В палитре запахов что-то изменилось, и Стефан почувствовал легкое напряжение, которое испытывал каждый раз, когда что-то нарушало привычную картину. Сейчас «раздражителем» была девушка, очень молодая и очень испуганная. Девушка неестественно быстро двигалась прямо к Стефану, в ее движениях ощущалось что-то излишнее, тяжелое, несвойственное человеку. Стефан повернулся туда, откуда исходили запах и шум, и скрестил руки на груди.

Вскоре девушка показалась из-за кустов. Следом возникла Мария.

– Держи. – Она толкнула девушку так сильно, что та упала на колени.

– Что это? – сухо спросил Стефан и, отступив на шаг, скользнул взглядом по жертве. Длинные черные волосы, худые плечи, заплаканные глаза, серые, застывшие – словно под гипнозом.

– Тепло. – Мария елейно улыбнулась. – Ошивалась неподалеку, как раз кстати.

– Убери ее, – приказал Стефан.

– И не подумаю, – Мария спрятала улыбку. – До Невестиной ночи осталась всего неделя, а ты… Ты давно смотрел на себя в зеркало? Скоро станешь похожим на свою тень.

Сжав кулаки, Стефан отвернулся. Холод уродовал чувства, и обычное раздражение превратилось в навязчивую потребность схватить Марию, сломать ее, заткнуть кляпом рот и бросить в глубокий колодец – из которого он когда-то сам ее и достал, спасая от деревенщин, решивших сжечь семаргла.

– Не нравится? – изображая обиду, спросила Мария. – А девчонка как раз в твоем вкусе. Молодая. Красивая. Пахнет… М-м-м… – Она подождала и, не получив ответа, царапнула девушку по плечу.

Девушка вскрикнула, порезы на ее коже мгновенно наполнились кровью. Мария приложила палец к губам.

– Ш-ш-ш… Ты делаешь великое дело – возвращаешь к жизни лучшего из лучших.

«Не сломать – убить! Разорвать на куски!» – пронеслось в голове Стефана – и только тогда он понял, насколько близок к тому, чтобы претворить свои мысли в жизнь. Это было бы слишком даже дня него: потеря самоконтроля – шаг в пропасть.

Он должен был забыть, хотя бы на время, почему здесь оказалась Мария, забыть о девушке, спрятавшей измученное лицо в ладонях, о смерти Илоны, о холоде, о запахе Влады – обо всем, что причиняло ему боль. Он должен был перенаправить свою ярость в другое русло – и тотчас же понял, в какое именно.

– Зачем ты сделала это?! – Стефан обернулся.

– Чтобы ты вспомнил, как сладко… – попыталась ответить Мария, но Стефан не дал ей договорить.

– Я не о твоей ничтожной попытке влить в меня тепло, дорогая! – Он отшвырнул девушку с дороги и направился к Марии. – Я об убийстве. Убийстве, которое ты собиралась от меня скрыть. – Стефан наступал. – Скрыть! От меня!

– Я не понимаю… – пробормотала Мария, но не договорила: Стефан приблизился к ней вплотную.

– Повторяю в последний раз, – леденяще спокойным тоном произнес Стефан. – Зачем. Ты. Это. Сделала.

Мария сжалась.

– Столько лет уже прошло… И я не знала, что это ее отец! Для меня он был просто охотником!

Мария увидела, как изменилось лицо Стефана и, простонав, закрыла глаза.

– Ты не об Аркаеве…

Стефан взвыл, потом обхватил голову руками и прижался лбом к сосне. Он стоял так несколько долгих минут, и все это время висела такая тишина, словно вместе с ним замерла сама жизнь. Его привело в чувства лишь всхлипывание девушки.

– Давай повторим, – все еще прижимаясь лбом к дереву, сказал Стефан. – Ты питалась людьми в моем лесу. Ты убила отца моей невесты. И ты соврала мне об этом.

– Человек, один, в чаще… – Мария подняла руку, чтобы коснуться его волос, но так и не сделала этого. – Кормушки у нас еще не завелись. А мне было так холодно!

Стефан медленно обернулся. Он больше не чувствовал гнева – лишь пустоту. Словно перед ним снова разверзлась пропасть, только на сей раз падение обещало быть не стремительным, а плавным, как полет.

– Если бы ты не убила его, – Стефан едва заставлял себя говорить, – он не впустил бы меня в дом. Тогда Илона осталась бы жива…

Мария зло улыбнулась.

– В смерти Илоны моей вины нет.

