Мария вплыла в комнату.

– Я видела Карла возле Дачи. – Она остановилась у Стефана за спиной. В ее взгляде, устремленном на отражение мужчины и женщины, внешне идеально гармонирующих друг с другом, читалось нескрываемое восхищение. – Он просил передать, что твои подопечные сбежали, – глядя в зеркало, Мария стала расстегивать Стефану пуговицы рубашки, словно случайно, касаясь коготками его кожи.

В подобного рода игры они играли постоянно, но сейчас для Стефана происходящее перестало быть игрой. Что бы ни было тому виной – опьянение свежей порцией тепла или воспоминания о недавнем бунте Марии, или ее возвращение вопреки запрету – бесстрашное, ибо она знала, что разозленный Стефан не делит семарглов на друзей и врагов – в любом случае, он больше не чувствовал той легкости, которая раньше была между ними. Что-то произошло, будто Мария обрела над ним больше власти, а он – чуть потерял. Но это едва заметное изменение акцентов поменяло картину в целом. И теперь Стефану казалось, что его застали врасплох – чувство особенно неприятное, когда пять минут назад ты был уверен в себе на все сто.

Стефан отвел руку Марии – чересчур резко, чтобы выдать смятение за раздражение.

– Несусветная беспечность оставлять такую важную особу, как Влада, с юным семарглом. – Мария безропотно опустила руки, но в ее насмешливом взгляде не было ни капли покорности. – Только если это не часть коварного плана.

Стефан внимательно наблюдал за ней.

– И что у тебя за план? – Мария отступила в полумрак комнаты.

Она прошлась вдоль полок, скользя пальцами по фолиантам, затем сняла со стены рамку со старым, выцветшим фото, на котором был изображен пышноусый мужчина в длинной шляпе, обнимающий худенькую улыбчивую женщину. Перед ними стояли пятеро ребятишек.

– Во-первых, Марк – единственный семаргл, у которого даже больше желания сохранить жизнь Влады, чем у меня, – ответил Стефан, тщательно контролируя интонацию.

Мария испытывала его. Теперь, когда она так бесцеремонно, намеренно неловко взяла фотографию, особенно ценную для Стефана, это стало очевидным.

– А во-вторых, я все еще не нашел Охотников. Когда Марк сорвется с места, эти твари последует за ним. – Стефан развернулся лицом к Марии. – Тогда я выслежу их. И убью.

Стефан хотел, чтобы Мария почувствовала в его словах скрытую угрозу и для себя самой, но она не поняла этого – или сделала вид, что не поняла.

– У тебя и правда всегда есть план… – медовым голосом произнесла Мария, приближаясь к Стефану.

Ее длинная юбка тихо шуршала, этот шепот странным образом будоражил Стефана, словно задевал в нем глубоко скрытую струну. Мария двигалась мягко и медленно, теребя локон, упавший ей на грудь, туго стянутую корсетом – и Стефан поймал себя на мысли, что представляет, как ослабевает этот корсет. Он сглотнул комок в горле.

– А какой у тебя был план, когда ты превратил меня? – спросила Мария, подойдя к Стефану вплотную.

– Тогда – никакого. И если бы я знал, чтобы ты будешь преследовать меня весь следующий век, ни за что бы этого не сделал, – намеренно безразлично ответил Стефан и предпринял жалкую попытку завладеть ситуацией: – Так что ты делаешь в Огневке?

– Если бы ты действительно хотел избавиться от меня, предупредил бы охрану, – Мария села на край стола, прямо перед Стефаном, и, чтобы видеть его глаза, запрокинула голову. Волосы стекли по ее плечам, открыв глубокий вырез декольте, – но даже в этом случае я бы вернулась. Я буду возвращаться до тех пор, пока ты не убьешь меня.

– Ладно, – согласился Стефан и, не глядя на Марию, расстегнул последнюю пуговицу рубашки. – Ты сама это сказала…

В следующую секунду он бросил Марию на кровать, а сам оказался сверху и двумя руками сжал ее шею. Эмоции разрывали его на части, он смотрел на лицо Марии и ждал малейшего неверного движения, любого сигнала к тому, чтобы навсегда остановить ее дыхание. Но Мария рассмеялась, искренне и беззаботно, – и Стефан, все еще сжимая одной рукой ее горло, начал задирать ее длинное, жутко неудобное для подобных действий платье.

