в спину потемнело в глазах, шум в ушах сменился протяжным свистом ветра, и Прима поняла, что падает, увлекая за собой острые осколки от разбитого окна.
В голове эхом отдавался один и тот же вопрос, и с каждым разом его становилось слушать все мучительнее: «Как же так?!»
Она прекрасно понимала, что совершила в глазах своей — уже бывшей — подруги. Но ведь она хотела поговорить, хотела все объяснить, предупредить об опасности… А теперь…
Реальность доходила до Примы с трудом — она даже не заметила, как, почти на автомате, слетела вниз, пытаясь побороть сильное головокружение и разливавшуюся по телу боль.
«Спасибо тем, кто оставил меня в трудную минуту!.. — еле слышно шептала девушка, падая в мягкую, заманчиво шелестящую траву. — Вы сделали меня сильнее. Настолько сильнее, что нам теперь лучше не пересекаться!..»
Прима повторяла эти слова снова и снова — раз за разом — и чувствовала, как рассеиваются все ее сомнения: теперь она точно знала, на чьей стороне…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Наследница варгов
Вдох-выдох…
Ощущение отреченности от мира. Вокруг только одна пустота. И холод…
Вдох-выдох… Перед глазами слоистый белесый туман. Или это всего лишь ее воображение? Странно…
Вдох-выдох… Мысли пусты и неповоротливы. Медленно перетекают одна в другую. Густые словно кисель…
Вдох-выдох… На нее наваливается какой-то странный, приятный и теплый покой. Будто она засыпает. Он тянет куда-то все глубже и глубже вниз, в темноту. Пытается вынырнуть из него… И снова видит лишь пустоту…
Но опять, тихо и размеренно — вдох-выдох…
И снова тишина. Холодная и пугающая. Она среди нее. Не знает, что происходит. И это состояние пугает. Хочется встать, открыть окно и вдохнуть свежий запах весны. Сейчас же весна?.. А вдруг она окажется последней?..
Вдох-выдох…Так легко и просто. Главное не забыть, как это делать, не забыть, что нужно делать. Прокручивает в голове эту фразу и повторяет — вдох-выдох…
Все мысли настолько спутанные, что уже сложно отличить воображаемые картинки от собственный воспоминаний. Хочется крикнуть в пустоту: «Отпусти!» Но она молчит, продолжая держать в своих холодных, как лед объятиях.
Но снова и снова, назло ей — вдох-выдох…Сколько прошло часов? Или дней? Время будто остановилось, замерло… А вместе с ним и все вокруг. Или это только так кажется?..
Вдох-выдох… От пустоты и холода становится страшно. Хочется уйти, убежать от этого чувства, но, кажется, даже просто открыть глаза — необычайно сложно!..
Пытается успокоиться: вдох-выдох, вдох-выдох…
Это состояние похоже на забытьё. Оно все больше овладевает ею. Поглощает мысли, чувства… саму сущность. Но только одной мысли ей никогда не отобрать! Она закрывает глаза и думает о семье, о родных… И это придает сил и уверенности. Считает про себя: «Раз, два, три…»
…И открывает глаза…
* * *
Сознание было словно окутано плотной, туманной завесой. Оно медленно — очень медленно и долго — прояснялось, будто выныривая откуда-то из-под неизмеримой глубины запутавшихся и исказившихся до неузнаваемости мыслей и неясных, бледных сновидений.
Движения давались с трудом: все тело онемело и словно застыло, голова налилась свинцом и неумолимо тянула вниз, ближе к шершавому холодному полу, от которого тянуло холодом и сырым запахом плесени.
Вокруг была темнота — нерушимая, плотная, густая. Кэрен даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять это.
