— Он сорок лет занимался рэкетом. На нем секс с малолетками и развращение детей в Техасе и Флориде. Он грабил стариков и платил своим шлюхам поддельными купюрами. Труднее сказать, чего он не делал. Вопрос скорее в том, как ему удалось продержаться так долго. Ведь ты же присутствовал при убийстве Голайтли, так?

— Я был неподалеку.

— Так ты расскажешь мне, что ты видел?

— Да какая в этом разница? Мне ноль доверия как со стороны полицейского управления, так и со стороны прокуратуры.

— А что, если я смогу вернуть тебя?

— В полицию?

— Все возможно.

— Увидимся, мне пора.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Нет, с меня должок.

Когда Клет вышел на улицу в хитросплетение тени и солнечных лучей, отражавшихся от зданий, ему показалось, что он слышит музыку, доносящуюся из клубов на Бурбоне, и чувствует запах соленого воздуха с Залива, кофе из «Кафе дю Монд» и цветов, распустившихся на балконах вдоль Роял. А может быть, это просто воображение. В любом случае начало этого потрясающего вечера предвещало еще более приятное продолжение и сулило доступ ко всем дарам, которые способен предложить этот бренный мир.

Немногим позже Клет позвонил Гретхен и сказал ей, что задержится в Новом Орлеане, а в Новую Иберию вернется не раньше утра четверга.

— Ты узнал что-нибудь о «люгере»? — спросила она.

— Да, его хозяин служил в СС в Париже в 1943 году, — ответил Клет. — На этом пока все. Ты там без меня справишься?

— Даже не сомневайся, — заверила Гретхен.

Но той ночью она отправилась в постель с телефоном под подушкой, ее сны скользили гримасой по ее лицу, словно яркий красный фонарь светил в глаза сквозь закрытые веки. Она внезапно проснулась, открыла дверь и выглянула наружу, не понимая, зачем она это делает. Деревья над коттеджем шелестели на ветру, как вдруг небеса прорезала молния, за которой последовал столь оглушительный раскат грома, что вода в канале задрожала как при землетрясении.

На часах было 12:14 ночи, когда телефон Гретхен завибрировал под подушкой. Она села на край кровати, открыла его и прижала к уху, зная, что только один человек мог позвонить ей в этот час.

— Реймонд? — спросила она.

— Тепло. Считай меня преемником Реймонда. Я говорю с Карузо, так ведь? — спросил незнакомый голос.

— Нет, ты говоришь с Гретхен Хоровитц.

— Я видел тебя в Ки-Уэст. Когда порешаем дела, я не против с тобой замутить.

— Я надеюсь, что ты только прикидываешься ублюдком. Потому что, если нет, у тебя будет реальная проблема. Где Реймонд?

— Плывет в Гавану.

— Ты сделал ему больно?

— Я? Я никому не делаю больно. Я просто звоню по телефону. На твоем месте я бы прекратил задавать вопросы и послушал бы.

— Что-то я не расслышала твое имя.

— Марко.

— По голосу не похож ты на Марко. Можно я буду звать тебя просто засранцем?

— Об этом мы поговорим через минуту. У нас для тебя заказ.

— Я уже сказала Реймонду, теперь говорю тебе. Я отныне занимаюсь только антикварным бизнесом.

— Ответ неверный. Ты в деле, и в деле ты останешься. У тебя три цели. Угадай, кто?

Гретхен оставила жалюзи открытыми и сквозь стекло видела листья черных дубов, мерцающих на фоне темного неба в глухих раскатах грома, доносящихся с юга. По ту сторону канала лохматая собака, обмотавшая цепь вокруг железного шеста, тщетно пыталась добраться до конуры, с каждой попыткой лишь отдаляясь от нее. Собака вымокла насквозь и дрожала от страха. Гретхен прокашлялась и сказала в трубку:

— У тебя проблемы со слухом? Я вне игры. Не надо было мне вообще с вами связываться. Но я завязала. А это значит отвали.

— На этот раз сразу трое: Клет Персел, Дэйв Робишо и его дочь, Алафер. Если хочешь, можешь и жену Робишо пришить в качестве бонуса. Можешь сделать так, чтобы все выглядело как несчастный случай, а можешь просто всех покромсать на пятаки, дело твое. Но Персел, Робишо и его дочь должны умереть.

— Кто клиент?

— Ты знаешь, что это против правил, Гретхен.

