– Мне повезло. А Бруглиони – нет. Что вы теперь намерены делать?

– Выздоравливать. Постараюсь не ожесточиться.

– Ради клана. Понимаете? Теперь вы – главный Бруглиони. Я слышал, что Палудан не умер, но и живым его назвать сложно. Он ничего не может. А уцелевшая родня не принесет Бруглиони ничего хорошего. Полагаю, выбора у вас нет.

Лицо Салюды исказилось от боли. Он еще не сжился со своим увечьем и не думал о будущем.

– Вы – принципат Бруглиони. Но сможете ли вы им быть без поддержки клана Бруглиони? Остальные семейства вас недолюбливают.

– Знаю. Думают, Палудан меня назначил, потому что я – его любовник. Неправда. Или потому, что я имел на него необычайно большое влияние. Никому невдомек, что я был просто лучшей кандидатурой из всех имевшихся.

– Это верно. Вы до сих пор лучшая кандидатура. Но если Джервес Салюда не отстранится от коллегии и не возьмет на себя управление кланом Бруглиони, клану придет конец.

– Мне бы, – чуть помолчав, сказал Салюда, – съехать на этой каталке в Терагай с моста Растиж.

– Простой выход, но я надеюсь на другое решение.

– Да?

– Помогу чем смогу. Хоть и буду в Коннеке.

– Похвально, – с сомнением отозвался Салюда.

Главнокомандующий явился в Вискесмент во главе большой армии. Солдат в ней было на несколько сотен больше, чем в том войске, которое он отрядил поддерживать порядок в Броте и окрестной Фиральдии. Новый патриарх приказал Хекту любыми силами очистить Коннек от воскресших Орудий. И от членов Конгрегации по искоренению богохульства и ереси – об этом говорилось в тайном приказе. Ведь многие из них отказались покинуть свой мрачный орден и лишь затаились для виду, их неповиновение скрытно поддерживала Анна Менандская.

Хект вез Реймону Гариту грамоты, в которых Непримиримый дозволял графу хватать любого монаха или священника, который отказался выполнить волю патриарха. Хотя отступников и надлежало передавать церковному суду. А там их, скорее всего, будут судить сочувствующие.

В Вискесменте во Дворце Королей собрались Клэй Седлако, Хаган Брокк и другие доверенные офицеры. Теперь, когда антипатриарха больше не существовало, дворец стоял пустым. Его заняли Хектовы войска, тем самым облегчив жизнь горожанам, иначе-то солдаты остановились бы на постой у них.

Никаких важных решений принимать не пришлось. В отсутствие главнокомандующего подчиненные справились превосходно.

– Что-то я забеспокоился, – сказал им всем Хект. – Либо вы, парни, настолько хороши, что я вам уже не нужен, либо служба такая простая, что с ней и дурак справится.

Все заулыбались и принялись пожимать плечами.

В первый же вечер был устроен прием, на котором присутствовали вельможи из Вискесмента и дворяне из окрестных краев. Пожаловали также граф Реймон Гарит с Сочией и своими наиболее важными клевретами, а также местная церковная верхушка. Все гости разделились на партии.

В одной из них, самой большой, собрались друзья Непримиримого. В другой (противники окрестили ее «арнгендцы») – те, кто с большой неохотой признавал нового патриарха и открыто надеялся на скорый конец его владычества.

Партия арнгендцев почти сплошь состояла из чужаков, явившихся в Коннек во время священного похода.

Титус Консент, который был всего лишь лейтенантом, ухитрился занять место по левую руку от Хекта. Пайпер решил, что тут не обошлось без помощи остальных офицеров. Титус возглавлял разведку, и ему было что порассказать главнокомандующему. В особенности про присутствующих на приеме.

– До сих пор отдышаться не могу, так сюда спешил, – зашептал Консент, который приехал прямо с передовой.

– Поспел вовремя. – Хект заметил, что за их беседой внимательно наблюдают несколько церковников. – Не принимай близко к сердцу, но выглядишь ты неважно.

Консент действительно за эти несколько месяцев будто бы постарел лет на десять.

