– Чем?

Лёшка извернулся и посмотрел на синяк.

– Пряжкой. Но папа не хотел, – добавил он торопливо, – она у него из рук вырвалась.

Витька сжал зубы, пытаясь взять себя в руки. Но сказал совсем не то, что собирался.

– Правильно отец врезал, – жёстко заключил он. – Нехер чужое брать.

– Но ведь она сама взяла его без спроса, – попытался оправдаться Лёшка и обиженно засопел.

– Похуй на других. А ты не бери, – Витька твёрдо посмотрел ему в глаза.

– Почему?

– Потому… – Витька хотел выдать что-то позаумнее, но в голову ничего не приходило, и он ограничился, как ему показалось более доступной для пацана формулировкой. – Так делают только плохие люди. А ты не такой. Понял?

– Понял, – Лёшка шмыгнул носом, натягивая шорты обратно. – Вить, а ты хороший?

– Ну, – неуверенно подтвердил Витька, пытаясь сообразить к чему это ведёт мелкий шкет.

– А почему ты в чужом саду яблоки рвал? – и Лёшка выжидательно уставился на него наивным взглядом.

Не зная, что ответить на это, подросток смущённо кашлянул и почесал в затылке:

– Понимаешь… э-э-э… это ведь просто яблоки… Яблоки – это фигня. Их вон в каждом саду навалом.

– Значит, яблоки не считаются? – Лёшка смотрел с любопытством, блестя ещё влажными после слез глазами.

Витька замялся, подбирая слова, потом вздохнул и быстро проговорил:

– Забудь. Всё считается. Ничего не бери.

– Хорошо. Не буду, – Лёшка с готовностью кивнул. – А ты?

– Что я? – Витька удивлённо моргнул.

– Ты тоже не будешь?

– Вот, блядь, навязался на мою голову, – Витька заворчал притворно сердито. – И я не буду. В общем, запомни – чужое брать нельзя. Ферштейн?

Наслаждаясь менторскими нотками в своём голосе, он строго, по-взрослому глянул на мальчика.

А это, оказывается приятно, воспитывать. Тем более, когда на тебя смотрят с восхищением, как на непререкаемый авторитет и, приоткрыв рот, внимают каждому слову. Пусть даже это всего лишь семилетний пацан, навязанный тебе в родственники.

Всё же в большой степени человека делают – плохим или хорошим, смелым или трусливым – окружающие его люди и их мнение. Если тебя считают сильным, смелым и справедливым, ты и сам начинаешь чувствовать себя суперменом, готовым свернуть горы.

– Ага, – Лёшка кивнул и обнял подростка за талию, крепко, что есть силы, стискивая ему бока. Прижался ухом чуть выше живота и глубоко вздохнул, облегчённо и радостно. – Ви-и-тя-а.

– Но-но. Давай без телячьих нежностей, – Витька смутился и, осторожно разжав тонкие руки, отлепил от себя пацана, отодвигая его в сторону.

– Вить, – Лёшка посмотрел просительно. – Витя, ты только маме Рае не говори.

– Боишься, что ещё и от неё огребёшь? – Витька снисходительно усмехнулся. Он и сам не заметил, когда наступил этот момент, но он уже был готов простить надоедливому пацану его маленькие слабости. – Не ссы. Мать тебя не тронет. Она сроду ни на кого руку не поднимала.

– Я не боюсь, – мальчик шмыгнул носом. – Пусть отругает. Но она расстроится. А ещё будет папу ругать, и они поссорятся.

Лёшкин взгляд был такой прозрачно-чистый, что Витька вдруг смутился. Ему стало немного стыдно, что он заподозрил мелкого в трусости.

– Ладно-ладно. Не скажу. Хватит сопли гонять. Иди сюда, – ухватив Лёшку за загривок, пригнул его голову и зажал пальцами нос. – Сморкай. И не реви больше.

Лёшка послушно выдохнул через нос и прогундосил:

– Я не реву.

– Ага, как же, не ревёт он, – заворчал подросток. – Соплей целая цистерна, а он не ревёт.

Вытерев пальцы о клок сена, отбросил его в сторону и заторопился:

– Всё, я пошёл. И так проваландался с тобой, а меня парни давно ждут.

Витька направился к двери, но, видя, что Лёшка не торопится выходить, опять вернулся.

– Чё встал-то? Иди, не бойся. Мать уже точно пришла, так что в обиду не даст. Ты только треники, что ли, надень, чтоб полосатой жопой не светить.

Он вытер Лешке подолом футболки зарёванное лицо и подтолкнул к выходу:

– Ну?

– А мама Рая в город уехала. Сказала, завтра только вернётся.

– Блядь, – Витька досадливо сплюнул. – Ну значит твой точно напился и уже спит. Так что сумеешь потихоньку пройти. В комнате свет не зажигай, сразу спать ложись. Понял?

Лёшка кивнул, но с места не сдвинулся. Тяжело вздохнув, Витька обречённо предложил:

– Проводить?

Лёшка тут же расплылся в своей ослепительной щербатой улыбке и радостно протянул тонкую ладошку, беря Витю за руку.

6 глава

***

Проводив Лёшку до спальни, Витька подождал, пока тот уляжется в кровать, и, прислушавшись к пьяному храпу за стеной, вылез в окно. Пробежав через огород и выдернув по пути пару кустов картошки, чтобы потом запечь её в золе, подросток, стараясь не скрипеть калиткой, выбрался на улицу.

С пацанами они договорились встретиться на речке, и Витька направился в сторону оврага.

На самом краю он ещё раз оглянулся на тёмный дом и неторопливо спустился по извилистой тропинке, поминутно поддёргивая и прижимая к боку газетный свёрток с картошкой.

На дне оврага пахло сыростью и лопухами. Легкие сумерки сгустились тут почти до черноты, и Витька, разогнавшись к концу спуска, чуть не упал, споткнувшись о выступающий из земли корень. Грачи, потревоженные движением и тихим Витькиным матом, тревожно закаркали, кружа над своими гнёздами. Не обращая на них внимания, Витька перебрался по хлипкому мостику через речку и, выбравшись из оврага наверх, свернул к совхозному пруду. Но не стал останавливаться возле него, а прошёл дальше, вдоль заросшего камышом и ивовыми кустами берега, к тихой речной заводи.

Речка Черёмушка – что питала совхозный пруд – неширокая и мелководная, в этом месте была сравнительно глубока – чуть выше груди. Хоть сильно и не поныряешь, но искупаться и поплавать можно.