В пять утра следующего дня «кадди» Клета, покрытый капельками пота утренней росы, подъехал к моему дому. Я слышал шаги Персела по гравийной дорожке под навесом на задний двор. Пока я отключил сигнализацию и открыл заднюю дверь, он уже сидел на ступеньках. Дубы и заросли ореха-пекана были едва различимы в тумане, наступающем со стороны Байю-Тек. Клет рассказал мне обо всем, что произошло в Алджирсе.

— Ты отправился в квартиру Граймза после того, как грохнули Голайтли? — спросил я.

— Я ничего не трогал.

— И Граймз отдал концы с пушкой в руке?

— М-да, наверное, он впустил не того парня и не осознавал свою ошибку, пока не стало слишком поздно.

— Так зачем ты залез к нему в квартиру?

— Граймз пытал мою секретаршу. Почему было не навестить его?

— Ты не заявил в полицию о перестрелке?

— Я позвонил из телефона-автомата и сообщил, что слышал звуки выстрелов.

— И сделал это позже?

— Ну да.

— Что-то тут не клеится, Клет. У тебя же был ствол, когда ты прятался в проулке?

— Я же говорил.

— Но ты не попытался остановить стрелка?

— А ты что, готов словить пулю за Бикса Голайтли?

Клет всматривался в туман, его большие руки покоились на коленях, плоская шляпа была надвинута на глаза, а живот нависал над ремнем. Он взял на руки Снаггса и начал салфеткой чистить его лапы от грязи, измазав глиной свои слаксы и спортивную куртку.

— Что-то ты не договариваешь, — вымолвил я.

— Типа чего?

— Говоришь мне, что просто застыл на месте?

— Этого я не говорил. Я просто не стал вмешиваться в судьбу Голайтли, вот и все. Он родился негодяем и отдал концы как негодяй. Без него мир стал лучше.

— Клет, но это делает тебя свидетелем убийства.

— Чего ты от меня ждешь? Я рассказал тебе, что произошло. Тебе не понравилось то, что ты услышал, и ты переложил проблему обратно на меня. У тебя поесть что-нибудь есть?

— Думаю, найдется.

— Думаешь? — спросил он, отпуская Снаггса.

— Зайдем внутрь. Поджарю яйца с беконом.

Он снял шляпу и потер лоб так, словно хотел стереть с него морщины.

— Просто кофе, — сказал он. — Что-то не жарко здесь.

— Мышцу потянул или что?

— Нет, не это.

— Как я могу тебе помочь, если ты не договариваешь?

— Я думал, что этой осенью мы с тобой снова отправимся на рыбалку. Как в старые добрые времена, когда мы ловили зеленую форель к северу от залива Баратария. Новый Орлеан — это единственное место на Земле, где люди называют окуня зеленой форелью. Славно, правда?

— Кто этот стрелок, Клет?

В 7:45 утра я поехал в офис, а Клет отправился в коттедж, который он снимал в мотеле вниз по каналу. В 11 утра я позвонил Дэну Магелли из полицейского управления Нового Орлеана и спросил, есть ли у него что-нибудь насчет двойного убийства в Алджирсе.

— Откуда ты знаешь, что мы что-то накопали? — поинтересовался он.

— Слухи ходят, — ответил я.

— Завалили Бикса Голайтли и шпану по имени Вейлон Граймз. Пока что нет ни гильз, ни отпечатков. Похоже на заказное убийство. Аноним звонил с телефона-автомата и сообщил о перестрелке.

— А почему ты думаешь, что это заказуха?

— Ну, помимо того, что стрелок забрал свои гильзы, он, скорее всего, пользовался двадцать вторым или двадцать пятым калибром с глушителем. Профи любят небольшой калибр, потому что пуля рикошетит внутри черепной коробки. А тебе кто сказал о стрельбе, Дэйв?

— Так, шепнули на ухо.

— Кто именно?

— Да может, тот же самый парень, что звонил насчет стрельбы. Он сказал, что стрелок был одет в красную ветровку, бейсболку «Балтимор Ориолс» и джинсы, заправленные в замшевые сапоги. Он сказал, что Голайтли называл его Карузо.

— В кондоминиуме Голайтли мы уже побывали. Сосед говорит, что какой-то парень, очень напоминающий Клета Персела, ошивался около кондоминиума прошлой ночью. Парни, что вы там задумали?

