Да, они могли помочь Свечке: он был уверен, что одному ему не дойти. С другой стороны, по их милости его могли убить.

Мейсаляне хотели воспользоваться затишьем и уйти из Каурена, пока Анна Менандская не свершила свою месть. Все были уверены, что месть эта свершится так же неизбежно, как день сменяется ночью.

Советов они не слушались, на предостережения совершенного о подстерегающих на пути опасностях не обращали внимания.

Монах увещевал их и просил отправиться на юг, пересечь Версейские горы и уходить в навайский Медьен, где влияние церкви и Конгрегации не так велико, а Арнгенд и вовсе не имеет никакого веса. Там еретиков охотно принимали, если те были умелыми и трудолюбивыми работниками. В навайском Медьене не хватало людей – сначала там свирепствовала чума, а потом два столетия не прекращалась кровопролитная беспощадная война между чалдарянскими королями и праманскими каифами.

Но наконец там воцарился мир. В правление Питера Навайского фронт отодвинулся далеко к югу. После сокрушительной победы чалдарян у Лос-Навас-Де-Лос-Фантас прамане еще целое поколение не станут никому докучать.

Всех переселенцев брат Свечка хорошо знал, это были члены мейсальской диаспоры в Каурене – семейство Арчимбо и их соседи. Со многими из них монах когда-то отправился в изгнание в Альтай. Возглавляла процессию свирепая Кедла Ришо, в девичестве Арчимбо, ее уважали, возможно, даже больше прочих. Она временно взяла себе другое имя – Алазаис Летопись, – так звали совершенную мейсалянку, убитую членами Конгрегации.

Девушке пришлось назваться чужим именем, потому что все уже знали, что именно юная мейсалянка, мать двоих детей Кедла Ришо выпустила стрелу, прикончившую Регарда Менандского.

Вся компания направилась по южной дороге к Кастрересону. Дорога эта вела через спокойные края. По настоянию Кедлы каждый член отряда, который только мог держать оружие, прихватил его из Каурена. Сделать это в воцарившейся там неразберихе было нетрудно. Брат Свечка добавлял свое благословение к каждой молитве, в которой путешественники просили господа защитить их.

Однако, несмотря на все молитвы, неподалеку от Омоделя с ними чуть было не приключилась беда. В тамошних местах еще сохранились следы сражений с бывшим главнокомандующим. До Кастрересона оставалось каких-то полдня пути, но разбойники разгуливали там как у себя дома.

Дорогу путникам перегородили четверо вооруженных мужчин. Их предводитель был облачен в рыцарские доспехи, но у него не было ни герба, ни вымпела. Зато у него, единственного из четверых, имелась лошадь. Шлем он держал в руках. При виде странников на лице его отразилось пренебрежение к мейсалянам.

Когда мужчина заговорил, брат Свечка его не понял – слишком уж сильный акцент. Но смысл был ясен и так: мол, бросайте телеги и все свое добро и отходите подальше.

Кедла передала младенца кузине Гилеметте и спокойным громким голосом объявила:

– С дороги! Второй раз предупреждать не будем.

Всадник рассмеялся.

Его подручные были не так в себе уверены.

Рыцарь наклонился к ним, чтобы что-то сказать…

Кедла выдернула из ближайшей, запряженной осликом повозки взведенный арбалет и всадила стрелу прямо всаднику в правый глаз. Потом бросила арбалет, схватила копье и ринулась к пешим разбойникам.

Никто не сомневался, что девчонка убьет всех троих и ничего они поделать не смогут. Сами разбойники тоже это поняли.

Младший, юнец лет четырнадцати, которому явно нездоровилось, бросился наутек.

На остальных, словно ангел смерти, обрушилась Кедла. Она не теряла ни мгновения и не дала им опомниться. Самого крупного девушка ранила, поразив его в бедро. Шатаясь и поскуливая, громила отступил. Второй разбойник, вооруженный длинным заржавленным мечом, был в два раза больше Кедлы. Он ухватил меч двумя руками и принялся размахивать им во все стороны. Кедла сделала шаг назад и обогнула лошадь погибшего рыцаря так, что та прикрыла ее слева.

На поле брани зачастую происходят странные вещи. Когда всадник рухнул наземь, лошадь не шелохнулась. Разбойник так и лежал лицом в дорожной пыли, его левая нога запуталась в стремени.

