У Ивана, который при выходе доктора после вызова передавал  ему пакет, было ещё восемь таких пакетов. Два он уже вручил лекарю. Василий предупредил врача о том, чтобы тот молчал о сумме гонорара за лечение, и когда тот вскрыл дома первый из пакетов, то был потрясён щедростью пациента. Подобных больных у него никогда не было. Врач, естественно, делал всё возможное, чтобы поддержать жизнь и силы старца, хотя уже понял, что жить старику осталось немного. Сердце у того работало очень плохо и в любой момент могло остановиться.

   Старец очень редко выходил из дома, а за ним из соседнего домика, что напротив через улицу, наблюдали четыре глаза. В доме, слегка покосившемся от времени, жила бабка Евдоха со своим мужем и сыном лет тридцати. Отец имел пароконную упряжку и занимался извозом, а сын ходил на речных судах летом, а зимой бездельничал. Его редко видели трезвым. Он шлялся по злачным местам, часто дрался, в церковь, в отличие от матери, не ходил. На улице его побаивались. Так вот, отец с сыном знали, кто раньше жил в этом доме. Они поняли, что новый владелец человек не бедный, раз купил такие хоромы из кирпича. Видели они, что в доме всего двое стариков.

   В молодости сосед работал на приисках и однажды сорвал куш. Он пришёл в контору прииска отпроситься на неделю к умирающему отцу (мать прислала весточку) и увидел в соседней комнате пронумерованные мешочки с металлом. Эта дверь всегда была закрыта, и в передней сидел охранник при карабине. В момент его прихода в помещении никого не было, а в соседней комнате ктото ходил и что-то двигал.

   Мешочки лежали в два ряда, рядом стоял ларь с двумя ручками. Это туда их сложат для перевозки. Он хотел окликнуть человека в золотоприёмной комнате, но, подумав секунду, не стал этого делать, а вышел во двор и огляделся. Никого кругом не было. На прииске шла промывка песков, и у домиков и барака было пусто.

   Рядом с конторой  лежала кучка свежесрубленных дров и валялся колун. Схватив его, пришелец снова вошёл в контору. Дверь так же была открыта. Он встал за дверью и подал голос. Из комнаты выскочил приёмщик. Получив удар по голове, рухнул лицом вперёд без движения. Схватив два мешочка, злодей хотел бежать, но потом понял, что сможет унести ещё один. Каждый из мешков весил по десять фунтов. Один мешок он бросил за пазуху, подтянув ремень, два других взял в руки. Когда он выскочил на улицу, здесь всё так же было пусто. Никто его не видел. Он метнулся за контору в тайгу. Отбежав с полверсты, спрятал мешочки под камнями и вернулся туда, где за час до этого готовил деревянные клинья, распиравшие  решётку на  золотопромышленном шлюзе.

Только он взялся за очередную плашку и топор, как прибежал мужичок за клиньями.

Наш герой нагрузил его готовыми, сам взял в руки ещё 4 клина и вместе с гонцом отправился к шлюзу, где закончилась съёмка шлиха и промприбор готовили к промывке. Когда они принесли клинья и разбросали их по местам, прибежал артельщик с криком: «Семёныча-золотопромышленника убили, золото украли!..» Все кинулись к конторе. Убийца вместе со всеми. Труп уже вынесли на улицу и покрыли шинелью.

   Казак-охранник бил себя в грудь и  говорил,  что вышел на минуту до ветру (живот болит). Горный мастер вышел из конторы и отправил всех на работу. Через неделю прибыло начальство, всех допросили. Особо о том, кто, кого и где видел тем утром. Решили, что либо охранник,  либо  прохожий  варнак.  Охранника  увезли в город. На приёмку золота прислали нового человека. Золотоприёмную кассу перевели в другую комнату с отдельным входом. Охранников стало трое.

   Варфоломей, так звали грабителя, до конца промывочного  сезона  прилежно  работал  со всеми вместе. Осенью по первому снегу вернулся, принеся в котомке тридцать фунтов шлихового золота. Больше он в тайгу старался не ходить. Купил дом, трёх лошадей, телегу, лёгкую коляску, женился.

   С той поры прошло уже лет сорок. Однако человеком он был прижимистым и часть металла закопал за домом в корнях молодой лиственницы. За это время дерево выросло, и под кладом он сделал лавочку и деревянный столик. Летом на стол ставили самовар, и хозяин с женой пили чай в тенёчке. Случай с обустройством своей жизни в молодости он никогда не вспоминал. Зная характер сына, о спрятанном золоте никогда ему ничего не говорил. Не знала о нём и жена.

