— Да какая разница? Думаете, запугивая меня и Ламонта Вулси, вы остановите добычу нефти в Мексиканском заливе?

— Что такого важного знала о вас Блу Мелтон, что вам пришлось ее убить? Ей было семнадцать лет. Неужели вам все равно, мистер Доннели?

— Я никого не убивал. Вы не имеет права обвинять меня в этом.

— Спустись-ка ты на грешную землю, приятель, — вмешался Клет, — пока мы тут с тобой болтаем, Варина Лебуф продает твою высокомерную задницу.

— Скажите, мистер Персел, если вы говорите правду, тогда зачем вы устроили для нас это маленькое шоу? Не хочу вас оскорбить, джентльмены, но вам не кажется, что пора повзрослеть? Нефтяная компания не будет намеренно уничтожать свою буровую платформу. Это была авария, несчастный случай, ничто в сравнении с ежедневными экологическими и человеческими издержками на Ближнем Востоке. Что-то я не слышу, чтобы вы противились тому, что происходит там. В Саудовской Аравии людям головы отрубают.

Клет зажег сигарету и медленно выпустил дым, уставившись в пустоту.

— Это наш штат, Джек. А ты со своими приятелями — туристы, — наконец ответил Персел.

— У меня для тебя новости, приятель, — прервал его Доннели, — тротуар, на котором ты стоишь, оплачен деньгами, взятыми в долг у иностранцев.

Доннели и Вулси сели на задние сиденья «Бьюика». Двое охранников с каменными лицами молча наблюдали за нами, не снимая солнцезащитных очков. Ветер раздул полы плаща одного из них, открыв нашему взору подплечную кобуру. А затем они просто уехали, оставив нас с Клетом стоять на парковке среди ручейков из листьев, вьющихся вокруг наших ног.

— Это что было? — спросил Клет.

— Мы зашли на их территорию. Это было ошибкой, — ответил я. — Посмотри, на той стороне улицы.

— Что там?

Мужик в пикапе. Это Джессе Лебуф. — ответил я.

— Что он тут делает?

— Страшно подумать, — бросил я. Я уже начал набирать «911» на своем мобильном, но Лебуф тронулся с места и исчез в потоке машин.

Вернувшись в управление, я спросил у Валли, нашего главного диспетчера, не получал ли он каких-либо сообщений о Джессе Лебуфе. Валли работал здесь уже тридцать два года, все еще жил со своей мамой и никогда не отвечал на вопрос прямо, если была хоть малейшая возможность увильнуть. Разговор с Валли, пожалуй, максимально напоминал мне пытки водой.

— Ты имеешь в виду типа придорожных тестов на содержание алкоголя в крови или нарушение общественного порядка на Рэйлроуд авеню? — переспросил он.

— Его дочь сообщила мне, что он напился. Думаю, она знает, о чем говорит, — ответил я, упрямо не заглатывая наживку.

— Вряд ли кто-то станет проверять Джессе Лебуфа на алкоголь в крови.

— Неужто? Спасибо за столь важную информацию.

Я уже направлялся к своему кабинету, как Валли заставил меня остановиться.

— А вот на Рэйлроуд все было несколько иначе, — крикнул он мне в спину.

— Да, ты ведь что-то упоминал о Рэйлроуд авеню. Лебуф что, с кем-то подрался?

— Можно сказать и так. Новый черный сутенер там облюбовал себе угол улицы с парочкой принцесс. А принцессы белые. Вот Лебуф и решил им всем преподать урок.

— Да ну?

— Какой-то парень с рогаткой засветил нашему детективу камнем по затылку.

— Уж кто-кто, а Лебуф это заслужил.

— Знаешь, что я думаю?

— Что, Валли?

— Печально, что старик, настолько переполненный ненавистью, носит ее в себе все эти годы.

— Не трать жалость понапрасну.

— У него с собой был подкидной ствол.

Я остановился:

— Что?

— У него при себе был левый пистолет. Он же на пенсии. Он уже не может лезть в подобные дела. Ты ему не нравишься, Дэйв. Я бы не хотел, чтобы подобный человек на меня злился, нет уж, спасибо.

Я отправился в свой кабинет и позвонил Варине на номер дома ее отца в Сайперморт-Пойнт.

— А, это опять ты? Как любезно с твоей стороны позвонить, — сказала она.

— У твоего отца явно какой-то срыв. Либо возьми его под контроль, либо мы его закроем, — ответил я.

— Он сейчас спит, и у него все в порядке, причем твоей заслуги в этом нет.

— Я видел его сегодня в Лафайетте. Я думаю, что он следил за мной.

