— Потому что у него деловая хватка простофили, и он на грани банкротства. Он считает мисс Лебуф источником всех своих неприятностей и верит в то, что она намеревается обанкротить его. Он слабый, напуганный человек, и, как большинство напуганных людей, он винит в своих неудачах жену. Вчера вечером она отправилась в дом Дюпре, чтобы забрать свою собаку. Пьер сказал ей, что усыпил ее.

— Собаку по имени Вик? — спросил Клет у Варины.

— Пьер сказал, что у моего ретривера чумка, — ответила она, — но это ложь. Вы видели его, он был в полном порядке. Либо Пьер, либо его дед сделали с ним что-то, может, даже причинили ему боль, а потом усыпили. Мне так жалко Вика, что хочется плакать. Я ненавижу Пьера и его лицемерие, его высокомерие, его костюмы по две тысячи долларов и его сальный запах. Не могу даже думать о том, что я позволила ему убить мою собаку.

— Нет ничего хорошего в том, чтобы обвинять себя в поступках других людей, — заметил Клет. — Я так понимаю, вы подаете гражданский иск против полицейского управления в связи с инцидентом у дома вашего отца. В инциденте участвовал Дэйв Робишо, что создает для меня конфликт интересов, мисс Лебуф. Я хотел бы помочь вам, но в данном случае вряд ли смогу.

— Да отказалась я уже от иска, он не стоит беготни, — ответила Варина.

«Не делай этого», — сказал Клету голос в его голове.

— Мой муж извращенец. Не буду рассказывать, в каких мерзостях он просил меня участвовать, — сказала она. — И при этом он делал все это на трезвую голову. Если честно, меня тошнит от одного воспоминания о нем. Тот факт, что местные считают его великим художником — это просто смешно. У него нет и малейшего представления о том, что значит интимность и взаимное уважение в отношениях между мужчиной и женщиной. Вот почему он изучал коммерческое искусство. В нем нет эмоций. Если бы он когда-нибудь нарисовал то, что у него действительно на уме, он оказался бы в клетке.

Ее глаза увлажнились, она сжала маленькие кулачки на коленях.

— Может быть, я могу рекомендовать вам пару частных детективов в Лафайетте? — предложил Клет.

— Я буду в доме своего отца в Сайпреморт-Пойнт. Я дошла до ручки, мистер Персел. Я должна заботиться о своем отце, но я не могу постоянно оборачиваться в страхе перед своим мужем. Если вы хотите, чтобы я обратилась к кому-то другому, я так и сделаю. Я работаю в области электронных средств безопасности, но это не защитит меня от человека, усыпившего любящее нас животное, члена нашей семьи последние пять лет. Я просто не могу выразить всю свою ярость. Если вы хотите, чтобы мы ушли, пожалуйста, так и скажите. Но не пытайтесь перекинуть меня на какого-то сомнительного детектива в Лафайетте.

Клет почувствовал, что металлический обруч все туже затягивается у него на голове.

— Вы отозвали иск против полицейского управления округа Иберия?

— Я вам об этом уже говорила.

— Давайте-ка я дам вам номер своего мобильного и автоответчика. Плюс к этому, я могу поговорить с вашим мужем о вашей собаке.

— Для этого уже поздно. Более того, в отношении Пьера мне хотелось бы видеть нечто большее, чем пустые разговоры.

— Прошу прощения? — поперхнулся Клет.

— Ой, не обращайте внимания, просто оговорилась.

— Мисс Лебуф иногда говорит резко, но она набожная женщина, мистер Персел, хотя она и на меня за такие слова может разозлиться, — сказал пастор.

— Моя ставка — семьдесят долларов в час плюс расходы, — сказал Клет.

— Вы очень добры, — произнесла Варина, прищурив глаза.

— Скорее всего, вы поймете, что я вам не нужен, мисс Лебуф, — сообщил Клет, — в подобных ситуациях проходит немного времени, и адвокаты договариваются о разделе имущества, и все расходятся, чтобы начать новую жизнь. По крайней мере, умные люди поступают именно так.

— Похоже, вы очень мудрый человек, — ответила она.

— Дэйв Робишо и я в свое время были детективами в полиции Нового Орлеана. Но мы оба ушли оттуда, и это говорит больше, чем хотелось бы сказать, — ответил Клет.

