Наконец она вырвала дощечки из рук читающей невольницы, отыскала в них одну рубрику и велела продолжать чтение с указанного места. Служанка повиновалась. В избранном Домицией отделе газеты был помещен отчет об игре Париса в Помпейском театре. Царица приказала перечитать это известие вторично, не выдавая своих чувств. Щеки красавицы только слегка покрылись румянцем, когда рабыня читала описание танца, исполненного Парисом. В газете говорилось о триумфе любимца римлян, сумевшего на тот раз привести в восторг даже людей строгой нравственности, которые до сих пор относились с пренебрежением к его таланту.

Пока невольница прикалывала ей волосы серебряными шпильками, служанка вошла в комнату и, несмотря на поданный Домицией знак, не решалась заговорить. В эту минуту царица осматривала в зеркале свою прическу, потом слегка подрумянила себе щеки и подвела черной краской глаза. Замешательство рабыни ускользнуло от ее внимания; между тем молодая девушка оглядывалась с беспомощным видом по сторонам.

Наконец Домиция выглянула из-за ручного зеркала и, повысив голос, спросила:

— Ну, что же?

Взволнованная невольница отвечала, что в атриуме дожидается Парис. Яркий румянец вспыхнул на прекрасном лице императрицы и сменился мертвенною бледностью. Она встала с кресел, отдала несколько сбивчивых приказаний, потом опять села на прежнее место, но вдруг решила перейти на кушетку, стоявшую у окна.

Здесь красавица расположилась в ленивой позе, вытянув ноги и закинув за голову белую обнаженную руку, на которую падали длинные локоны. Домиция велела как можно красивее расположить складки своей одежды.

Полузакрыв глаза с напускной наивностью молоденькой девушки, императрица хотела изобразить на своем лице чарующую улыбку. Но она противоречила смущению, охватившему Домицию, и вышла натянутою.

Такая странная встреча неприятно поразила Париса; однако замешательство императрицы обезоружило юношу. Если супруга цезаря терялась в его присутствии, значит, он мог вполне рассчитывать на свое могущество. Домиция с трудом произнесла несколько слов в ответ на почтительное приветствие гостя. Молодой человек, в свою очередь, не без волнения приблизился к опасной женщине, но через минуту совершенно овладел собою. Желая дать возможность императрице прийти в себя, он с находчивостью актера непринужденно раскланялся и отошел в сторону, как будто любуясь статуей у противоположной стены. Однако оба они не могли тотчас же начать спокойный разговор, делая вид, что посещение Париса было чем-то самым обыкновенным. Домиция по-прежнему нервно ощипывала золотую бахрому кушетки, напрасно стараясь собраться с мыслями и подавить волновавшие ее чувства.

Парис нерешительно стоял перед молодою императрицей, пока служанка не догадалась подвинуть ему стул.

Домиция сделала рабыне знак выйти из уборной, приподняла голову и, с рассчитанной грацией, свесила руку почти до самого пола.

— Я давно ожидала, что ты придешь ко мне, — улыбнулась она. — Тебе известно мое расположение, так что было нелюбезно откладывать это посещение.

Парис залюбовался красивой манерой Домиций складывать губы при разговоре. Хотя он невольно сравнивал эту заученную мимику с простотой Лидии, но красота императрицы подействовала на него…

— Прости меня, — отвечал юноша с легким поклоном, — я должен сознаться, что твое поведение внушало мне недоверие.

Эти слова поразили Домицию, но она овладела собою, стараясь не показать, как глубоко задета она словами Париса. Она отвела в сторону отуманенные глаза, потом повернулась к гостю и кивнула, стараясь улыбнуться:

— Я благодарна за откровенность! Высокопоставленным людям редко приходится слышать правду, да еще высказанную таким дружеским, доброжелательным тоном. Мне приятно слышать, что мое обращение тебе не нравится… Но тем не менее я желаю, чтобы ты находил меня привлекательной, — прибавила императрица, причем ее губы складывались то в веселую, то в грустную усмешку. — Что же мне сделать для достижения этой цели, как исправиться от своих недостатков?

— Благороднейшая Домиция, — ответил Парис несколько заискивающим тоном, из опасения оскорбить своенравную женщину, — умоляю тебя, не испытывай на слабом смертном обаятельной силы твоих чар!

— О, значит, ты признаешь за мною эти чары? — весело спросила императрица. — Так вот почему я внушала тебе недоверие!