— Да ничего особенного. Здесь, на Байю-Тек, жизнь ну очень уж скучна.

— А вот я думаю, что ты врешь.

— Ты хороший человек, но никогда больше не говори со мной в этом тоне, — ответил я.

— Ты скрываешь информацию об убийстве, — заметил он.

— Ты когда-нибудь слышал о наемнике по имени Карузо?

— Нет. А если я не слышал, то и никто здесь не слышал.

— Может, в городе новый игрок?

— Иногда, когда люди едва не лишаются жизни, они начинают думать, что не должны следовать тем правилам, которым подчиняемся все мы. Передай эти слова Перселу.

— Он лучший коп из всех, когда-либо служивших в полиции Нового Орлеана.

— Ага, был, пока не пришил федерального свидетеля и не свалил из страны вместо того, чтобы ответить за свой поступок.

Я повесил трубку. К полудню мои полставки закончились. Я отправился домой пешком под навесом из ветвей черных дубов, образующих арку над Ист-Мэйн. Золотое сияние солнца пробивалось сквозь листву, ветер гонял испанский мох, а осеннее небо Луизианы было столь тугим и идеально голубым, что напоминало выгнутую керамическую чашу. Молли была у себя в офисе у байю, где она работала в благотворительной организации, помогающей рыбакам и мелким фермерам восстановить свои дома и свой бизнес. Алафер занималась вычиткой макета своей первой новеллы, сидя за нашим столиком для пикников из красного дерева на заднем дворе, а Треножка и Снаггс сидели, как статуэтки-книгодержатели, по противоположным краям стола. Я приготовил сэндвичи с ветчиной и луком, кувшин чая со льдом и сел рядом с ней.

— Тебя Пьер Дюпре нашел? — спросила она.

— Он что, звонил?

— Нет, заходил минут тридцать назад.

— И что ему было нужно? — спросил я.

— Он не сказал. Кажется, он куда-то торопился.

— Дюпре принадлежит здание в Новом Орлеане, где раньше располагалась штаб-квартира Дидони Джиакано. В том здании был сейф, где находилась старая долговая расписка Клета по карточной игре. Клет Персел уплатил долг, но парочка недоумков наложила лапу на расписку и попыталась забрать у него офис и квартиру. Ты что-нибудь знаешь о Дюпре?

— Встречала его на паре вечеринок. Вроде приятный парень, — ответила Алафер. Она откусила сэндвич и старалась не смотреть мне в глаза.

— Продолжай, — сказал я.

— Как художник он пользуется большим коммерческим успехом. Я же думаю, что он скорее продавец, нежели художник, но в этом нет ничего плохого.

— Нет?

— Ему принадлежит рекламное агентство, Дэйв. Этим он зарабатывает себе на жизнь. Не всем же нам быть Винсентами ван Гогами.

— Скажи мне, когда ты впервые написала строчку лжи в своем романе?

Дочь невозмутимо сделала глоток чая со льдом, ветер ворошил страницы ее новеллы.

— Ответ в том, что ты не написала ни единой лживой строчки, — ответил я себе.

У нее была чистая кожа, скорее темная, чем светлая, иссиня-черные волосы, как у индейца, а черты лица и блеск глаз просто прекрасны. Мужчинам было трудно не смотреть в ее сторону, даже когда их сопровождали жены. Я с трудом мог поверить в то, что это та самая маленькая девочка из Эль-Сальвадора, которую я вытащил из затонувшего самолета, разбившегося у Юго-Восточного пролива.

— А вот и Пьер Дюпре собственной персоной, — сказала она.

Желтый, как канарейка, «Хаммер» с огромной хромированной решеткой радиатора подъехал к дому. Через затемненные окна я видел, как водитель говорит с кем-то по мобильному и играет с чем-то на приборной панели. Я вышел из-под навеса и подошел к окну со стороны водителя. У Пьера Дюпре были густые черные волосы, блестевшие, как воронье крыло. Ростом он был не ниже двух метров, и лицо его было бы красивым, если бы не размер зубов. Они были слишком крупны для его рта и в комбинации с его габаритами создавали впечатление, что, несмотря на костюмы, сшитые по специальному заказу, и хорошие манеры, его тело едва сдерживало скрытые физические аппетиты, энергию и порывы, о которых остальные могли только догадываться.