Кедла кольнула лошадь, и та, волоча за собой труп, рванула вперед прямо на бандита с мечом. На мгновение он потерял бдительность, и девушка ударила наконечником копья ему под подбородок. Потом набросилась на раненого разбойника, который, прихрамывая и истекая кровью, пытался сбежать. Не обращая внимания на мольбы несчастного, Кедла, словно одержимая, снова и снова пронзала его копьем, пока он не затих.

Кипя от гнева, девушка вернулась к отряду.

– Да что с вами такое? Ни один и пальцем не шевельнул, чтобы защититься. А если бы здесь, в лесу, нас подстерегало не четверо негодяев, а больше?

– Крошка моя, именно поэтому… – начал было Раульт Арчимбо.

– Нет, не поэтому. Вас всех будто парализовало. Всех до единого. Вы застыли, как кролики в надежде, что лиса их не заметит. Что сталось со всеми теми крикливыми храбрецами, которые так кичились перед нашим отъездом из Каурена? А вы, старик! Вы же опытный путешественник, совершенный! Почему вы просто стояли как громом пораженный?

– Я привык, попав в такую передрягу, убеждать их словами.

– Вы привыкли путешествовать без гроша в кармане и без женщин и детей, так что и взять с вас нечего. Этих четверых убедить бы точно не вышло.

Кедла упала на колени возле сраженного рыцаря и попыталась выдернуть у него из глазницы свою стрелу. Но стрела не поддавалась, и девушка со злостью пнула мертвое тело, а потом выдернула ногу павшего из стремени.

– Беги, лошадка, – велела она и повернулась к спутникам. – Они бы стали убивать и насильничать. И вам об этом прекрасно известно.

Кедла была права.

Вернувшись к своей повозке, она взялась за арбалет и снова его взвела, бросая на остальных гневные взгляды.

– Для вас лучше будет, если моих детей не убьют. Отон! Оставь мертвецов в покое. У них нет ничего, что нам бы понадобилось.

– Но…

– Отон!

И под взглядом Кедлы детина вдвое старше и крупнее ее отошел от мертвецов.

– Пусть кто-нибудь другой их оберет, и пусть его застукают на месте преступления.

Девушка положила взведенный арбалет в повозку и взяла своего младшего сына из рук Гилеметты.

– Едем дальше. И в Кастрересоне об этом не заикайтесь. Вообще нигде не заикайтесь.

Процессия с грохотом, скрипом и дребезжанием снова тронулась в путь.

Долгое время все молчали.

Будто земля ушла у всех из-под ног.

– Ни слова, совершенный, – огрызнулась Кедла, когда монах пристроился с ней рядом. – Я не намерена выслушивать вашу чепуху.

– Как пожелаешь.

Но и молчать девушка долго не смогла.

– Меня, совершенный, вдохновил своим прекрасным примером герцог Тормонд Четвертый.

– Но Тормонд бы не…

– Именно. Он бы тянул время, мешкал, болтал, сделал бы все возможное, чтобы не принимать никакого решения, – а вдруг кто расстроится или, хуже того, придется самому что-то делать. И в результате в нашем родимом краю половину народа казнили, тут разгуливают иноземные войска и дорогами пользоваться нельзя.

Старик не нашелся с ответом.

Можно было бы возразить. У тех, кто ратовал за мир, всегда был припасен ответ на подобные речи, но Свечка слишком поддался мирскому, и подходящего ответа ему в голову не пришло.

– Но погибло три человека, – все же пробормотал он и сам тут же понял, как нелепо прозвучали его слова.

– Зато все мы уцелели, и наши близкие не пострадали. Так?

Как поспоришь с тем, кто истово верит в математику и человеческую природу?

Не все было ладно в Кастрересоне. Консулы постановили больше не пускать в город беженцев – и не важно, есть у них здесь родня или нет. Но родне разрешалось выходить за стены и общаться с пришлыми, приносить им еду, одеяла, одежду и прочее.

Кастрересон еще не оправился до конца от приключения с предыдущим главнокомандующим. В пригород, под названием Инконж, где через Лаур был перекинут большой мост, жители так и не вернулись, и теперь там ютилось около тысячи беженцев. Брат Свечка увидел много знакомых лиц. Всех измотали долгая дорога и постоянный страх. Многих дочиста обобрали разбойники.