— Делать вам нечего! — сказал я. — Другие руководители как руководители! С утра проводят совещание, потом на объекты, устраивают взбучки, вызывают на ковер…

— И потому у них столь низкие показатели, — улыбнулся он. — В отличие от меня, предпочитающего не вмешиваться в ход вещей…

По телевидению было объявлено, что волнующий общественность вопрос по поводу спиритических способностей Елены Борисовны по отношению к моей персоне будет разрешен в ближайшее время на глазах всех желающих с помощью научного эксперимента, проводимого комиссией, состоящей сплошь из представителей как официальной науки, так и конфиденциальной. Дабы прервать ненужные слухи и разноречивые толки.

В назначенный час я оказался в некой барокамере, уставленной приборами, датчиками и видеокамерами. И штук пять телевизоров, из экранов которых уже вываливались груди взволнованной Елены Борисовны.

Я сам все проверил. Кабели от телекамер вели в изолированный кабинет, где сидела ученая комиссия, чтобы параллельно наблюдать все события, происходящие со мной и увиденные Еленой Борисовной.

Говорят, даже в ЭПД остановился не знающий устали конвейер корыстной любви и неутолимой похоти. Весь Край замер в ожидании у телевизоров. Со мной в камере находилась лишь юная ассистентка, следящая за исполнением заданной программы и работой приборов.

— Здравствуй, Уроев, — сказала Елена Борисовна, едва я появился в барокамере, и скосила глаза вбок, на ассистентку. — Кто там с тобой? Я ее не вижу. Но чувствую, что это привлекательная женщина, судя по твоему взгляду. Она молодая? Интересная?

— Очень, — кивнул я в экран. — Лаборантка, смотрит за приборами. Может, начнем?

— Мы так не договаривались! — зло сказала Елена Борисовна. — Никаких посторонних! Она мне мешает тебя ощущать.

— Напротив, это же интересно! — сказал в микрофон руководитель эксперимента Лев Георгиевич, физик-ядерщик. — Через своего медиума вы чувствуете того, с кем на данный момент не связаны ни астральной, ни какой другой связью! Продолжайте, Елена Борисовна, прошу вас.

— Я требую, чтобы ее заменили на какого-нибудь мужчину! — Лицо Елены Борисовны пылало, губы сжались от возмущения.

Покрасневшая ассистентка поднялась с места, но я схватил ее за руку.

— Сиди, — сказал я. — Еще чего. Она тут не будет командовать. Как тебя зовут?

— Зина… — тихо сказала она. — Она вас так любит.

— Вот-вот, Елена Борисовна! — радостно загалдели ученые. — Ревность — это то, что нам надо! Усиливается суггестивность восприятия. Некоторые приборы у нас уже зашкаливают. Продолжайте, ради Бога!

— Так вы специально подсунули ему эту девку? — спросила она.

— Елена Борисовна! — раздался вдруг сверху голос Радимова, и я увидел на экране, как вытянулись рожи этих умников, как они переглянулись и зашуршали: «Безобразие, откуда? Мы же все предусмотрели, просили никого не вмешиваться». — Елена Борисовна! — властно повторил хозяин. — Не забывайте! Вас смотрит весь наш Край. И даже пограничные области. А вы, уважаемые члены комиссии, продолжайте, не отвлекайтесь!

В камере было тесно, и мы с Зиночкой сидели возле ее пульта, тесно прижавшись друг к другу. Мне это нравилось все больше.

— Какой же ты мерзавец, Радимов, — сказала с чувством Елена Борисовна. — Правильно мне сказал редактор Цаплин: ты внушил мне это постыдное чувство, чтобы я следила за исполнителем всех твоих преступных…

Ее изображение вдруг оборвалось, звук пропал. Ученые снова заволновались.

— Что происходит? Что-нибудь на телестудии?

— Перерыв по техническим причинам, — сказал все тот же хозяин. — А вы что подумали? У вас так не случается? Не бывает?

На экранах дали заставку. Я искоса посмотрел на девушку, сидящую рядом. Не Мария, конечно, но какая свежесть, как тает под моим взглядом, не смея поднять глаза! Почему я ее раньше у нас не видел?

— Хочешь участвовать в конкурсе красоты? — шепнул я в самое ухо, от чего она поежилась. Под моим дуновением зашевелились завитки под затылком. Я поцеловал туда.

— А как же Елена Борисовна? — по-детски спросила она и добавила: — Хочу.