Стефан окинул Марию бесстрастным взглядом, прошел мимо и остановился за ее спиной.

Рассвет медленно развивался над верхушками деревьев. Прозрачные, почти белые лучи солнца пробивались между сосен и падали на мох, сверкающий росой. Сколько раз в такие часы Стефан оставлял на Даче уснувшую Илону и отправлялся пешком в Юзефины. Легкие разрывались от пьянящего соснового запаха, по лицу скользило первое солнце, еще нежное, еще приятное, с губ не сходила улыбка. Он шел по влажному мху и чувствовал себя человеком. В такие моменты Стефану казалось, что в нем больше человеческого, чем было в той, прежней, жизни. А теперь, глядя на рассвет, он не ощущал ни трепета, ни восторга – ничего.

Мария права, никакие «если» не изменят сути: в гибели Илоны виновен только он. Виновен – и будет расплачиваться за это всю свою долгую жизнь. Но сейчас ему нужно взять себя в руки. Нельзя возвращаться к тому кошмару, из которого он едва себя вытащил.

Стефан подошел к девушке, все также неподвижно сидящей на земле. Она подняла глаза – и сразу же их опустила, от страха ее колотило. Стефан еще некоторое время размышлял, сколько проблем может доставить это невинное, но так многое услышавшее создание, потом перевел взгляд на свою подругу.

– А Рыбака ты зачем убила?

– Так вот в чем дело… – с досадой произнесла Мария, но сразу взяла себя в руки. – Вот видишь: даже мертвый он приносит мне неприятности! – ее голос снова стал уверенным и насмешливым: – Рыбак был ненадежен. Он не любил меня, а это очень усложняло дело. К тому же он пытался подать знак твоей девице.

– Она не девица, – огрызнулся Стефан.

– Бог мой! Стефан… – Мария провела ладонью по его щеке, снисходительно и мягко, как образумливают ребенка. – Ты любил Илону, я видела это, но Влада… У них нет ни капли родственной крови, они не похожи внешне, у них разные запахи. Невестина ночь ничего не изменит – ты и сам это знаешь.

Стефан грубо убрал ее руку от своего лица.

– Ну, почему слова какой-то старухи важнее того, что ты видишь своими глазами?! – взвизгнула Мария. – Да очнись же! Влада – не Илона! Она вообще – никто! Кукла, имитирующая покойницу!

Лицо Стефана исказилось, он размахнулся, но в последний момент сдержал себя.

– Ты… – опуская руку, произнес Стефан, – сейчас же уйдешь отсюда.

Безжалостный блеск в его глазах заставил Марию попятиться.

– Ты уйдешь из Огневки, а также – из моей жизни, – спокойным, пробирающим насквозь, голосом продолжил Стефан. – Потому что знаешь: в следующий раз я не остановлюсь.

Мария отступила еще на несколько шагов, развернулась и побежала. Стефан следил за ней взглядом, пока она не скрылась из вида, затем подошел к девушке и присел на корточки.

Ее плечо оказалось возле его рта, и сладкое предчувствие, которое Стефан не испытывал уже несколько недель, снова скрутило диафрагму.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил он, наблюдая, как его голос успокаивает ее дрожь.

– Маша. – Девушка подняла глаза и на этот раз уже не опустила.

– Маша. Мария. – Стефан приподнял бровь. – Тебе нечего бояться, Мария.

Он обнял ее, сначала нежно, словно пытался согреть ее, а затем – изо всех сил. И разомкнул объятия только тогда, когда тело девушки превратилось в пепел.

Через два дня, глядя на свое отражение в зеркале, Стефан испытывал легкое недоумение от того, как провел последние недели. Тот семаргл, который сейчас смотрел на него, сильный, самоуверенный, бесстрашный, не имел ничего общего со своим двойником, воющим от боли в черной запертой комнате. Нет, это решительно был не он.

Стефан застегнул пуговицы шелковой рубашки цвета шампанского – предусмотрительно пропустив две верхние, заплел волосы в короткую косичку, сбрызнулся одеколоном – и улыбнулся своему отражению. Потом, присвистывая, спустился в гараж, несколько секунд выбирал между «Феррари» и «Ламборджини», остановился на первом варианте и сел в машину.

– Я знаю, почему в тебе нет страха, – сказал Марк, доливая Владе в бокал белого вина. – Потому что тебе нечего терять. – Он вытер уголком полотенца горлышко бутылки и вернул ее в ведерко со льдом.