Витька уже собрался уходить, решив, что ему послышалось, и это просто ветер воет в щелях крыши, но тут раздался судорожный всхлип. Витька резко обернулся.

Глаза уже привыкли к полумраку, хорошо различая окружающую обстановку.

За большим ларём с зерном, что стоял справа от двери, прислонившись к его деревянному боку, скрючившись сидел Лёшка. Он зажимал рукой рот, пытаясь сдерживать рыдания. Но это мало помогало. Они рвались наружу, и от этого получался жалобный и протяжный скулёж.

– Ты чего тут воешь? – Витька подошёл вплотную к сжавшемуся в тугой комок мальчику. – Эй, я с тобой разговариваю.

Не дождавшись реакции, Витька попинал кедом потёртый мысок сандалии.

Лёшка судорожно всхлипнул и пробормотал что-то невнятное.

– Чё ты там бормочешь?

– Отец отлупил, – Лёшка задержал дыхание, пытаясь справиться с плачем, и тут же икнул.

– За что?

– За щенка.

– Какого щенка? – удивлённо переспросил Витька и присел на корточки, пытаясь разобрать торопливое, сбивчивое бормотание.

И Лёшка, размазывая по щекам грязь и слёзы, перескакивая с одного на другое, боясь, что Вите наскучит его слушать и он уйдёт, поведал, что приключилось с ним сегодня. Как он ходил со Светкой и её бабушкой разносить почту, как почтальонка посадила в сумку лопоухого щенка, а Лёшка потом, не сумев удержаться, утащил его со двора. Как он оставил его под крыльцом и ушёл к тёте Насте играть с Павликом, а когда вернулся, застал во дворе скандал и разгром.

*

Лёшку вычислили сразу. Соседи видели, как он крутился возле забора и как взял щенка. И стоило почтальонше появиться на горизонте, сразу, перебивая друг друга, доложили о происшествии, с интересом и нетерпением ожидая дальнейшего развития событий.

Разъярённая почтальонша, оставив внучку под пригляд соседки, тут же ринулась восстанавливать «справедливость». Она как ураган пронеслась по улицам и у самой калитки столкнулась с бабой Зиной. Та как раз прибежала с фермы.

Вообще-то баба Зина должна была прийти только через час, но от работы её отвлёк возглас:

– Зин, глянь, не ваш ли мальчонка к оврагу побежал.

Выглянув на улицу, баба Зина успела разглядеть удаляющуюся фигурку Лёшки. Он как-то странно изгибался и шёл неуклюже переваливаясь, словно каждый шаг давался ему с трудом. А через секунду исчез в овраге.

– Господи, не случилось ли чего? – баба Зина торопливо перекрестилась. – Пойду, проверю.

Она вопросительно глянула на товарку, и та кивнула:

– Иди-иди. Сама тут ужо управлюсь.

К дому женщина подбежала тяжело дыша. Массивная грудь, словно волны в океане, высоко вздымалась под байковым халатом, волосы выбились из-под платка. Заправляя их обратно, баба Зина остановилась возле ворот, пытаясь выровнять дыхание, не в состоянии произнести хоть слово.

Зато почтальонша была во всеоружии. Уперев руки в бока, она уже открыла рот, готовая разразиться злобной тирадой, но тут из-за ворот послышался грохот, звон разбитого стекла и паническое кудахтанье кур. Женщины, не сговариваясь, ринулись в калитку, молча пихая друг друга локтями.

Прорвавшись наконец во двор, они пробежали вдоль дома и застыли на месте, поражённые увиденным.

Щенок, исследовав под крыльцом все уголки, заскучал в темноте. Без труда отпихнув фанерку, он вырвался на волю и теперь с радостным лаем носился по двору, пугая кур и цыплят. За ним, защищая своё семейство, бегал рыжий петух и пытался клюнуть нарушителя порядка в толстенькую попу. Но в последний момент щенку удавалось уйти от удара и он, скребя по земле лапами, резко разворачивался и гнал добычу в другую сторону. Куры, громко кудахча и хлопая крыльями, бестолково бегали по двору. Но было ясно, что не всем удалось убежать от преследователя.

В траве у забора, неопровержимой уликой совершённого преступления, валялись двое месячных цыплят, придушенных удачливым охотником.

*

Женщины, наверно, долго бы кричали друг на друга – баба Зина требовала от почтальонши возместить потерю цыплят, а та грозила вызвать участкового, чтобы Лёшку поставили на учёт и непременно сообщили в школу, что он вор и бандит. Но тут вернулся Владимир Иванович – Лёшкин отец – в изрядном подпитии и дурном расположении духа. Он был сильно раздражён внезапным отъездом Раисы.

Почтальонша, правильно оценив его состояние, предпочла поскорее ретироваться с поля боя.

*

Лёшка вернулся, когда скандал уже утих, и почтальонша ушла, забрав щенка. Увидев нанесённый лопоухим бандитом ущерб – перевёрнутое корытце с водой, разбитые банки, упавшие с кольев забора, где они сушились вверх дном, валяющееся в пыли белье (бегая за курами, щенок врезался и уронил рогатину, поддерживающую натянутую через двор верёвку) и, главное, двух придушенных цыплят – Лёшка испуганно ойкнул и попятился.

Баба Зина, поджав губы, ушла в дом, а отец молча расстегнул и вытянул из шлёвок брюк кожаный ремень…

*

– Он тебя ударил? – Витька попытался заглянуть Лёшке в лицо, но тот стыдливо отвёл взгляд. – Больно? – в голосе невольно проскользнуло сочувствие.

Лёшка мотнул головой и шмыгнул носом.

– Дай посмотрю.

С трудом поднявшись на затёкших от долгого сидения ногах, Лёшка повернулся к подростку, демонстрируя повреждения. Красная полоса пересекала сзади загорелую ногу, начинаясь чуть выше колена, тянулась наискосок вверх и терялась под просторными шортами, которые Лёшка, сопя и всё ещё тихо всхлипывая, приспустил вместе с трусами. На белой коже ягодиц след от удара алел особенно ярко. Узор добавляли ещё несколько более бледных росчерков. И от вида этой тощей задницы, словно линованный лист бумаги перечёркнутой красной линией, у Витьки почему-то сдавило горло от непонятной жалости и обиды за пацана. Сглотнув ком, Витька прохрипел:

– Чем это он? Ремнём?

Лёшка кивнул и судорожно вздохнул.

– А это что? – Витька повернул мальчика боком, разглядывая в тусклом свете, льющемся из открытой двери сарая, огромный синяк, который уже начинал наливаться фиолетово-багровым цветом, и слегка коснулся худого бедра. Горячая кожа обожгла кончики пальцев. Мальчик дёрнулся от боли, и Витька быстро убрал руку.