   Случилось так, что, наблюдая за соседом в богатом доме, вслух не сговариваясь с сыном, они решили «посмотреть», как живут те два старика, к которым приезжает важный доктор или какие-то серьёзные господа, а то и офицеры.

   С наступлением лета старцу полегчало, и он иногда часами сидел на крытой верандочке перед входом. Пил чай или читал толстую книгу. Это были «Жития святых».

   Первый раз за много лет сын соседа не подрядился матросом, как это было всегда.

   Как-то с утра, когда старец сидел на крылечке и пил чай, его слуга Иван куда-то уехал на коляске, которая прибыла к воротам.

   По дорожной одежде отец с сыном поняли, что один из стариков уезжает, возможно, надолго. Как проникнуть в дом, злоумышленники придумали заранее.

   Возле городской управы на заднем дворе в куче мусора нашли большой конверт с написанным адресом и казенной печатью почтового ведомства. Положили туда сложенную по его форме газету. Решили, что Варфоломей с «письмом» постучится в дом старца, а сын будет стоять сбоку. Когда дверь отопрут, они сильно её толкнут, хозяин отлетит внутрь и упадёт. Они накинут на него мешок, свяжут и поищут что-нибудь в доме, а потом тихо уйдут.

   Под вечер так и сделали. Варфоломей стал стучаться в дверь, а сын встал сбоку от неё. Старец подошёл к двери и спросил: «Что надо?» Снаружи ответили: «Вам письмо, просили передать побыстрее!» Василию что-то не понравилось, и он сказал, что сейчас откроет, только ключ возьмёт. Вернулся в комнату, достал наган, проверил его, изготовил к стрельбе и, подойдя к двери, которая была закрыта на две задвижки, вставил ключ в скважину, сдвинул задвижки и, открыв замок, отступил вглубь коридора. Взяв оружие наизготовку, он сказал: «Входите, господа!» Дверь резко открылась, в неё буквально ввалился человек с письмом, а за ним в проёме появился второй. В голове Василия мелькнуло — так приличные люди не входят, и он дважды выстрелил, сначала в проём двери, а затем в поднимающегося с полу «письмоносца».

   Оба лежали на полу у ног старца. Тот перешагнул через лежащих, закрыл дверь на задвижки и, вернувшись, принёс лампу из комнаты. Прибавил свет и разглядел валявшихся у его ног людей. Обоих соседей он признал сразу. Поднял письмо. Прочитал адрес городской управы, вскрыл конверт, вынул газету месячной давности, проглядел её и всё понял. Он стрелял в грабителей. Письмо — предлог для проникновения в дом. Чутьё не подвело старого волка. Отцу и сыну досталось по пуле. Сыну прямо в лоб, а у отца пуля вышла над ухом. Василий уменьшил свет керосиновой лампы, поставил её на полку в коридоре и, приоткрыв дверь, выглянул наружу. На улице было темновато, но никого видно не было. В доме напротив было темно.

   В конце коридора было три двери — одна из них на кухню, где был погреб. Старец открыл его, кряхтя, спустился вниз, держа в руках лампу. Стены погреба были каменные, а вот пол — земляной. Ближе к лестнице стояли кадушки, банки с соленьями, а у дальней стены ящики с картошкой.

   Задвинув под лестницу банки и горшки, хозяин медленно вылез, поставил лампу на стол. Взял тряпку, вышел в коридор, замотал ею голову Варфоломея и поволок его на кухню.

   Сердце от напряжения колотилось, как паровой молот. Спихнув тело в люк погреба, он снова вышел в тот же коридор и стал волочь молодого. Когда он его перетягивал через порожец кухни, что-то звякнуло. Он бросил ногу трупа на пол и подошёл посмотреть. Сбоку валялся широкий нож. Раньше подобные ножи он видел, но не мог вспомнить, где.

   Доволок очередную тяжесть до люка и отправил сына к отцу. Закрыл погреб, подобрал нож и снова вышел в коридор с лампой. Посмотрел пол. Кровь разлилась двумя лужицами. Одна побольше, другая совсем маленькая. Плеснув на лужицы воды из ведра, старец взял тряпку, собрал воду в ведро, вышел и выплеснул её на траву. Вернувшись, достал щётку и кусок мыла. Вымыв пол, умылся, закрыл двери и вернулся в горницу.