— Не льсти себе. Он ходил к врачу, — сообщила она.

— Варина, подумай здраво. Ни я, ни моя семья не причинили тебе никакого вреда. Я пытался быть твоим другом. Может, Алафер и залепила тебе пощечину, но только после того, как ты унизила ее подругу. Пришло время думать своим умом и прекратить обвинять других людей в своих проблемах.

— Даже не могу выразить, что я чувствую по отношению к тебе, — ввернула Варина Лебуф.

«И как тут последуешь совету Фомы Аквинского о проявлении снисходительности к ближнему?» — пришло мне на ум.

Хелен позвонила мне из реанимации в Шривпорте, где лежала ее сестра, и поинтересовалась, как дела в управлении. Разумеется, в действительности она хотела узнать, как дела у меня с Клетом, Гретхен Хоровитц и моим безрезультатным расследованием убийства Блу Мелтон. Я не знал, что ей ответить. Я не хотел лгать, но я также не хотел нагружать ее дополнительными проблемами — ей и так было тяжело с находившейся при смерти сестрой.

— У нас все в порядке, — доложил я, — как думаешь, когда тебя можно здесь ждать?

— Думаю дня два или три. Мне кажется, ты хочешь меня о чем-то спросить, или что-то мне рассказать.

— Джессе Лебуф запил и может попытаться свести старые счеты с парой-тройкой людей.

— Если придется, закрой его в обезьяннике. Я побеседую с ним, когда вернусь.

— Ситуация с Гретхен Хоровитц несколько усложнилась.

— В каком плане?

— Она сказала Клету, что ей заказали меня и Алафер. Клета она тоже должна прикончить.

— Приятель, вы с Перселом должны подчистить это дерьмо. Я больше не хочу слышать имя этой девчонки.

— Как подчистить?

— Мне все равно. Просто сделайте это. Я слишком стара для этих детских игр, да и ты тоже. Что там еще происходит?

— Детских игр?

— Да, мне трудно воспринимать эту девчонку всерьез. Если она хочет быть Бонни Паркер,[29] сцену она себе для этого выбрала уж слишком маленькую. Что-нибудь еще?

— Я думаю, что Алексис Дюпре был офицером СС в Аушвице. И могу предположить, что его настоящее имя — Карл Энгельс.

— У тебя есть доказательства?

— Нет ничего такого, что помогло бы отправить его за решетку.

Я слышал ее дыхание в тишине трубки.

— Хорошо, продолжай им заниматься, — сказала она наконец, — так или иначе семейка Дюпре замешана в исчезновении Ти Джоли и убийстве ее сестры. Будем использовать все, что можем, чтобы они не скучали.

— Хелен, хочу быть с тобой честным. Гретхен Хоровитц — не шутка. Ее стоит воспринимать всерьез.

— Слушай, Дэйв, временами я на самом деле не обращаю на тебя внимания и прикидываюсь, будто это ты создаешь проблемы, которые на самом деле уже существуют и без тебя. Ты не можешь уживаться с несправедливостью и не успокоишься, пока не наведешь во всем порядок. Но, несмотря на все это, я не знаю, что бы я делала без тебя. Помолись за Айлин. Она может и не выкарабкаться.

— Мне очень жаль, Хелен.

— Смотри, не подведи меня, приятель, — ответила она и повесила трубку.

Той ночью снова пошел дождь, как оно всегда бывает с приближением зимы в Луизиане, забив водостоки дома листвой и смыв пыль и черный пух сахарных заводов с деревьев, время от времени наполняя воздух ярким запахом алкоголя. Все это естественно и хорошо, твердил я себе, но временами звук капель дождя, падающих на подоконник или в алюминиевую миску Снаггса, превращался в бесчувственный такт метронома, похожий на заводные часы без стрелок, единственное предназначение которых — это напоминать тебе о том, что твое время когда-нибудь подойдет к концу.

Я никогда не любил видеть сны. Они всегда были моими врагами. Задолго до того, как я отправился во Вьетнам, мне снились кошмары про человека по имени Мак. Он был профессиональным дилером в блек-джек и буре в игровых клубах и борделях округа Сент-Ландри. Он совратил мою мать, которая на тот момент была пьяна, и шантажировал ее, превратив в свою любовницу, пока мой отец работал на буровой платформе в океане или занимался заготовкой пушнины на острове Марш. Мак топил моих котят и заставлял меня нюхать его пальцы после того, как он проводил время с моей матерью. Я ненавидел его больше, чем кого бы то ни было в моей жизни, и во Вьетнаме я временами видел его лицо вместо лиц тех азиатов, что я убивал.