Но на этом понимание происходящего заканчивалось. Девочка все еще не знала, где находится, что с ней случилось, а попытки вспомнить приводили только к тупой ноющей боли в голове, будто кто-то нарочно решил блокировать все ее воспоминания.

Она помнила все лишь короткими, не имеющими смысла отрывками: серебрящаяся гладь портала, эхо громкого, похожего на величественно-грустную песню, голоса, чьи-то покрытые туманной завесой лица. Все это казалось таким нереальным, несуществующим, призрачным, будто и не случилось на самом деле, а лишь привиделось в неясном горячем бреду.

Лесная окраина, утонувшая в вечерней глубокой синеве… Подсвеченное желтым сиянием полукруглое окно… Комната, огненные шары, опаляющие стены, слезы, звон разбитого стекла… Все словно привиделось, показалось, было лишь сном, пусть и очень похожим на реальность.

Где-то вдали, надрывно заскрипев, отошла в сторону тяжелая кованая дверь и, через какое-то время снова с шумом захлопнулась, разнося по подземелью перекатывающееся гулкое эхо. Послышались мерные, неторопливые шаги. Тьма вздрогнула, настороженная этим новым звуком и злобно зашипела на посмевшего нарушить ее покой, но нежданный гость лишь молча погрозил ей пальцем, заставляя покорно отступить.

Раз-два… Три-четыре…

Шаги чуть слышно шелестели по неровному каменному полу, длинный подол плаща развевался сзади, поднимая легкий ветерок.

Гость не спеша прошел по коридору и внезапно остановился, пристально глядя куда-то в темноту. Вспыхнули два огонька-глаза — две мерцающие искры, похожие на красное-оранжевые угли, — колючий, неприязненный взгляд скользнул в темноту.

Кэрен испуганно вздрогнула и вся съежилась, надеясь укрыться, спрятаться, вжаться в шершавую заплесневелую стену и исчезнуть, оставшись незамеченной, но не оставалось сомнений — этот некто, это странное существо, взирающее на нее по ту сторону тяжелой железной решетки камеры, словно знает о ее местонахождении, чует ее, слышит робкое, встревоженное дыхание.

Что-то неприятное было в этом взгляде, что-то холодное, злое, заставляющее в страхе содрогаться всем телом, чувствуя пробегающую по спине ледяную волну ужаса. Глаза незнакомца были похожи на два языка пламени.

Может ли огонь быть слишком ослепительным, неестественно ярким и безжизненным?..

Может ли так же пугать и ужасать, заставляя дико озираться по сторонам в надежде хоть что-нибудь разглядеть?.. Содрогаться всем телом, чувствуя леденящую дрожь по спине… Когда боишься обернуться, открыть глаза, вздохнуть…

Может ли он загонять в угол, заставлять чувствовать себя незащищенным, уязвимым?.. Быть таким же пустым, холодным, жутким?..

Словно мертвая оледеневшая пустыня, занесенная снегом…

Он пугает. Не неизвестностью, утопающей в туманной мгле, — своей нетронутой, непривычной и неправильной отталкивающей красотой.

Тоскливой, одинокой… Словно вой ветра.

Силуэт незнакомца был жутким, темным и казался еще мрачнее, чем сама Тьма, обитающая в подземелье.

— Кэрен Новикова? Избранный… — усмехнувшись, неожиданно произнес он. Сухой, резкий голос прозвучал громко, многократно усиленный подхватившим его эхом.

При звуке своего имени, Кэрен испуганно вздрогнула и попыталась еще больше вжаться в стену, лишь бы укрыться и исчезнуть из этого странного, пугающего места. Слова озадачили ее. «Избранный»?.. — кем, для чего и, главное, зачем?..

В голове неожиданно мелькнула какая-то яркая мысль, связанная с этим, но тут же исчезла, увернувшись от попытки ухватиться за нее. Воспоминания словно затянуло туманом, становившимся все гуще, если стараться заглянуть сквозь него.

— Спи, — сухо произнес незнакомец, обращаясь к Кэрен, и девочка вдруг почувствовала, как на нее медленно наваливается тяжелая, сонная усталость, а глаза сами собой закрываются, унося сознание в мир тревожных блеклых снов.

