Но оно существовало — Прима чувствовала это и боялась двинуться с места, хотя до спасительного портала оставалось всего несколько коротких шагов.

Воцарилась мертвая тишина — настолько мертвая, в ней тонуло, навсегда пропадая, даже сбивчивое, неровное дыхание Хранительницы.

«Прима… Амбер… Роуз…» — еле слышно произнес тихий, похожий на шелест, голос почти над самым ее ухом.

Девушка вздрогнула и резко повернулась, но ни сзади, ни сбоку от нее никого не было. Лишь туманно-серая не имеющая границ пустота.

«Не на ту ты дорогу встала, Амбер…» — между тем снова повторил голос. И на этот раз Прима безошибочно распознала его: величественно-торжественный, похожий на долгую, немного печальную песню, он был знаком ей еще с детства, когда она, пройдя Посвящение, впервые коснулась рукой сияющего Кристалла Жизни, навсегда отпечатав в памяти голос его сущности.

— Но ведь… — девушка хотела что-то сказать в свое оправдание, но вдруг поняла, что не может найти подходящих слов. — Я…

«Подумай, ради чего…ты ведешь борьбу… Подумай…»

Последние слова прозвучали глухо, едва прорываясь сквозь туманную завесу.

«Я просто хочу вернуть все, как было!..» — хотела крикнуть в ответ Хранительница, но не успела. Мир снова закружился вокруг нее, вовлекая в самый центр стремительного вихря, и в следующий миг Прима почувствовала, что стоит на твердой земле, а перед ней возвышается чернеющая громадина Наблюдательного Пункта.

Темнота подступала все ближе, окутывая окружающий мир своей плотной обсидиановой пеленой, и в комнате горели все лампы, ярко освещая каждый уголок помещения, но даже этого света не хватало, чтобы рассеять мрак, нависший над их домой.

Лина чувствовала себя чужой в этой комнате: каждый занимался своим делом, не обращая внимания на остальных, и ей почему-то все сильнее хотелось уйти к себе, где можно было бы обдумать все в тишине и одиночестве.

Она полулежала, откинувшись на спинку маленького, похожего скорее на большое кресло, дивана, обитом темно-зеленой, бархатной на ощупь материей. И, слепо глядя перед собой, слушала мерное и неторопливое тиканье настенных часов, лишь изредка кидая встревоженный взгляд на друзей.

Китнисс сидела на своей кровати у противоположной от дивана стены, обхватив руками согнутые ноги, и, уткнувшись подбородком в коленки, отсутствующе смотрела в одну точку. Лина даже начинала опасаться за подругу: за все то время, что они просидели в комнате, та даже не пошевельнулась и ни разу не повернула головы, словно мир, в котором она до сих пор жила, вдруг перестал ее интересовать.

Люк нервно мерил шагами комнату: от шкафа к приоткрытому полукруглому окну, за которым зависла непроглядная тьма, и обратно. И так много-много раз: Лина уже потеряла счет его, казалось, бесконечным шагам.

«Все по-разному реагируют на сложности, — вдруг вспомнила Хранительница когда-то услышанную от Грегори фразу. — Кто-то ломается и крошится под натиском обстоятельств; кто-то дает трещину, но умудряется выстоять, не понимая, что уже никогда не сможет быть прежним; кто-то замыкается в себе, тоскуя по прошедшим временам; кто-то делает вид, что ничего не произошло; кто-то перестраивается под новую жизнь, а кто-то может иногда перестроить и саму жизнь…»

Девушке очень нравились эти слова: они казались ей такими правильными, такими жизненными, — но сейчас… сколько ни пыталась понять, она так и не могла выяснить, к какому типу людей относится. Все было намного сложнее, чем казалось, и, чтобы разобраться в нем, требовалось время… Которого у нее скоро, возможно, уже не будет. Если, конечно, Избранный Кристаллом Жизни не поможет.

Лина перевела взгляд на Кэрен. Девочка сидела за столом и неотрывно смотрела в сгустившуюся за окном темноту, будто ожидая чего-то. Может эта была случайность, может дали сбой расшатанные нервы, но и сама Хранительница временами чувствовала в ней чье-то присутствие…

Прима всем телом жалась к заросшей мягким, пушистым мхом стене, уже не чувствуя исходящего от нее сырого, пронизывающего холода. Под ногами была пустота, пусть и немного скрадываемая темнотой, но лучше от этого все равно не становилось — она продолжала пугать, приковывая к себе взгляд, стоило только опустить его вниз.