Когда они покинули офис и Клет закрыл за ними дверь, он остался стоять посреди кабинета, как будто не мог вспомнить, где он был и что только что произошло в его жизни. Ветер хлестал оконное стекло плетьми дождя, скрывая канал из вида и размазывая по окну огни машин, пересекающих мост. В животе у него было неспокойно, на лбу выступили капельки пота, и Персел задумался, не заболевает ли он гриппом.

Гретхен, не постучавшись, открыла дверь.

— Почему ты позволил ей так с собой поступить?

— Как?

— Вот же сука подзаборная.

— Не говори так.

— Но это правда.

— Подобные слова в этом офисе не использует никто. Ни я, ни уголовники, ни ты, ни один из наших знакомых. Это тебе понятно?

— Хорошо, она звезда на букву «П» с головы до ног, от того, как она таращит на тебя свои сиськи, до того, как она кладет ногу на ногу, чтобы дать тебе возможность просмотреть главное блюдо. Ты даже не представляешь, как сильно ты меня злишь.

— Я твой работодатель, Гретхен, а ты мой сотрудник. Я думаю, ты очень хорошая девочка, но пока ты на работе, имей уважение.

— Не называй меня девочкой. Ты не знаешь, на что я способна.

Щеки Гретхен были мокрыми, нижняя губа дрожала. Ее джинсы с низкой линией талии обнажали пупок, ее широкие плечи опущены, глаза полны скорби. В этот момент она была похожа скорее на мужчину, чем на женщину. Она села в кресло на место пастора и уставилась в окно.

— Я никогда не причинил бы тебе боли, — обещал Клет.

— Если ты хочешь быть вибратором, будь им, но тогда не делай вид, что ты мужик.

— Гретхен, у меня было много женщин. Все они мне нравились, но любил я по-настоящему только одну. Я пытаюсь сказать, что чувствую к тебе особую привязанность. Мы близки по духу, понимаешь? Давай-ка я приглашу тебя на ужин.

— А кого ты любил?

— Девушку-азиатку. Она жила на сампане на самом краю Южно-Китайского моря.

— Что с ней стало?

— Вьетконговцы убили ее за то, что она спала с врагом. Пойдем, сходим в «Бужангле».

Гретхен вытерла нос рукой:

— Лучше пригласи свою новую кошелку, она больше подходит тебе по стилю.

В пятницу вечером мы с Молли принимали дома гостей и жарили крабов на заднем дворе. Солнце садилось в омут грозовых туч на западе, и небо постепенно превращалось из фиолетового с золотом в зеленое. Бриз приносил запах дождя, падающего из облаков, наполненных влагой залива и рыбьей икрой с болот, и запах свежескошенной травы; его капли падали на теплый бетон и тихо шипели на угле, тлеющем в гриле. Он пах хризантемами, цветущими в покрытых тенью садах, и словно говорил нам о том, что теплый сезон еще не закончился, что жизнь все еще была прекрасным праздником, который рано было приносить в жертву наступающей ночи. Молли развесила японские фонарики между дубами, накрыла стол из красного дерева, украсив его картофельным салатом, жареным рисом, фруктами и вареной кукурузой, а я зажег бутановую горелку под кастрюлей рядом с корзиной, кишащей живыми голубыми крабами. По ту сторону канала, в городском парке, прожекторы горели неистовым светом над бейсбольным стадионом, где мальчишки, отказавшиеся признавать уход лета на покой, гонялись за мячом, отбитым тренером от домашней базы. Подобный вечер люди моего поколения связывают с более предсказуемой эрой, быть может, во многом несправедливой, но обладающей гораздо большей степенью благовоспитанности, доверия и общего чувства добропорядочности, которое, хорошо то или плохо, по-видимому, определяло то, кем мы являемся. Не было ничего плохого в том, чтобы выпивать у себя на заднем дворе, наблюдая за закатом или далеким лодочником на канале, в то время как пары танцевали на верхней палубе. У каждого приходит время в жизни, когда прилив, отлив или медленное падение солнца с небосвода не представляют никакой важности.

Начали прибывать гости, и я попытался отыскать взглядом Алафер, которая, как я думал, должна была к нам присоединиться.