Ей снились чьи-то туманные лица, крики, слезы, какая-то странная суета и не имеющие смысла действия, за которыми она наблюдала будто бы со стороны, не вмешиваясь в происходящее. Она видела себя: худенькую, голубоглазую девочку с копной непослушных рыжих волос. В ней было что-то странное, непохожее на настоящую Кэрен, что-то пугающее и отталкивающее. Видела двух светловолосых ребят: парня и девушку, поразительно похожих друг на друга, их подругу с серьезным, настороженным выражением лица и длинной русой косой, заплетенной набок… И снова все закончилось звоном разбитого стекла, ощущением неконтролируемого полета, переходящим в плавное снижение, и ощущением чего-то мягкого и нежного под боком — вкрадчиво шелестящей, примятой ветром травы…

— Я чудовище, — сдавленно всхлипывая, повторяла Китнисс, скорчившись в углу дивана и уткнувшись носом в подушку. — Я чудовище!

Люк обреченно вздохнул и осторожно опустился на диван рядом с сестрой.

— Ки-и-т, — он осторожно тронул ее за плечо, но та не отзывалась, продолжая всхлипывать.

Парень еще раз глубоко вздохнул и отвернулся. У него щемило сердце от слез сестры, и становилось очень неприятно, тяжело и горько на душе, но он ничего не мог для нее сделать — Китнисс его не слушала, сколько он ни старался.

— И что мне с ней делать? — спросил он у Лины, безучастно наблюдающей за ними, хотя знал, что та вряд ли скажет ему что-то новое — сестру Люк знал лучше остальных и всегда умел найти к ней подход, но теперь… Он окончательно перестал понимать, что происходит вокруг, и все больше злился — на себя, на варгов, на Приму…

Он понимал, что сделал все правильно — да и Китнисс тоже, — но совесть все равно продолжала грызть с утроенной силой.

— Не знаю… — в голосе Хранительницы сквозило напряжение, хотя внешне она казалась абсолютно спокойной. Словно и не было никаких проблем, не было варгов, предателей, драки с Примой в их комнате. — Я уже вообще ничего не знаю.

Она стояла, привалившись спиной к стене возле окна с покосившейся и вывороченной створкой, щерившейся остатками стекол, и равнодушно оглядывала комнату. Ей тоже было плохо, и Люк это видел: пустой отсутствующий взгляд и замкнутость говорили все за нее.

Невидящий, равнодушный к жизни, взгляд Лины вдруг задержался на мгновение на угольно-черном круглом отпечатке, оставшемся от ее огненного шара.

— Не слабо мы ее потрепали, — задумчиво произнесла она, не сводя глаз с опаленных огнем бежево-зеленых обоев. — Может все-таки стоило ее выслушать?..

Люк поднял удивленные глаза на Хранительницу: ее строгая жесткость и сдержанность обычно удивляли его, а, порой, даже и восхищали, но теперь в ее голосе чувствовались лишь сожаление и усталость.

— Может быть и стоило, — кто теперь знает.

Слева снова послышался сдавленный всхлип.

— Как ты думаешь, с ней все в порядке? — с надеждой спросила Китнисс, отрывая от подушки красное и мокрое от слез лицо.

Лина молча развернулась к окну и задумчиво оглядела его со всех сторон.

— Не знаю, — честно призналась она, осторожно шатая большой треугольный осколок стекла с острым краем, еще продолжавший каким-то чудом держаться в раме. Потом, помедлив, высунула голову наружу, будто надеясь что-либо разглядеть в непросветной тьме.

— Но можешь особо не надеяться — варги слишком живучи, будь он неладны!..

— Амбер?.. Что ты тут делаешь?.. — знакомый встревоженный голос доносился до нее будто издалека, с трудом прорываясь сквозь заложившую уши густую ватную пелену. — С тобой все в порядке?..

Действительно, было ли с ней все в порядке?.. Стала бы она сидеть скорчившись на холодном полу пустого темного коридора, подтянув колени к подбородку и уставившись в пустоту перед собой невидящим взглядом, если бы все было хорошо?..

Прима лишь неопределенно шевельнула плечами, не отвечая и даже не поворачивая головы, хотя знала: Джейк все равно не уйдет, пока не добьется от нее подробного рассказа.

— Может, все-таки скажешь, что случилось, или так и будешь здесь сидеть? — варг явно желал придать голосу жесткость и строгость, но вместо этого в нем звучали лишь тревога и какая-то странная растерянность. И это было не похоже на него.