– Ты же знаешь, что я могу это сделать… – шептал он ей на ухо, со злостью раздвигая ее ноги и еще сильнее сжимая горло.

Мария больше не смеялась, ее лицо словно застыло.

– Я убью тебя, чем сделаю тебе подарок… – продолжал шипеть он, расстегивая ширинку.

Он не убрал руку с горла, даже когда вошел в нее, и стал совершать резкие, сильные толчки, каждый из которых вырывал стоны из них обоих.

Ближе к двум часам ночи Стефан помог Марии завязать корсет. Накинув плащи, они выскользнули из Огневки. Ночь была темной, ни один человек не смог бы различить две тени, скользящие по земле.

Они остановились на проселочной дороге. Машины еще не было видно, но влажный ветер доносил все возрастающий гул мотора, запахи угарного газа и овечьих отходов. Вскоре грузовик выскочил из-за пригорка. Свет фар ощупал черное поле, затем выхватил из темноты силуэты семарглов. Машина резко сбросила скорость.

Стефан увидел бледное лицо парня, сидящего на водительском кресле, и руки, сжавшие руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Этот парень знал, с кем столкнулся, он не был случайным свидетелем. Он был Охотником.

Мужской голос из прицепа спросил, все ли в порядке. Прежде, чем водитель успел ответить, Мария приложила палец к губам: кокетливо-нежно, но от этого кокетства веяло смертью – словно она провела пальцем по горлу.

– Бензин кончается. Нужно наполнить бак, – побледнев еще больше, ответил парень.

По знаку Стефана парень вышел из машины. Мария послала ему воздушный поцелуй, бесшумно села на место пассажира и, взглянув на себя в зеркало заднего вида, поправила локоны. Парень долго возился с канистрой – не мог отвинтить крышку бака, но все-таки сделал это, долил бензина и вернулся на водительское сидение. Все это время Стефан наблюдал за Охотником, облокачиваясь о кабину грузовика, потом сел между водителем и Марией и покрутил пальцем в воздухе. Разворачиваемся.

Влада проснулась внезапно, словно вынырнула из кошмара – и попала в другой кошмар. Тело Марка было напряжено до предела, взгляд – прикован к крошечному окошку. Такое происходило с ним только в минуты наибольшей опасности, но сейчас он ничего не предпринимал, просто смотрел на тускло-серый пейзаж. «Потому что уже поздно что-либо предпринимать», – догадалась Влада. Ни о чем не спрашивая, она обняла Марка и прижалась щекой к его груди.

Машина остановилась, задвижка на двери заскрипела и замерла, но ни Влада, ни Марк не шевельнулись. Никто не знал, что ждет их снаружи, но оба понимали, что здесь, в фургоне, они еще вместе, еще обнимают друг друга, еще могут надеяться. Все это исчезнет, едва они выйдут отсюда.

Первой встала Влада. Она толкнула дверь ногой, зажмурилась от утреннего света, а потом открыла глаза – и сердце рухнуло. Машина стояла перед крыльцом Белой Дачи. По стене, еще серой в сумерках, как порез, пролегала розовая полоса рассвета.

Марк заглянул в кабину – и с силой захлопнул дверь. Влада на цыпочках выглянула из-за его плеча – в кабине никого не было, и прислонилась к кузову.

Солнце медленно выплывало из-за кромки леса. Розовая полоса расползалась стене, но воздух все еще оставался серо-голубым, и прохлада пробирала насквозь.

Было тихо и спокойно. Такую же тишину и неправдоподобное спокойствие ощущала Влада. Будто бы она снова скакала на лошади к пропасти, не имея возможности ни свернуть, ни спрыгнуть, и с любопытством ожидала конца. Только теперь до конца оставались не секунды, а часы. Сорок часов любопытного наблюдения за своей смертью.

Влада прижала ладонь Марка к своей щеке, и Марк, угадав ее мысли, резко повернул голову.

– У нас еще есть время.

Влада через силу улыбнулась. Марк легонько тряхнул ее за плечи.

– Не смей сомневаться! Я что-нибудь придумаю, слышишь?