Я обнял ее за плечи, коротко взглянув на сменившуюся заставку. На месте березок под музыку Чайковского появился наш знаменитый ЭПД под Оффенбаха.

— А победительницей этого конкурса хочешь стать? — спросил я, умиленный такой непосредственностью. Прямо чудо какое-то.

— Ой, правда? — Она наконец повернулась ко мне. — А в журнале мой снимок напечатают?

— А это еще зачем? — поинтересовался я, подсовывая руку ей под мышку, чему она не придала никакого значения, поглощенная свалившейся на нее перспективой.

— Ну… один мой знакомый, он сейчас в армии, в последний раз мне написал, что ничего у меня с поступлением в театральный не получится. Лицом не вышла… Ну скоро там?

— Это он цену себе набивает, — сказал я, несколько уязвленный. — А куда ты спешишь?

Но тут Оффенбаха прервали, и на экране появилось заплаканное лицо Елены Борисовны, от которой отпрянула зазевавшаяся гримерша, подняв легкое облачко пудры. Я шарахнулся, в свою очередь, от Зины, едва не оттолкнув ее.

— Прости меня, Павел, — сказала Елена Борисовна. — Я все-все понимаю. Только ничего не могу с собой поделать. И вы простите, Андрей Андреевич. За мою неблагодарность.

— Чудненько, Елена Борисовна! — пропел руководитель эксперимента. — А не могли бы вы сказать, чем занимался уважаемый Павел Сергеевич, пока не работало телевидение?

— С лаборанткой вашей шушукался, — вздохнула Елена Борисовна. — И чем-то соблазнял. А она, дурочка, поверила.

— Неправда! — подскочила Зина. — Не видели, так не говорите!

— А мне не надо видеть, девочка! — сказала Елена Борисовна. — Я ведь это чувствую через сознание любимого человека… Сейчас он горит от желания. Что, я не права?

Я скосил взгляд на экран, где сидели, приоткрыв рты, члены комиссии. Потом они начали переговариваться.

— Ну-ну, — сказал руководитель, почесав себе полуседую, под Хемингуэя, бороду. — А что он делает сейчас?

— Смотрит на монитор, где вас показывают, — устало сказала Елена Борисовна. — Неужели кто-то еще сомневается в моих способностях?

— Не в этом дело, — сказал руководитель. — Мы хотим понять природу явления. И определить ваши возможности. Есть же граница какая-то… Скажем, вы не смогли определить, что именно испытуемый обещал нашей ассистентке.

— Даже не напрягалась… — махнула рукой Елена Борисовна. — Что обещают мужики, когда хотят? Одно и то же. Пусть сама вам скажет, если интересно. И потом, испытывают здесь меня, или я чего-то не понимаю?

— Все правильно! — снова возник голос Радимова откуда-то с неба. — Продолжайте ваш эксперимент, уважаемые.

— Зина, дайте прочесть Павлу Сергеевичу, что у вас записано по программе.

Зиночка, улыбнувшись, протянула мне листок бумаги. Она старалась не смотреть в сторону погрустневшей Елены Борисовны.

— «Левой рукой дотронуться до правого уха», — прочитала моими глазами Елена Борисовна. — Дальше что?

— Зина, читайте сами и шепните Павлу Сергеевичу! — раздраженно сказал руководитель.

— Слушаюсь, Лев Георгиевич! — извиняюще сказала девушка и, как школьница, прикрыла листок рукой, чтобы не подглядывали и не списывали.

Затем жарко зашептала мне в ухо:

— Подвиньте к себе стакан с водой и выпейте из него.

Для удобства, будто не слыша, я обнял ее за дивную, податливую талию и прижал к себе. Потом сделал, что она просила.

— Я не могу так, — сказала Елена Борисовна. — Пусть она отодвинется. Что-то насчет воды, которую следует выпить. Но слишком сильные помехи…

— У нас тоже зашкаливает, — кивнул Лев Георгиевич. — Вы очень уж эмоциональны, Елена Борисовна. Может, вам следует передохнуть? А мы бы пока связались по телефону с нашими зрителями, чтобы узнать об их впечатлениях. Договорились? Вот и чудненько.

Экраны погасли. Мы с Зиной остались наедине, отключенные от внешнего мира, если не считать смутных прозрений Елены Борисовны. Она сидела напряженная, стараясь не смотреть в мою сторону. Но я уже знал, как себя с ней вести.