– Чецкий… Чецкий… Что-то знакомое… Чецкий… Постой.

Он отпустил дверь. Та резко закрылась, громко хлопнув о косяк. Сквозняк, словно радуясь одержанной победе, взвился к потолку, вырывая из рук прапорщика бумаги.

– Ё-моё, Михалыч, ну что творишь-то, – недовольно заворчал прапорщик. – Ты ж меня всей отчётности сейчас лишишь.

Не обращая на него внимания, полковник подошёл к столу и внимательно, с ног до головы оглядел вытянувшегося в струнку Виктора.

– Чецкий, значит. А не ты ли, тот самый Виктор Чецкий, что у деда Василия в саду яблоки воровал?

– Так точно! – бодро отрапортовал Виктор. Ещё больше расправив плечи, замер, глядя в одну точку поверх головы полковника. Потом чуть расслабился и, взглянув на него, смущённо кивнул. – Я, товарищ полковник.

Но несмотря на виноватый вид, раскаяния в его глазах Звонарев не увидел.

– Ну-ну, – он добродушно усмехнулся. – Виктор Чецкий – любитель зелёных яблок. Посмотрим, на что ты ещё годен.

Повернувшись к прапорщику, бросил небрежно, не терпящим возражения тоном:

– Петрович, я пацана себе заберу.

– Как это? Что значит «заберу»? – растерялся прапорщик. – Михалыч, ты не на базаре. Думаешь, раз твои бойцы герои, и группа на особом счету – тебе всё позволено? У тебя уже было пополнение. А это в полк Милентива.

Антон Михайлович склонился над столом вплотную к прапору и задушевно-проникновенно проговорил:

– Пойми, Петрович, пацан мой земляк – раз. Бегает хорошо – два. И младших товарищей в опасности не бросает – это три, – Звонарев подмигнул смутившемуся Витьке. – Сам посуди, разве я могу такого ценного бойца упустить. А с Милентивым я договорюсь.

Считая вопрос решённым, Звонарев резко распрямился и повернулся, собираясь уходить, попутно махнув Витьке, чтобы следовал за ним.

– Вот всегда ты такой. Ещё с учебки. Что хочешь, то и творишь. И никто тебе не указ, ничто не помеха, – раздражённо заворчал прапорщик, но потом в его тоне появились просительные нотки, и он с надеждой глянул на собеседника. – Михалыч, ну не дури! А? – Но видя, что на его слова не обращают никакого внимания и полковник сейчас уйдёт, а ему придётся как-то объясняться с Милентивым – с которым он не на короткой ноге, как со Звонарёвым, и поэтому тот даже слушать его не станет, а без слов влепит взыскание. Да даже если напористый полковник Звонарёв и договорится с Милентивым, ему, прапорщику, придётся как-то бумаги в порядок приводить. Этим воякам похрен на его отчётность, они только и знают, что из автоматов палить. А любая проверка, и за нарушение в документации не с них, а с него три шкуры спустят. И он, цепляясь за последний аргумент, выпалил вслед. – Пацан зелёный совсем, необстрелянный. А твоим на Северный Кавказ скоро.

Антон Михайлович резко остановился и недовольно поморщился, как от зубной боли. Потом медленно повернулся и осуждающе, и одновременно как-то устало сказал тихим голосом:

– Знаешь, Петрович, почему тебе никогда выше прапора не подняться? У тебя язык работает быстрее, чем мозг. Ты бы поменьше им трепал. Болтун – находка для шпиона. Старые правила никто не отменял.

Прапорщик, поймав тревожные взгляды солдат направленные на него, спохватился, что в зале они не одни, о чем он совсем забыл в пылу спора.

– Так точно, товарищ полковник.

– Я присмотрю за ним. И с Милентивым улажу, – пообещал Звонарёв притихшему прапорщику. Кивнул Витьке, который всё это время стоял рядом, переводя напряжённый взгляд с одного на другого. – Бери вещи и жди у выхода.

– Слушаюсь!

Витька обернулся, ища Андрея. Тот стоял в первом ряду образовавшегося рядом со столом полукруга прислушивающихся к разговору парней. И Витька понял, что объяснять ничего не надо, Андрюха уже всё знает.

Он подошёл вплотную, и они молча обнялись, застыв на мгновенье.

Громко сглотнув вставший в горле ком, Вик отстранился и пошёл к окну, возле которого бросил свои пожитки. Закинул рюкзак на плечо и опять подошёл к другу.

– Прощай.

Они сцепили руки, прижимая предплечья от локтя до запястья, сжимая со всей силы пальцы.

– Увидимся ещё, может, – потрепав Витьку по светлой макушке, Андрюха подтолкнул его в сторону выхода. – Иди, Вик.

Виктор кивнул и пошёл к двери, где его уже поджидал полковник Звонарёв. Но на пороге обернулся, последний раз бросив взгляд на друга.

Андрей так и стоял, не двинувшись с места. В раме окна его силуэт словно золотым сиянием был окружён солнечным светом. Стараясь казаться спокойным, Андрюха кивнул, поймав прощальный взгляд, и улыбнулся через силу, подбадривая друга. Вскинул руку в прощальном жесте, да так и застыл, как будто забыв её опустить.

Таким Вик и запомнил его.

11 глава

***

Проводив сына в армию, Рая словно погасла изнутри. Особенно первое время она ходила словно потерянная. Её тревожный взгляд рассеяно скользил по сторонам, не задерживаясь долго на одной точке. Как будто она забыла что-то и силится вспомнить, или кого-то ищет и не может найти. И только когда Лёшик обнимал её, она немного успокаивалась и вновь на некоторое время становилась прежней.

К январю её наконец отпустило. Она немного ожила. Чувство тревоги не ушло совсем, но Рая как-то свыклась с ним. А каждое новое письмо из учебки – в которых сын жаловался на скучную жизнь, жёсткие порядки, отсутствие свободного времени и строгих командиров – словно добавляло ей спокойствия. Каждый вечер, в который раз перечитав эти малочисленные письма, она, убирая их в шкатулку, нарочито сердито ворчала вполголоса:

– Вот и хорошо, что строгие. Больше порядку будет. А то этим охламонам только дай волю…

Распределение в новую часть большого волнения не вызвало.

Дальше служить сына, слава Богу, отправляли в Ставропольский край, а не в тайгу или тундру какую-нибудь, где от посёлка до посёлка сотни километров. И не только условий никаких нет, так ещё и страшные морозы стоят чуть не круглый год. За солдатиками кто ж будет сильно следить? А они на своих учениях набегаются, вымокнут с ног до головы, тут и до воспаления лёгких недалеко. А на юге хорошо. Солнце, фрукты, свежий воздух. Да ещё и с товарищем едет. Вдвоём-то не так тяжело. Есть кому помочь, поддержать. И если что, смогут постоять друг за друга.