Парис хорошо понял скрытый смысл этих слов.

— Но и мужья, в свою очередь, — отвечал он, — должны способствовать охранению своей чести.

— Понимаю, — пробормотал Домициан. — Значит, в Риме есть неблагоразумные супруги, которые не хотят оказать тебе поддержки в благородных стремлениях?

— Гнев отвергнутой женщины также опасен… — прошептал актер, как будто про себя, полузакрывая вздрагивающие веки.

Недоверчивая душа Домициана смягчилась, он вздохнул свободнее; тяжелый камень скатился с его сердца: ему стало ясно, что Домиция не нарушала супружеского долга ради любви к Парису. Никто не осмеливался оспаривать у императора обладания любимой женщиной, она безраздельно принадлежала только своему царственному любовнику! Человек, подозреваемый Домицианом в вероломстве, был далек от преступных замыслов. Это сознание на минуту преобразило владыку Рима. Человечество показалось ему вдруг менее ненавистным; если бы он мог найти хотя одну неподкупную душу, то охотно приблизил бы такого подданного к своему трону, чтобы замкнуться в тесном общении с преданным существом, презирая всех остальных.

Под влиянием такого благоприятного момента император подошел к юноше и взял его за руку.

— Твои слова мне нравятся. Если бы ты мог заглянуть в мое сердце, то убедился бы, что я начинаю чувствовать к тебе доверие.

Молодой человек вздрогнул, инстинктивно отнимая руку. Император с неудовольствием отошел. Актер пролепетал несколько слов благодарности, раздумывая про себя, была ли его гибель делом решенным, или он мог на этот раз поверить благосклонности человека, изумлявшего всех загадочностью своего характера.

Между тем Домициан, разгневанный, что он так поспешно высказался и что его великодушный порыв был встречен недоверием, погрузился в молчание. Ядовитые сомнения снова закрались ему в душу.

Если Парис был невиновен, то Домиция могла питать к нему преступную любовь. Для Домициана было плохим утешением, что танцор отвергал пылкое чувство царицы, страсть которой, пожалуй, еще сильнее разжигалась препятствиями. О, в таком случае владыка Рима был жалким нищим в сравнении с пленительным юношей, добровольно отталкивающим от себя то, чего напрасно жаждал несчастный Домициан!

Императрица вошла в комнату легкой поступью, с веселой улыбкой на свежем лице. Молодая женщина приблизилась к мужу, ласково прошептав ему приветствие и протягивая руку, которую тот взял после минутного колебания. Домиция держала себя со свойственным ей спокойным достоинством.

Стыдливо опустив ресницы, она с притворным замешательством подставила императору для поцелуя свой белый лоб и удивленно вскинула глаза, когда Домициан отстранил ее рукою. Только тут императрица заметила присутствие постороннего, стоявшего в тени. Едва уловимое подергивание губ обнаружило ее волнение; она узнала Париса.

Она притворно зевнула, заметив, что теперь ей было бы приятнее спать, чем любоваться пляской.

Парис также не скрывал своего неудовольствия под пристальным взглядом врага, и, когда император в нерешительности замолчал, юноша осмелился попросить, чтобы его отпустили, потому что он смертельно устал.

Император, видя, как ускользает от него роковая тайна, обратился к Домиций.

— Попытай счастья, дорогая, — сказал он непринужденным тоном. — Из-за бессонницы я позвал этого юношу, чтобы он развлек меня, но Парис отказывается танцевать; попроси его ты, может быть, он скорее исполнит твое желание.

Молодой актер закусил губы, и, когда Домиция с величественным и благосклонным видом сделала несколько шагов в его сторону, он отступил назад, бросая на императора умоляющие и недовольные взгляды. Действительно, вид Домиций, которая с притворной робостью и вкрадчивой лаской просила Париса доставить ей удовольствие своим искусством, внушал артисту такое отвращение, что оно проступило на лице.

— Оставь его, милое дитя, — сказал Домициан жене. — Я вижу, бедному юноше нужен отдых.

Затем, обратившись к Парису, Домициан позволил ему удалиться.

