Купец подвинул ему кружку с чёрным дымящимся чаем. Старик степенно перекрестился и разом отхлебнул половину.

     — Кто вы, почтеннейший, и кой злыдень определил вас в болото?

     — Зовут меня Василий Авенирович, а покойный мой батюшка носил фамилию Попов.

   Суров слышал о купце I гильдии Авенире Попове, который владел несколькими приисками в средней тайге, слыл удачным золотопромышленником и разгульным чудаком. В своём доме он устроил комнату с обезьянами и оранжерею с пальмами и банановой травой. Однажды под зиму после особо удачного сезона, когда его прииски дали 46 пудов золота, он напоил в «дым» весь приисковый посёлок, насчитывающий 650 человек только мужского  населения.  Сам же  выехал  на  главную улицу в коляске, запряжённой шестёркой козлов с крашенными синькой и басмой бородами. Сзади на двух тачках везли бочонки с водкой и как только обнаруживали трезвых, то есть стоящих на двух ногах, тут же, к великой радости людей, поили их до упаду. Когда пьяного Авенира привозили  домой,  то,  проспавшись, он  похмелялся и приказывал закладывать карету (так он называл козлиную упряжку) и развезти по питейным заведениям бесплатную водку. К этому моменту  у шинков скапливались страждующие похмелиться, и всеобщее пьянство снова охватывало весь посёлок. Гульбище продолжалось всю неделю. Прекратил  это  исправник, поставив охрану у винного склада.

   Сына Попова знали меньше, с отцом он не пьянствовал, а всё время пропадал на приисках и был, по сути дела, «главноуправляющим». Раз в два дня он объезжал участки, где мыли золото, и собирал в короб на волокушах^[7] шлих или золотой концентрат, который с помощью доводчика — здорового квадратного с большими руками человека — на заимке, где жил в это время, превращал в чистый золотой песок. Никто не знал, что сын у Авенира Попова был не родной — приёмный, а как Василий Дворжевский стал Василием Авенировичем Поповым, и подавно никто не ведал. Вторая жена Настасья Кузминична считала Василия сыном Попова от первого брака. Сгинул Попов-старший вместе со своей второй женой также в пьяном угаре. После крупного загула, с похмелья, опять же, придумал он кататься на тройке по весеннему льду реки Бодайбо, да и провалился вместе с лошадьми и санями на глазах  у всего честного народа. В это время лёд сдвинулся и навек похоронил упряжку с людьми.

   Его сын в это время по ещё державшемуся зимнику отправил обоз с железом и припасом на прииск «Туманный», где он налаживал всё к началу сезона промывки золота. Узнал он о том, что стал единственным хозяином (а не только управляющим) шести приисков, складов с товаром, конторой и крупным счётом в Золотопромышленном банке, лишь когда вернулся.

   Разогнав пьяниц из бывшего окружения отца, он переманил   из   земельного   департамента   грамотного и серьёзного чиновника, посулив ему жалованье втрое против государственного (кабинетного). Вместе они навели порядок в конторских книгах, заплатили все налоги и повели дело, не уменьшая его, а лишь расширяя.

   Константин Демьянович поразился тому, кого встретил в этих пока необъяснимых обстоятельствах. Как судьба разложила ситуацию. Он заблудился, спас человека, да не простого, а крупнейшего золотопромышленника, которого никакие деньги не оберегли и поставили на край жизни и смерти.

     — Как же тебя угораздило в болотицу-то? — спросил Суров. — Я ведь сам-то не знаю, куда попал, — заблудился в тайге, а тут вот оказия с тобой.

     — А откуда ты пришёл сюда? — спросил старик.

     — Да с зимника, что вблизи Каменного распадка. Вырвал седмицу — отдохнуть малость от трудов.

     — Дак ты Суров Константин Демьянович — твоё зимовье на Каменном. Слышал я о тебе, — воскликнул дед Василий, — да вот раньше познакомиться не пришлось. А попал ты, друг мой сердешный, в место, что известно как «глухая падь» с Гнилой топью, и до твоего зимовья отсюда на восход вёрст восемь с гаком. Мало кто эти места знает. Только сейчас здесь где-то недалеко трое варнаков, которые губят людей без крови.