В полукруглом широком окне седьмого этажа во всю горел свет. Все лампы были зажжены, и комната, ярко освещенная плоть до самого дальнего уголка, была как на ладони.

Осторожно выглядывая из-за карниза, Прима заглянула внутрь. Люк с взлохмаченными волосами, метавшийся взад-вперед по комнате, точно загнанный зверь, Лина, по-видимому, спящая на нешироком зеленом диванчике возле входной двери, Китнисс… Забившаяся в угол, он казалась невидимой, несуществующей, потерявшей сама себя…

Прима почувствовала, как внутри опять что-то вздрагивает, обрывается и ухает в пустоту, отзываясь в теле болезненной горячей волной. Неужели это все из-за нее?.. Девушка решительно сжала кулаки — она должна поговорить с подругой, рассказать обо всем, предупредить… Она должна, во что бы то ни стало, сделать это, она дала клятву и…

Прима резко отпрянула назад, чуть не потеряв равновесие — прямо перед ней, всего в полуметре от окна, сидела за столом… Кэрен. Скрытая от взгляда девушки чуть колышущейся на ветру занавеской, она пока оставалась незамеченной, но теперь они столкнулись взглядами.

Скучающий, туманный взгляд Кэрен зажегся сверкающим огнем, зрачки сузились, став похожими на кошачьи, а радужка из глубокой синей стала желтовато-зеленой.

«Не смей!..» — одним губами предупреждающе произнесла Прима, и существо, сидящее перед ней за столом, нехотя повиновалось, возвращая прежнюю внешность.

— Может, хватит из стороны в сторону бегать? — холодно спросила Лина, приоткрывая глаза. Она вовсе не спала, а просто лишь делала вид, опасаясь, чтобы ее не потревожили.

Парень остановился, пристально глядя Хранительнице в глаза, будто пытался разглядеть в них ее мысли, и, ничего не ответив, продолжил нервно измерять шагами комнату.

— Может, хватит? — все также невозмутимо спокойно повторила свой вопрос девушка. — Посиди на месте.

— Я не могу сидеть на месте, когда… — Люк опасливо покосился на сестру и оборвал фразу. Хотя Лина его, кажется, понимала и так.

— Я тоже… однако, сижу…

— А я не могу, — не останавливаясь, снова упрямо повторил парень.

В воздухе повисло молчание, и некоторое время Лина еще пыталась его нарушить, но почему-то так и не решилась. Разговор сломался, так и не успев наладиться.

— …Я просто не могу сидеть на месте и ждать, пока там все решают без нас, — вдруг снова заговорил Люк, и остановившись на миг, опять заглянул в глаза Хранительнице, ища понимания. И, видимо, нашел, потому что вдруг осторожно опустился на диван рядом с девушкой.

— Я просто очень хочу помочь, но совершенно не знаю как! — в голосе плескалось нескрываемое отчаяние.

Лина усмехнулась — не насмешливо, а как-то тоскливо и горько.

— Тогда иди в «Разлом», чего ждешь?.. Правда, боюсь, в одиночку ты не продержишься там больше пяти минут. А ЭТА… — девушка с особенной злостью выделила слово, — будет первой желающей тебя убить. И она…

Хранительница не успела договорить, потому что со стороны кровати внезапно послышался сдавленный всхлип.

— Кит… — взволнованно позвал Люк сестру. — Кита.

Она не отзывалась и не шевелилась, только по щекам, блестя в ярком свете, медленно ползли слезы.

— Кита. — Люк уже сидел рядом, осторожно обнимая за плечи и пытаясь заглянуть в лицо.

В каждом его движении чувствовалась такая любовь и забота, что Лина снова горько усмехнулась — сама она принадлежала к подавляющему большинству Хранителей, у которых Восстание забрало всех близких без исключения.

— Я сама ее убью, слышишь?! — захлебываясь слезами, воскликнула Кит. — Клянусь Великим Кристаллом, я ее найду!.. И пусть тогда не ждет пощады! Я ее ненавижу! НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!!