Сколько он здесь торчит? Время никак не посчитаешь: никаких примет, не меняются даже звуки. Голод помогал ориентироваться, пока не кончились припасы. Незадолго до этого сильно крутило живот. Пищеварение волшебника плохо переносило скудный рацион.

Фебруарен пытался добраться до Небесной Крепости, минуя сломанный радужный мост. Возможно, юный воин или закаленный солдат и сумел бы вскарабкаться по серой отвесной скале, если, конечно, там не было ловушек – не столь явных, как те, что приметил Фебруарен оттуда, куда все же умудрился влезть.

Пришлось признаться самому себе, что лучшие годы остались позади.

Вероятно, вознесшийся смог бы взобраться на гору и без моста. Превратился бы во что-нибудь пригодное для лазания. Но вознесшегося тут нет.

Пока Фебруарен ничегошеньки не узнал о том, как открыть проход между мирами. Или как выбраться обратно. Модель призвать ему не удалось. Изнутри Обители Богов казалось, что этого огромного механизма вообще не существует.

Волшебник запер сам себя в комнате без дверей.

Силы у него остались, колдовские способности даже увеличились, но толку от них пока было мало, разве что удалось с помощью чар убедить собственный желудок, что его нет.

Отчаяние не сокрушило старика. Была в его характере эта северная твердость. Не сдаваться, биться до последнего, пока не явятся Похитительницы Павших. Ну или кто там теперь заменяет дочерей Серого Странника!

Фебруарен рыскал по гномьему городу, пока не выучил все улицы наизусть. Ничего интересного или ценного не нашел. Элен-коферы, видимо, утащили бы все до последнего кирпичика, но места хватило только на день, ночь и времена года.

В мифах и легендах гномов именно так и описывали.

Наверное, в старых сказках есть большая доля правды. Фебруарен мало знал о Старейших, но пока все сходилось.

Но в Ночи все правда.

Заклинания уже не заглушали голода. Скоро он не сможет мыслить последовательно и логично. Нужно действовать решительно.

От безысходности он соорудил некое примитивное подобие удочки. В маслянистых серых водах гавани что-то водилось. Часто по поверхности расходились волны. Приманки у Фебруарена не было. Если бы он и нашел что-нибудь годное для наживки, то тут же бы съел. Старик сделал блесну, капнул на нее своей крови, потом отправился на причал, залез в брошенную там ладью и с носа забросил удочку. Он надеялся, что рыбачить у него получится лучше, чем охотиться.

Ведь поймать крысу, белку, другого грызуна или птицу из тех, что еще остались в Обители Богов, ему так и не удалось. Звери, как и он сам, страдали от голода, и потому среди них выжили лишь самые приспособленные – старику, непривычному к тяжелому труду, их было не догнать. Фебруарен решил, что твари и сами могут на него охотиться.

Не помогло даже волшебство. Зверье на него не реагировало. Быть может, они так долго прожили в магическом мире, что перестали воспринимать колдовство.

Наверное, с обитателями глубин тоже ничего не выйдет. Но уже через несколько минут удочка дрогнула, и он почувствовал, как леску целеустремленно дернули, – там внизу кто-то тоже желал поужинать. Фебруарен потянул. Там потянули тоже. Старику повезло больше. Он разглядел в воде нечто вроде миниатюрного кракена. Кальмар. Кальмаров Фебруарен ел всю свою жизнь. В Фиральдии их любили. Плохо, что нет чеснока и оливкового масла.

Но миниатюрным создание можно было назвать только по сравнению с настоящим кракеном из морских легенд. Весил «кальмар» больше самого Девятого Неизвестного. Страшилище потянулось к старику щупальцами длиною в дюжину футов. В воду ему не удалось стянуть Фебруарена лишь потому, что у того рычаг оказался лучше.

Сдаваться чудище не собиралось.

Но и Девятый Неизвестный тоже.

Щупальца уцепились за край причала. Кракен подтянулся из воды, повернулся и попытался перелезть через борт. Его глаза…

На изумленного Фебруарена смотрело почти человеческое лицо, перекосившееся от отчаянных усилий. В глазах светился обезумевший от голода разум.