Когда в спальню вошли слуги, которым предстояло проводить актера, цезарь еще раз обернулся к нему и, поглядывая на дверь комнаты, где скрывался центурион, пробормотал вполголоса:

— Остерегайся навлечь на себя гнев своего государя!

Парис вышел, почтительно поклонившись.

Домициан, сидя на постели, молча слушал болтовню.

Домиций, кивая головою, когда жена передавала ему городские новости или советовала развлечься игрой в шашки и стрельбой из лука. Наконец молодая женщина со смехом указала на храпевшего Антония.

— Не ущипнуть ли его за ухо? — спросила она, улыбаясь. — Или лучше капнуть ему на нос горячей смолой из светильника?

Но недовольный Домициан отвернулся и велел ей прекратить шалости.

Утренняя заря занималась уже над городом, и ее бледный серовато-желтый отблеск заиграл на мозаике мраморного пола в спальне императора. Тогда Домиция, прервав тягостное молчание, схватила руку императора, порывисто прижала ее к груди и, прошептав: «Прощай!» — поднялась с места.

Домициан испуганно поднял глаза.

— Что ты хочешь делать? — спросил муж.

Домиция, с трудом подавляя свой гнев, торопливо закутала обнаженные плечи черным покрывалом, склонила голову и прошептала притворно-печальным тоном:

— Если я наскучила моему супругу, то не хочу надоедать ему своим присутствием.

Печальное выражение в чертах все еще любимой женщины растрогало Домициана; он пробормотал несколько слов в извинение, но императрица меланхолически покачала головой, отвернулась в сторону и воскликнула:

— Боги, чем я заслужила его недоверие!

Император вздрогнул, но вместе с тем почувствовал облегчение. Домиция первая произнесла роковое слово. Нахмурив покрасневший лоб и стараясь не смотреть ей в глаза, Домициан прошептал:

— А разве у меня нет причины сомневаться в твоей искренности?

— Сомневаться во мне?! — воскликнула женщина.

Она подняла глаза к небу, как бы призывая его в свидетели своей невиновности, а потом перевела их на мужа. Этот взгляд обезоружил его.

— Да, — продолжал он уже несравненно мягче, — разве у меня нет причины не доверять?..

Домиция колебалась, не зная, следует ли ей заплакать, или засмеяться, чтобы произвести желанное действие на влюбленного. Наконец она решилась — для большего успеха — соединить одно с другим. С видом оскорбленного достоинства императрица выпрямилась, заломила руки и стояла несколько секунд, не говоря ни слова, точно душевное волнение отняло у нее голос.

— Я давно догадывалась об этом, — начала она едва слышно, как будто пересиливая себя, — я чувствовала в цирке, что мой супруг наблюдает за мною…

Здесь голос Домиций начал заметно дрожать.

— Однако я не говорила ничего, — продолжала она, — я не смела оправдываться, из опасения, чтобы мои слова не были перетолкованы в дурную сторону…

Истерические вздохи, прервавшие речь царицы, предвещали близкие слезы.

— Так вот благодарность за то, что я покинула своего мужа, Ламию, что из любви к императору я лишилась доброго имени, навлекла на себя вечный позор! Меня подозревают в преступной любви — и к кому же?.. О, я догадываюсь обо всем!.. В любви к плясуну на публичной арене! Клевета осмеливается соединять мое имя с именем презренного актера!

Домиция зашаталась и, закрыв руками лицо, судорожно рыдая, направилась к дверям.

— Актеры, особенно танцующие, обыкновенно нравятся женщинам, — сказал Домициан, не обращая внимания на слезы.

— Это неправда! — прервала императрица, все еще отворачиваясь от мужа.

— Вот как! — произнес тот сквозь зубы. — Но танцоры народ красивый. Этого ты, конечно, не станешь отрицать?

Домиция медленно повернулась и подошла к цезарю. Ее лицо было озарено улыбкой, хотя в душе клокотала буря ненависти.

— Что значит красота в сравнении с могуществом? — прошептала женщина.

С этими словами она погладила рукою обнаженный лоб императора.

— Ты права, потому что сильный может стереть эту красоту с лица земли! — прошептал он чуть слышно.