— Не звони мне больше. И никого сюда не присылай. Если пришлешь, я закопаю их, а потом и тебя.

— Мы заехали к твоей мамаше в «Коконат Гроув». Хочешь с ней поговорить? Но будь терпелива. Она немного не в себе. Думаю, она еще не привыкла к китайскому героину. — Марко оторвал трубку ото рта: — Эй, Кэнди! Это твоя дочь. Она хочет получить твой совет по одному дельцу.

Гретхен слышала, как кто-то неуверенно взял трубку в руки, уронил ее и снова поднял.

— Алло, — сказал заторможенный женский голос.

— Мама?

— Это ты, милая? Я так беспокоилась. Тебе нравится в Новом Орлеане?

— Мама, послушай меня. Тебе нужно сбежать от этих парней. Не принимай от них больше дурь.

— Я уже восстанавливаюсь и колюсь всего два раза в день. Марко сказал, что тебе нужен совет.

— Мама, ответь на мой вопрос, но только «да» или «нет». Ты в Майами?

— Конечно, я в Майами. Я же здесь живу. Именно здесь ты купила мне дом.

— Но ты сейчас не дома. Ты где-то еще. Мне нужно знать, где ты, — сказала Гретхен, — но скажи мне об этом так, чтобы они не узнали. Ты сделаешь это, мама? Скажи мне, как долго ты ехала в машине, пока не оказалась там, где ты сейчас находишься.

Гретхен услышала, как кто-то берет трубку телефона.

— А вот это не самый умный шаг, — хихикнул Марко.

— Нет, это ты ведешь себя как тупица. Я не видела свою мать больше года. И ты думаешь, что я готова пришить троих человек ради кого-то, кого я больше никогда не хочу видеть?

— Хорошая попытка, крошка. Хочешь, я опишу тебе то, что происходит прямо сейчас? Твоя мамочка направляется в спальню с карликом, у которого с собой маленький черный чемоданчик. Он превратит голову твоей мамочки в пинбольный автомат и глазом не моргнет, так как он среди прочего еще и дегенерат. Ты не пугайся, мы за ним пока присматриваем. Но у клиента нет никаких моральных ограничений. Если ты не поможешь нам, твоя мамочка отправится прямиком в большую железную вафельницу. А может, ее переработают на фарш, начнут, например, с ног. А потом отправят тебе запись. Все еще хочешь назвать меня ублюдком? У тебя десять дней, сука.

Он положил трубку. Когда Гретхен закрыла свой мобильный, она почувствовала, как внутри нее все умерло, а лицо онемело, как будто бы ее ужалили сотни шмелей. Она отсутствующим взглядом смотрела в темноту сквозь открытые жалюзи. Псина по ту сторону канала уже не бегала вокруг шеста. И вдруг Гретхен поняла почему. Она сломала себе шею, пытаясь избавиться от цепи.

К восходу солнца дождь прекратился, и посветлевшее небо наполнилось белыми облаками. Мокрые деревья обливались каплями, падающими на тротуары и собирающимися в лужи у обочины. Я решил пойти на работу пешком, чтобы спокойно и более размеренно подумать об осаждающих меня проблемах. В 11:15 я увидел, как темно-бордовый кабриолет Клета Персела поднимается по подъездной дороге мимо городской библиотеки и грота матери Иисуса. Когда я вышел к нему, все стекла его машины были опущены и он улыбался мне из водительского кресла, его взгляд был ясен, лицо розовело и не несло напоминаний о прошлой ночи. На приборной панели лежала роза бледно-лилового цвета на длинном стебле.

— Не хочешь позавтракать в кафе «У Виктора»? — спросил он.

— Ты что, притащил мне розу?

— Нет, девчонка, с которой я провел прошлую ночь, подарила ее мне. Собственно, ее саму звали Роза.

Я сел на пассажирское сиденье и комфортно откинулся в глубоком кожаном кресле.

— Хорошо выглядишь, — заметили.

— Думаю, если я бы смог прожить без бухла хотя бы три дня, то бы вернулся в ряды представителей человеческой расы. Я разузнал кое-что о «Люгере», который отобрал у Фрэнки Джи. Он принадлежал парню из СС по имени Карл Энгельс. В 1943 году он был в Париже, затем исчез. — Клет выжидающе посмотрел на меня, но я хранил молчание. — И что ты на эту тему думаешь?