Мальчишки испуганно переглянулись.

– Ну, я – Чецкий, – Витька поднялся навстречу, решительно сжав челюсти. В мужике он сразу узнал гостя деда, к которому они лазили вчера ночью в сад.

Антон Михайлович, прищурившись, внимательно осмотрел его с ног до головы и усмехнулся, задержав взгляд на выпирающей ширинке. Видя, что Витька смутился, довольно хмыкнул и перевёл взгляд на его лицо.

– Ну держи, Виктор Чецкий, одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, вторая группа крови, резус-фактор положительный.

В его руке, словно маятник качался солдатский жетон на серебристой цепочке.

Витька шумно сглотнул. Он словно загипнотизированный следил за мерными движениями, не решаясь протянуть руку, всё время ожидая какого-то подвоха.

– Бери-бери, – подбодрил его Антон. И не дожидаясь, когда Витька заберёт свою пропажу, взял его за руку, вложил жетон в раскрытую ладонь и согнул ему пальцы. Накрывал сверху другой рукой и чуть потряс, крепко зажав в широких горячих ладонях Витькин кулак. И уже без тени улыбки добавил. – Да не теряй в следующий раз. На войне это может жизни стоить.

Кивнув остальным, Антон Михайлович развернулся на пятках и скрылся в окончательно сгустившихся сумерках.

Задумчиво глядя в прямую спину удаляющегося мужчины, Витька с силой сжимал кулак, с недоверчивой радостью ощущая, как острые края жетона врезаются в ладонь, а шарики цепочки стекают между пальцами.

Тогда Витька ещё не знал, что это не последняя их встреча.

7 глава

***

Лето подходило к концу. Поля желтели неубранной пшеницей. Листья на деревьях чуть пожухли по краям. Вода в пруду зацвела, покрывшись ряской. Ночи стали ощутимо холоднее.

Но Лёшка всего этого не замечал. Для него всё так же ярко светило солнце, и время проходило весело и беззаботно. Целыми днями он пропадал у соседки тёти Насти, вместе с её племянником Павликом. Их двор был полон всякой живности: куры, гуси, кролики и котята сновали под ногами. В деревянной будке в углу двора сидел на цепи здоровущий пёс Шарик. А ещё, две недели назад муж тёти Насти принёс щенка, которого за звонкий лай сразу прозвали Колокольчиком.

Лёшка с удовольствием играл с ним. Но почему-то, при всей симпатии к Колокольчику, Лёшка не испытывал к нему той щемящей нежности, что он чувствовал к лопоухому хулигану, утащенному им со двора почтальонши.

То, что почтальонша тоже украла щенка, Лёшка – не имея привычки оправдываться – никому кроме Вити не сказал. Тем более что никто больше и не ругал его. Отец, проспавшись к утру, лишь мельком взглянул на него мутными с похмелья глазами и молча ушёл со двора.

Мама Рая, когда вернулась из города, выслушав жалобы бабы Зины на Лёшкин проступок и учинённый щенком погром, поохала и покачала головой, жалея о погибших цыплятах, но Лёшке сказала лишь одно:

– Лёшик, не делай так больше. Христом Богом прошу, не бери чужого.

А узнав, что Лёшка ходил с почтальоншей и её внучкой разносить почту, ещё и пожаловалась соседке:

– Она же его по всему селу протащила. Ну где это видано, чужое дитё по всем городам и весям тягать. А если бы с ним что случилось?

И любовно погладила по вихрастой макушке застенчиво прижавшегося к её боку мальчика.

Соседка закивала, всем видом показывая, что осуждает безголовую почтальонку:

– Ой, права ты, Рая. Ой, как права. Она всю жисть такая – без царя в голове. Знала бы ты, что эта оторва в молодости творила, – но, видя, что бурная молодость почтальонки не вызывает у Раи никакого интереса, перевела взгляд на Лёшку, который, сверкая любопытными глазёнками, выглядывал у Раи из-под руки, и расплылась в льстивой улыбке, умильно засюсюкав. – Какой хороший, Рая, у тебя мальчонка. Такой ласковый, что тот телок.

– И не говори, – женщина прижала пасынка к мягкому животу и довольно улыбнулась. – Витька-то у меня всегда, словно ёрш колючий – ни погладить, ни доброго слова услышать, а Лёшик совсем другой. Такая вот радость мне – ни за что, ни про что – досталась.

Лёшка, счастливо вздохнув, промолчал. Только ещё крепче вжался в маму Раю, обхватив её тонкими руками. Он думал, что и им с отцом очень повезло, что они её встретили.

Вообще-то окружающие вряд ли назвали бы Раю доброй и отзывчивой. Её мало волновали проблемы и беды посторонних людей. Нет, она не была злой или чёрствой. Скорее по-житейски равнодушной. Она была похожа на чайку, живущую на птичьем базаре на скале. Шум и гомон окружающего мира мало её трогали. Всё, что находилось за пределами гнезда, было для неё чужим и неинтересным. Сил – физических и моральных – хватало лишь на своих птенцов и партнёра. Но уж если кто попадал в границы её внимания, он мог рассчитывать на любовь и заботу.

Так и произошло с Лёшкой. Рая полностью заменила ему мать.

Была она с ним ласкова, но не баловала, стараясь держаться строго. Но строгость эта была как бы напоказ, просто потому что детей полагается воспитывать и наказывать за проступки. И когда она ругала его, Лёшка всегда чувствовал, что под тонкой корочкой недовольства скрывается любовь и жалость.

В общем, Лёшка был вполне доволен своей судьбой в целом и этим летом в частности. И даже когда за его новым приятелем Павликом два дня назад приехала похожая на модель из глянцевого журнала мама и увезла его домой, Лёшка нисколько не расстроился. Он уже жил предстоящим возвращением в город и с нетерпением ждал первое сентября, мечтая, как он, в костюме и галстуке, с огромным букетом тёмно-бордовых георгинов в руке пойдёт вместе с Витей в школу. Первый класс – это очень серьёзно.

Но до этого знаменательного события оставалась ещё целая неделя. А сейчас Лёшка наслаждался последними днями лета.

В эти дни он открыл для себя пропахший пылью чердак. Там хранилось множество коробок со ставшими ненужными вещами, сломанными игрушками и старыми журналами. Лёшка пропадал на чердаке целыми днями, пока солнечный свет проникал в слуховое окно. Копался в коробках с игрушками или, привалившись спиной к кирпичной трубе, листал подшивки журналов, вдыхая неповторимый, особенный чердачный запах. И выгнать его оттуда могла либо темнота, либо просьбы мамы Раи, если ей нужна была помощь.

В этот вечер она попросила Лёшку сбегать за молоком к соседке. Отложив в сторону «Крокодил»* за семьдесят третий год со смешным буржуем-милитаристом на обложке, Лёшка, громко топая ногами по деревянным ступеням, спустился с чердака и с готовностью рванул через дорогу.