     — Это как? — спросил купец.

     — Да либо вешают на дереве, либо топят, а хуже того, привязывают к дереву намертво в глухом месте и уходят. И мы пошли отсюда, а то вдруг убивцы вернутся.

   Они загасили костёр и двинулись к зимовью. Впереди Василий, а за ним купец с карабином в руках. За полдень и вправду вывел старик Сурова в аккурат к его таёжной избушке.

   Здесь у Демьяныча был запас продуктов, кадочки с солёными грибками, мочёной брусникой, сало, солонина, хлеб, сухари, копчёный окорок, в общем всё, что надо для безбедного отдыха. Однако, когда уже подходили к зимовью, Суров заметил, что Василий идёт через силу. Должно быть, с голодухи, подумалось ему. Однако старик прилёг на лавку и тяжело задышал, ухватившись за ту сторону своей грудины, где у человека сердце.

     — Что с тобой, из такой переделки вывернулся, а тут, когда всё отлично, заплохел?

     — А нет ли у тебя валерьяновых капель? — сквозь хрип спросил дед.

   У Сурова была аптечка, где вместе с пилюлями и порошками были бутылочки с различными жидкостями. Лекарства от всех напастей он содержал в аккуратности в специальном ларце, который купил уже в сборе в аптеке Иркутска года полтора назад. Капли нашлись, и, отхлебнув прямо из флакона, через какое-то время старый успокоился и заснул.

   Хозяин занялся приготовлением нехитрой еды. Впрочем, ей мог позавидовать любой из здешних таёжных тружеников. В железные мисочки он разложил крепкие груздочки, боровички,  мочёную ягоду,  нарезал сала, медвежьего окорока, хлеб большими ломтями, поставил котелок с рисовой кашей, заправленной коровьим маслом. Завершал стол шустовский коньяк и две чарки. Во дворе дымился самовар на сухих шишках, а на завалинке стоял пузатый расписной заварной чайник. Рядом стояла большая пачка чёрного китайского чая и маленькая с зелёным.

     — Вставай, Василий Авенирович, откушаем, чем Бог послал! — весело прокричал Суров.

   Тот поднялся, увидев стол с едой и коньяком, заметил, что Бог не обходит хозяина своими дарами. Продолжая, грустно добавил, что, дескать отходился он по матушке-тайге, и надо где-то оседать на старости лет, что у него теперь всё есть, а вот силушка куда-то ушла, да и сердчишко здорово шалить стало последнее время. Все прииски и дом с конторой он продал. Остался последний золотой участок — малая россыпуха с богатейшим золотом.  Продавать  его  нет  мочи.  Прикипел к этому месту.

     — Дак ты оттуда возвращался, когда тебя прихватили? —

спросил хозяин.

     — Истину говоришь, — ответил дед. — Ладно, садись, повечеряем.

   Они налили, оба перекрестились на икону в богатом окладе, что висела в красном углу, и степенно выпили. Сначала под лесную закуску, затем под разговор. Тут дед, извинившись, вышел до ветру. Хозяин уже налил из новой бутылки, когда гость ввалился и, зачем-то прикрыв дверь,сказал:

     — Тихо, брат — за нами присматривают!

   Суров вздрогнул и потянулся к резной полке, где в головах топчана под портянкой лежал револьвер. Старик взял карабин и спросил патронов. Отомкнув железный ящик под столом ключом (связка висела на поясе сбоку), хозяин сказал:

     — Бери.

   Дед ловко распихал обоймы по карманам, одну вставил в оружие, затем патрон в ствол и ещё тише сказал:

     — Их трое, вооружены берданками и тесаками! Видно, ждут ночи, варнаки. Сейчас не сунутся, ещё светло. Ишь, подгадали.

   Два оконца зимовья, одно из которых выходило на восток, другое — на запад, открывали поляну с домиком, за которой начиналась с одной стороны тайга, а с другой — пологий откос к реке.

     — Как же ты их углядел? — спросил Демьяныч.

    — Лопухи под ёлками шевелились.

     — Ну и что будем делать? — осведомился купец, вытаскивая из старого валенка, пара которых лежала под топчаном, ещё один револьвер. — Держите-ка. Управляться с сим железом можешь?