«Кальмар» отцепился от причала, намереваясь, видимо, перевернуть ладью. Судно дернулось, но осталось на плаву. Фебруарен увидел тянущиеся щупальца, а еще увидел, как внезапно вода забурлила и на поверхности показалось три головы, по виду почти человеческие. Потом плечи, потом туловища и руки, сжимающие оружие, – короткие гарпуны впились в неприкрытую спину чудища.

Фебруарен бросил удочку. Самое время. Пора убираться из ладьи. На глазах у волшебника разворачивалась битва. Исхудавшие от голода моры ослабели. И хотя было их трое против одного кракена, старик понимал, что «кальмар» победит. И получит свой ужин.

Взобравшись на причал, Девятый Неизвестный прибегнул к последнему средству – обрушил на чудище парализующее заклинание. Человека бы оно обездвижило на несколько часов, но это ведь не человек. Хотя движения кракена сделались более вялыми.

Фебруарен упал.

И успел сделать это подальше от воды.

Кто-то пел. Жутковатый голос звучал словно бы издалека, и слова были незнакомые, но мелодию он узнал – любовная баллада, которую сочинили в западном Коннеке сотню лет назад. Кловен Фебруарен вспомнил, как занимался любовью под этот припев на кауренском наречии.

Откуда-то несло рыбой.

Волшебник лежал там, где упал, чувствуя правой щекой мокрый холодный камень; ободранные ладони саднило. Он осторожно приоткрыл один глаз, но увиденное так его поразило, что Фебруарен выдал себя.

Футах в пяти, лицом к нему и скрестив ноги, сидела девушка. Она что-то делала и пела за работой. На ней не было ровным счетом никакой одежды.

Если бы волшебнику хватило сил, он бы отвернулся: ладно у девицы стыда нет, ну а у него еще остался, даже после стольких лет. Но сил не хватило, и Фебруарен лишь дернулся и прохрипел что-то нечленораздельное.

Песня сменилась журчащим смехом.

Мора встала на колени, сдвинув наконец ноги, и протянула ему кусок чего-то. Рыбой запахло еще сильнее.

– Ешь!

Старик с трудом уселся и только тут увидел, чем она занималась – срезала мясо со щупальца.

Фебруарен так оголодал, что уже не волновался, чье это мясо и почему от него так мерзко несет рыбой.

Потом желудок воспротивится, ну а пока Фебруарен схватил протянутую еду.

– Меня послали… смотреть, – сказала девушка. – Наш долг. Твое заклятие спасло… многих.

Она, видимо, нечасто разговаривала на человечьем языке, но умение к ней быстро возвращалось.

О морском народе Кловен Фебруарен знал немного, да и то лишь из книг. Эти создания меняли обличье и могли ходить среди людей, но недолго. Отращивать человеческие ноги очень болезненно, и превращались моры лишь в исключительных случаях. На этот раз ноги получились что надо, и девушка намеренно их демонстрировала.

– Слишком много не ешь, – предупредила она. – Маленькими кусочками. Жуй подолгу. А то плохо станет. Окрепнешь, разведи огонь. Свари.

Разговаривала мора на северном граальском наречии. В юности волшебник хорошо его знал, но уже сотню лет как не слышал. Он жестами попросил девушку говорить помедленнее, и сам, следуя совету, стал есть уже не так жадно.

Она уже не замолкала, чтобы подумать, и не делала пауз между словами и фразами, но все равно говорила медленнее, чем обычные люди.

– Ты не единственный волшебник, но твое заклятие было правильным.

Сырой кракен уже не казался вкусным. Видимо, организм намекал Фебруарену, что пора остановиться. Старик постарался сконцентрироваться на девушке и не опускать глаза – смотреть только ей в лицо.

Ведь всего на ладонь ниже подбородка было на что заглядеться.

Видимо, ее и послали говорить за всех моров из-за таких вот отвлекающих свойств.

– Ты, наверное, решил, что мы накормили тебя в благодарность за помощь. Так бы мы и поступили, но не в нынешние отчаянные времена. Мы мирный и гостеприимный народ, но те моры, которые угодили здесь в ловушку, не могут позволить себе оставаться такими. Мы накормили тебя, потому что ты можешь помочь нам выжить. У тебя ноги. Ты отправишься туда, куда не хватит сил добраться даже самым величайшим морам-героям. – Увидев, как нахмурился Фебруарен, она объяснила: – Я не могу далеко уходить от воды. Мне постоянно требуется влага. Прошу тебя, расскажи свою историю.