— Если бы твой супруг не был императором, клянусь всеми богами… — пробормотал юноша.

— Ну, что же тогда? — настаивала царица с грацией балованного ребенка…

— Я… я решился бы… овладеть тобою! — запинаясь, произнес молодой актер.

Императрица выразительно взглянула на него и подала ему руку, которую Парис не догадался поднести к губам; занятый своими мыслями, он не исполнил этого долга вежливости и торопливо сказал:

— Позволь мне объяснить причину моего прихода, государыня!

Но Домиция не говорила ни слова. Сперва она хотела загладить лаской и улыбкой его бестактность; но потом ей вздумалось прикинуться оскорбленной, чтобы задеть Париса за живое, и при этом пустить в ход весь арсенал опытной кокетки.

Быстро обдумав план дальнейших действий, императрица молча кивнула головой, крепко сжимая дрожащие от волнения губы.

— Я буду счастлива, — кивнула она, — если ты доставишь мне случай оказать тебе услугу.

Парису таки стоило больших усилий заговорить о Лидии. Увлечение рабыней казалось ему нелепостью среди роскоши цезарского дворца, в присутствии блестящей супруги Домициана. Несчастный актер потерял свою обычную смелость; он говорил, запинаясь и ежеминутно ожидая, что императрица прервет его смехом.

Но этого не случилось. Домиция сверх ожидания похвалила выбор Париса, захлопала в ладоши и, по-видимому, заинтересовалась отношениями влюбленных.

— У тебя доброе сердце, — сказала она юноше взволнованным тоном, — и я беру твою малютку под свое покровительство.

— Благороднейшая Домиция! — пробормотал танцор. — Ты пристыдила меня своим великодушием.

— Мужчины привыкли думать о нас гораздо хуже, чем мы того заслуживаем, — засмеялась царица. — Неужели ты воображал, что я способна приревновать тебя к рабыне? Зачем мне скрывать свои чувства? Ты, наверное, давно отгадал истину… Да… я люблю тебя, Парис, — прибавила Домиция, окинув артиста спокойным, величавым взглядом. — Я люблю тебя, но разве это помешает мне радоваться твоему счастью? Ты увлекся хорошенькой невольницей — в добрый час! Доставив тебе возможность обладать любимым существом, я найду путь к твоему сердцу.

— Но беда в том, что хозяин требует за девушку баснословно высокую плату: восемьдесят пять тысяч сестерций!

Домиция засмеялась.

— Что ж за беда! Ну, а если у меня не найдется требуемых денег?

— Завтра последний срок! — ответил Парис упавшим голосом.

— Так… — в раздумье произнесла Домиция. — Восемьдесят пять тысяч сестерций — не безделица; мой супруг не допускает расточительности… иногда я нуждаюсь даже в необходимом…

Парис грустно вздохнул.

— Но из любви к тебе я заплачу эти деньги, — прибавила царица.

Домиция напомнила ему, что им необходимо быть осторожными. Она посоветовала танцору отправиться на гастроли в Байю, куда обещала приехать и сама со своим двором для того, чтобы привлечь публику на представления. Хорошие сборы в этом городе могли поставить юношу вне подозрений, откуда у него взялись деньги на покупку рабыни. В противном случае доносчики Домициана проведали бы истину, что грозило гибелью не только Парису, но и самой императрице.

— Я возьму твою возлюбленную в мои служанки, — сказала Домиция. — Тогда мой ревнивый супруг убедится, что ты приходишь сюда не ради меня, предпочитая отвергнутой императрице молоденькую рабыню! — прибавила она с усмешкой.

После того как Парис ушел, Домиция, глубоко задумавшись, осталась в комнате, оттягивая по возможности обычный утренний визит на половину Домициана.

Императрица лежала на кушетке, закрыв глаза и обмахиваясь листом египетской пальмы. Юноша не смог противиться ее красоте. Сознавая свою силу, Домиция предвкушала победу и упивалась сознанием могущества. Парис пока не любил ее, но Домиция знала, что скоро настанет минута, когда кумир всех римских женщин упадет к ее ногам, готовый заплатить жизнью за миг блаженства. Гордая императрица не знала ревности. Она не могла смотреть на Лидию как на соперницу и даже хотела торопить сближение молодых людей, рассчитывая, что бедная греческая рабыня скоро наскучит пресыщенному юноше.