– Сказывается напряжение. Когда вас нет, эти негодяи хотят, чтобы вами стал я. Но послушайте! Мы только что загнали в угол Бестию. Наконец-то! В долине Сэдью.

– Он ведь там впервые и появился?

– Да, видимо, это место для него почему-то важно.

Хект улыбнулся зловещей улыбкой самому одиозному из подстрекателей-церковников. Тот, видимо, хотел выказать неповиновение, но не осмелился. Главнокомандующему патриарших войск, в отличие от светских владык, не обязательно было передавать смутьянов церковному суду. И время от времени он быстро и жестоко восстанавливал справедливость.

– Сколько времени нам потребуется?

Если падет Бестия, патриаршему войску не придется больше оставаться в Коннеке. Правда, есть еще Тень. Но о нем ничего определенного Хект не слышал. Пока не слышал.

– Сколько-то потребуется. Кольцо еще не сомкнулось. Его сомкнут медленно. Торопиться не хотят, чтобы снова его не упустить.

Хект хотел расспросить Титуса о других неотложных делах, но их пришлось отложить на потом. Сейчас же ему нужно было развлекать, соблазнять и запугивать важных особ.

Сколько лет простоял Скутгуларут? Об этом ведали, быть может, одни лишь Орудия. Если верить жителям, город построили еще до начала времен, до изобретения письменности. Многие века стоял Скутгуларут на северном Шелковом пути, бессчетное число раз на него нападали, его осаждали и даже завоевывали. Но ни разу не покорился он до конца, даже Тистимеду Золотому. Скутгуларут был священным местом, перед которым трепетал даже Тистимед. Там собирались ученые мужи. Там сходились волшебники для своих опытов. В центре города прятался маленький, но стойкий Кладезь силы. Никогда за всю свою историю он не иссякал и не переполнялся. За это его прозвали Кладезем Верности.

Когда Хин-тай Ат взяли город, Тистимед сделал Скутгуларут своей западной столицей. С годами владыке полюбились тамошние знаменитые сады. Скутгуларут процветал: ведь больше там не гремели войны, разбойники не осмеливались нападать на великие караваны, идущие по Шелковому пути. А тех, кто все же пытался, истребляли, не щадя ни мужчин, ни женщин, ни детей.

Постаревший Тистимед редко покидал любимые сады, препоручая войну своим сыновьям, внукам и правнукам. Но когда пала Гаргарлицейская Империя, владыка не устоял перед зовом приключений и отправился осматривать знаменитые города, которые теперь принадлежали ему.

Великий повелитель степей не похож был на двухсотлетнего старика. Те, кто падал перед ним ниц, видели перед собой мужчину в расцвете сил. Мужчину, которому боги отмерили еще много лет.

Лишь изнутри Тистимеда снедала старость.

Он просто-напросто от всего устал.

Дикари нагрянули как гром среди ясного неба. Ничто не предвещало беды, разве что прошел слушок о творящихся на севере диковинках. А потом внезапно отовсюду хлынули мужчины и женщины с костями и черепами в волосах. Северяне убивали и рушили. С ними вместе явилось нечто в человеческом обличье, с лишними пальцами на руках, безволосое, с пятнистой кожей. Потом кто-то клялся, что глаза у твари тигриные. И что росту в ней десять футов. Все сходились на том, что тварь ужасна и непобедима. Железо ей нипочем, если поразить ее единожды, но против десяти тысяч ударов ей не устоять.

Со временем тварь пала. Погибла. Стекла грязной лужей на пол храма, где прятался Кладезь Верности.

Уцелевшие в один голос утверждали, что создание не собиралось осквернять Кладезь, но желало испить из него.

Когда пал их страшный хранитель, дикари озверели еще больше. От дворца Тистимеда остались лишь дымящиеся руины. Да и от большей части Скутгуларута тоже.

Лишь горстке выживших удалось сбежать обратно в северные ледяные пустоши.

У Хин-тай Ат так слаженно работали гонцы, что Тистимед узнал о нападении тогда же, когда дикари громили Скутгуларут. Он покинул Гаргарлицею и устремился на север.