Завязала с двойными завтраками, стала зашторивать окно – и ответила на ухаживания одного парня, студента. Он местный, красивый аристократ с осанкой, как у Стефана, но без его блеска в глазах. Впрочем, холодность в нем оказалась напускная. На третьем свидании, после показа мод, я согласилась выпить чашечку кофе у него в квартире – в очень престижном районе, подарок родителей. Я знала, что за этим последует.

От его прикосновения по телу пробежала дрожь, но она не имела ничего общего с желанием, скорее, это было неприятие: тело не хотело прикосновения ничьих рук, кроме рук Стефана. Но я заставила себя остаться. И не стала зашторивать окно.

Утром меня тошнило, долго и мучительно. Арнольд беспокоился за меня и звонил знакомым, допытываясь, чем можно мне помочь, а меня беспокоило только то, что из-за этой тошноты я не могу как можно скорее убраться из его дома. Днем я пропустила занятия. Лежала в кровати и, кутаясь в одеяло, переживала озноб. Врача вызывать не стала: в этой болезни не было никакой физической подоплеки, я страдала от отвращения к себе.

Вот так, лежа на кровати, я смотрела на окна соседних домов и снова представляла, что Стефан наблюдает за мной. Мне было стыдно от его взгляда, во мне просыпалась настоящая ненависть к самой себе.

Я не знала, когда успела так запутаться и как мне вернуться к жизни. Я даже не знала, как мне встать с дивана. А потом раздался звонок. Телефон звонил долго-долго, потом смолк – и зазвонил снова. Я нашарила мобильник под кроватью, и еще до того, как нажала кнопку вызова, поняла, кто звонит.

– Я люблю тебя, Илона, – впервые произнес эти слова Стефан.

Его голос, даже пропитанный болью, был полон нежности, и по моим щекам покатились горячие слезы.

– Я хочу, чтобы ты знала: если моя любовь – то, что тебе нужно, не волнуйся, что я не смогу тебя простить. Но если мои чувства причиняют тебе боль, я освобожу тебя от своей любви. Ты должна сделать выбор. – И он положил трубку.

Мое положение в тот момент было явно не подходящим, чтобы делать какой-либо выбор, но на этот я была способна. Потому что теперь я знала: Стефан любит меня, и любое мое сумасшествие о нем уже не было сумасшествием.

За свои сомнения я поплатилась временным падением самооценки. А еще, что было намного хуже, я перестала чувствовать присутствие Стефана.

Столик на одного.

Никакого повода улыбаться.

Разве это похоже на записки влюбленной девушки?

Но я была влюблена. Вообще-то, нет. Я всем сердцем любила Стефана, человека, с которым провела всего десять дней, которому за два последних месяца не сказала ни слова. Я любила его так сильно, что вопрос моей вменяемости отошел для меня на второй план.

Вот так.

Я люблю Стефана.

Написала эту фразу и не могу отвести от нее взгляда. Так необычно видеть эти три слова рядом. И так прекрасно. Это самая красивая фраза, которую я когда-либо писала.

Я не вела дневник больше трех месяцев. Это было очень сложное время, невыносимое, но даже среди черных дней мелькал свет.

Я обрела любимого человека – Стефана.

И я потеряла любимого человека – папу.

Мне было так больно… От воспоминания об этом до сих перехватывает дыхание, как будто мои легкие в дырах.

Две недели назад я прилетела на похороны.

Папу хоронили за садом, у старой часовни, там, где когда-нибудь будут похоронены все Аркаевы. После короткой оттепели снова пошел снег, он был таким чистым…

Симу отвели в дом, родственники разъехались, а Марк все стоял рядом со мной, пока я не попросила его уйти. Марк не понимал, но этот снег был невыносим. Он словно превратил смерть папы в часть общей истории, которая вскоре забудется, так же легко, как исчезла под снегом его могила.

Я очистила могилу и прижалась к ней щекой. Душа попадает на небо на сороковые сутки, значит, пока что он там, под землей, а я – возле него. Я так люблю моего папочку! Он не мог не почувствовать этого.

Я так и лежала, прижимаясь щекой к могиле, пока кто-то не обнял меня за плечи. Стефан стоял возле меня на коленях, и взгляд у него был такой, словно погиб не мой, а его отец. Он прижал меня к себе, и стук его сердца, очень быстрый, стал постепенно вытеснять боль. Впервые, с тех пор как Марк сообщил о смерти отца, я ощутила что-то, похожее на смирение. В тот момент мне показалось, что Стефан – самый близкий человек, который у меня остался. Даже ближе Марка.

Жанна не приехала на похороны и не отпустила Владу. Кажется, у них проблемы в семье, и Жанна использует дочку как приманку для мужа. На лето Влада тоже к нам не приедет. Когда Марк узнал об этом, его лицо стало серым, но он сказал, что это к лучшему. Сима тоже не настаивала. После смерти папы она изменилась, ей словно стало труднее жить, в физическом смысле. Одно время мне казалось, что она с моим папой из-за денег, но вот теперь Сима – наследница огромного состояния, а выглядит как призрак.

Вечера мы проводим вместе: я, Марк и Сима. Просто сидим в столовой, смотрим старые фото или старое кино – все с одинаковыми выражениями лица. Мы – покалеченные люди, у каждого из нас разбито сердце, и это объединяет нас больше, чем родственные узы.

От воспоминаний о папе каждый раз на глазах наворачиваются слезы, но постепенно мне становится легче. Моя любовь лечит меня. Сердцебиение Стефана стало моим тайным лекарством.

Открываю почтовый ящик – а там письмо от Влады. И что я делаю? То же, что и Марк, только разве что не пялюсь на экран часами – просто игнорирую сообщение. На самом деле, нужно что-то ответить, но я понятия не имею, что именно. Особенно на вопрос, как поживает Марк. Отлично поживает, дорогая Влада, на твоей почве у него случилось помешательство. Кажется, он скоро вообще перестанет реагировать на внешние раздражители – вроде меня. Сима иногда запирается с ним в библиотеке, и я слышу ровный, приглушенный голос Марка. Что говорить – мне хотелось бы подслушать, но я не стану, не из того теста.

Я думала, смерть папы выбьет Владу из братовой головы, но у него словно короткое замыкание произошло: стало только хуже. С Симой тоже все плохо. Она потемнела, не спит, не ест, круги под глазами.

Все зеркала в доме занавешены черным.

Сегодня Марк возвращается в Москву, а я остаюсь еще на несколько дней. Делаю вид, что мое решение связано с неважным самочувствием Симы (в какой-то мере так оно и есть), но главная причина скрывается в Стефане. Без него мне даже дышать больно.

Этот человек – тайна. Он – и моя тайна, и сам по себе.

Вот я о чем. Весь последний месяц один мой приятель, Толя Рыбак, донимал меня просьбами уговорить Стефана показать ему Огневку. Поселок строится бешенными темпами, привлекает внимание, но попасть туда простому смертному невозможно. Сама бы я не стала напрашиваться, хотя, не скрою, мне любопытно, но раз подвернулся такой случай… В общем, я спросила Стефана, нельзя ли помочь Рыбаку. Кажется, Стефану эта просьба не понравилась, но он вида не подал и предложил провести экскурсию.

Несмотря на снегопад, велась бурная стройка, ездили бульдозеры. Стефан взял с собой папку и показал эскизы домов. Изумительно красивые – я-то знаю толк в дизайне.

Стефан сказал, что пять домов на главной улице – его собственные проекты, в каждый из них он вложил душу, но так и не определился, в котором будет жить. Он предложил мне сделать выбор за него. Я указала на дом с гранатовый крышей, очень похожий на Дачу: мне бы хотелось, чтобы Стефан жил в доме, похожем на мой. Если честно, мне бы хотелось, чтобы Стефан жил в моем доме. Чтобы мы жили вместе.

Пока мы обсуждали эскизы, Рыбак улизнул, но его тут же вернул один из охранников. Толик, верный своей манере, и не думал извиняться. Вместо этого он спросил, может ли в одном из таких домов поселиться обычный человек, кто-нибудь вроде него.